Анонимные грешники

— Наша горячая линия предназначена для совершенных грехов, а не для грехов, которые ты думаешь совершить.

Его голос сух, безразличен, но от его слов мои щеки немедленно вспыхивают.

— Я… я не понимаю?

— Понимаешь, — он делает шаг вперед, и я инстинктивно отступаю на шаг назад. Я оглядываюсь через его плечо в поисках каких-либо признаков Тора, но его нигде не видно.

Я прерывисто втягиваю воздух.

— Ты слушал мои…?

Он постукивает по наушнику в ухе.

— Я слушаю каждый грехе, который к нам поступает.

Вот же лебедь. Мы пристально смотрим друг на друга, намек висит в воздухе, как грозовая туча. Он знает. Габриэль Висконти знает мой самый глубокий, мрачный грех, и я совсем одна с ним в пустом ангаре.

Я должна умолять его никому не говорить, но, кажется, я не могу заставить себя волноваться. У меня нет на это сил. Вместо этого я провожу тыльной стороной ладони по мокрым щекам и пожимаю плечами.

— Хорошо.

На этот раз он пропускает меня, не останавливая, но затем его рука протягивается, хватает меня за запястье и разворачивает к себе.

Его глаза темные и опасные, пылающие, как солнце цвета морской волны.

— Если Анджело не вернется, я жду другого звонка.

У меня стучит в висках. Что? Насколько больным и извращенным может быть этот человек?

Позади меня Тор сигналит. Габ смотрит через мое плечо, на его лице появляется раздражение.

— И на этот раз, я надеюсь, твой грех не будет гипотетическим.

Бросив на меня затяжной взгляд, он проносится мимо меня и вылетает обратно под дождь. Я провожаю его взглядом, пока он не исчезает за углом дома. Святой ворон. К моему животу подкатывает тошнота, и на краткий миг я задаюсь вопросом, не был ли этот короткий обмен репликами лихорадочным сном.

Тор снова сигналит, на этот раз дольше. Бросив ещё один взгляд на пустой ангар, я проглатываю ком в горле и выбегаю под дождь.

Глава тридцать первая

Вечер пятницы. Двумя этажами ниже, подвал гудит от хорошего времяпрепровождения. Но здесь, наверху, в гостевой каюте, царит тишина. Смертельно опасная.

Я обхватываю руками кружку с горячим какао и втискиваюсь на подоконник. Дождь барабанит по стеклу, а по другую сторону от него размытым пятном мелькают желтые фары — это гости, которых я никогда не встречала, прибывают на мой девичник.

Эта ночь была тщательно спланирована на моей пятилетней доске визуализации, которую я составила, когда мне было восемнадцать, и которая ещё не была испорчена. Я вырезала великолепное красное атласное платье со страниц Vogue, наклеила полароидные снимки всех своих друзей, которых пригласила. Но в том-то и дело, что планы меняются.

Я прижимаюсь лбом к окну, когда на подъездную дорожку въезжает ещё одна машина. Я сразу же узнаю невыносимо громкий голос, вырывающийся из него: Альберто. Но я слышу, что он не один. Рукавом халата я вытираю конденсат и, прищурившись, смотрю на подъездную дорожку. Он выходит из машины, две женщины примерно моего возраста по обе стороны держат его под руки. Я провожу языком по зубам. Его мальчишник был в стрип-клубе в Бухте Дьявола, и, без сомнения, он подобрал несколько сотрудниц, чтобы привести их на афтепати. Которая также является девичником его невесты. Мне наплевать на то, что он лапает других девушек, лучше их, чем меня, но меня раздражает это вопиющее неуважение.

Горький смешок срывается с моих губ, и я делаю ещё один глоток тепловатого какао.

Да, планы меняются, потому что жизнь постоянно подкидывает вам неприятности. Вот почему у меня их было несколько. Первый был прост: выйти замуж за Альберто, чтобы помешать ему снести Заповедник, тем самым вынуждая моего страдающего деменцией отца жить в мире, который он больше не узнает. Все изменилось, когда я узнала, что Альберто даже не владеет этой проклятой землей, но все равно планировал связать меня с собой.

Второй план — положиться на Анджело. Он был наивным и глупым. Тот, который подпитывается похотью и адреналином, построен на ложных обещаниях и трепещущем сердцебиении. Единственный план, на который, как я знаю, я могу положиться — тот, в котором участвую только я сама. Вот почему я возвращаюсь к одному из своих первоначальных планов. К тому, который я состряпала на самом краю утеса в Дьявольской Яме.

Это будет величайший грех. Крутой шаг вперёд по сравнению с плеванием в жидкость для полоскания рта и царапаньем автомобильных дверей ключом, и, возможно, когда я впервые подумала об этом там, на утесе, это было не более чем больной фантазией. Но сейчас я другая. Я ожесточена предательством и унижением, и я готова.

Я ставлю кружку на комод, пересекаю комнату и дважды запираю дверь. Затем я сбрасываю халат и проскальзываю под простыни. Вечеринка бушует подо мной, но в моем сознании все тихо. Я обрела покой, зная, что, когда я упаду, мне не нужно, чтобы Анджело ловил меня.

Я нырну прямо в темную бездну, и она примет меня с распростертыми объятиями.

Глава тридцать вторая

— Проснись и пой, невеста!

Я приоткрываю веки при звуке жизнерадостного голоса Амелии. Она стоит в изножье кровати с бокалом шампанского в руке и улыбкой на лице.

— Наконец-то настал твой знаменательный день!

Во имя святого фламинго. Я хочу перевернуться на другой бок и зарыться головой в подушки, но, к сожалению, это не входит в повестку дня на сегодня. Вместо этого я стискиваю зубы и скатываюсь с кровати, меня уже охватывает жгучая ярость. Проходя мимо Амелии, направляясь в ванную, я выхватываю бокал у нее из рук и выпиваю его залпом. Сегодня мне понадобится жидкая храбрость.

Ее шаги скрипят по половицам, поэтому я быстро запираю за собой дверь ванной.

— Эй, где ты была прошлой ночью? — кричит она в замочную скважину. — Ты исчезла где-то в девять вечера.

Вместо того, чтобы придумать дурацкое оправдание, я вхожу в душ и позволяю горячей воде обжечь мое тело. Я поворачиваю регулятор ещё на несколько градусов и прищуриваюсь, стараясь не морщиться, когда вода обжигает мою кожу.

Интересно, в аду будет так же?

К тому времени, как я вытираюсь и надеваю свежую шелковую пижаму, я вполне ожидаю, что Амелия поняла намек и ушла. Увы, она этого не сделала. Она все ещё топчется у двери, только теперь улыбка застыла на ее лице.

— Мы должны быть в Visconti Grand в двенадцать.

Я молчу.

— Аврора…

Она тянется к моему запястью, когда я прохожу мимо нее, но я быстро убираю его из ее досягаемости. Это резкое движение, заставляет ее вздрогнуть.

— Оставь меня в покое, — рявкаю я. — Ты скажешь мне, что делать, и я это сделаю. Но я не собираюсь притворяться, что это самый счастливый день в моей жизни, поэтому я бы предпочла, чтобы ты прекратила нести чушь и тоже перестала притворяться, что это так.