Анти-Ахматова

Впрочем, ей хватило и невоспоминаний.

Еще дома Бродский показал рисунок Ахматовой, сделанный Модильяни, один из десяти недавно найденных, которые она считала пропавшими. «Возможно, — сказал он, — ей так хотелось думать, поскольку на них она изображена обнаженной». Мне же кажется, она ничуть бы не возражала против этой находки, наоборот, была бы ей рада: близость с Модильяни Ахматова и не скрывала, гордилась ею, а кроме того, она на этих рисунках так хороша, что вряд ли они могли ее смутить. Бродский, как всегда, выгораживает ее. А эпизод — к разговору о замужней даме и нравах матери Блока.

А. КУШНЕР. Здесь, на земле… Стр. 189

С Модильяни, как мы помним, Анна Андреевна познакомилась во время своего медового месяца.

В то время, когда мать Блока писала приятельнице, что вот есть пикантная дама, вполне декадентски настроенная, заинтересованная в ее знаменитом сыне — у Анны Андреевны была женская проблема в том, что ее любовник Артур Лурье бросил ее, чтобы жениться на другой.

Из-за плеча твоей невесты глянут

Мои полузакрытые глаза.

«В каком году вы отошли «физически» от Николая Степановича?» А.А. ответила, что близки они ведь были очень недолго. «До 14 года — вот так приблизительно. До Тани Адамович».

Запись Лукницкого.

ЛЕТОПИСЬ ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВА. Т. 1. Стр. 67

То есть одновременно были и Недоброво с Лурье у Анны Ахматовой, и Высотская с Таней Адамович у Николая Гумилева, только Блоку места не нашлось. Даже выговорила его матери. Как, мол, можно, она же замужняя женщина…

Скоро после рождения Лены мы с Н. С. Гумилевым молча дали друг другу полную свободу и перестали интересоваться интимной стороной жизни друг друга.

Анна АХМАТОВА. Т. 5. Стр. 118–119.

1912 год.

«Все мы бражники здесь, блудницы»…

Мой дружок: опыт жизни научит вас отличать подлинное от литературных самолюбий — и от женских самолюбий: Анна Андреевна не простила Блоку того, что он не стал одним из пажей в ее свите; не простила ему также записи: «По телефону меня истерзала А. А. Ахматова».

Ирина Грэм — Михаилу Кралину.

Михаил KPAЛИН. Артур и Анна. Стр. 29

Был у Ахматовой. Она показывала мне карточки Блока и одно письмо от него, очень помятое, даже исцарапано булавкой. Письмо — о поэме «У самого моря».

К. И. ЧУКОВСКИЙ. Дневник. 1901–1929. Стр. 246

Блок.

Об Ахматовой: «Ее стихи никогда не трогали меня. В ее «Подорожнике» мне понравилось только одно стихотворение». Об остальных он отзывался презрительно:

Твои нечисты ночи.

Это, должно быть, опечатка. Должно быть, она хотела сказать:

Твои нечисты ноги…

«Ахматову я знаю мало. Она зашла ко мне как-то в воскресенье (см. об этом ее стихи), потому что гуляла в этих местах, потому что на ней была интересная шаль, та, в которой она позировала Альтману».

К. И. ЧУКОВСКИЙ. Дневник. 1901–1929. Стр. 146

Wallis, by accident or design, caught a glimpse of him one murky afternoon as he left York House, St James Palace, in the polished black royal Daimler to go to Buckingham Palace to attend his sick parent. She claims she was on her way to pick up her husband in the City when she beheld this sight; in fact Ernst was always brought home by chauffeur, and the Palace was not on the direct route from Upper Berkeley Street. It is probable, therefore, that like so many fans she was simply waiting to catch a glimpse of the Prince.

Charles Higham. Wallis. P. 97

Уоллис, запланированно или случайно, одним пасмурным вечером сумела увидеть мельком принца Уэльского, когда он на черном лакированном королевском «Даймлере» отъезжал от дворца Сент-Джеймс в Букингемский дворец навестить своего заболевшего отца. Она утверждала, что увидела его, когда ехала забрать с работы в Сити своего мужа. Но на самом деле Эрнста всегда привозил домой шофер, а Дворец не был по дороге от дома на Верхней Беркли-стрит. Таким образом, скорее всего, она, как великое множество фанатов, просто специально поджидала момент, чтобы мельком увидеть принца.

Это та самая Уоллис Симпсон, ради которой принц Уэльский, ставший к тому времени Эдуардом VIII, отречется от трона. Ахматовой, технологиями владевшей не хуже и времени так же не жалевшей, повезет меньше.

А где же проживал Блок, чтобы к нему можно было запросто, гуляя, забрести?

Это старый, сформировавшийся еще к концу прошлого века, район, но петербуржцы, живущие вне Коломны, бывают здесь не чаще, чем в Москве или в Хельсинки.

РЕАЛЬНЫЙ ПЕТЕРБУРГ. Стр. 64

Прийти домой к мужчине, в особой шали — довольно смело. Особенно для «замужней женщины и матери двухлетнего сына».

«И вот там много говорили о вас, о Блоке, о ваших отношениях с Блоком». И вдруг Анна Андреевна как бы вспылила: «Что такое? Какие отношения? Никаких отношений не было!» И даже сказала фразу, которая запомнилась очень, я ручаюсь за точность: «Как это могло быть? Мы просто очень уважали друг друга. У него была красная шея, как у римского легионера».

Так можно сказать, когда совсем нечего сказать. Здесь даже не подходит новое пальто, потому что там бабушка просто не увидела, Ахматовой не было возможности смотреть.

За эти слова я ручаюсь. Что, в общем — не могло быть никаких романтических отношений и не было.

А. Ф. и Г. Л. КОЗЛОВСКИЕ в записи Дувакина. Стр. 211

Почему это не могло быть? Из-за красной шеи? Это не повод отменять романтические отношения. Даже наоборот. И что-то не слышно было, чтобы внешность Блока отталкивала дам. Такие сведения есть как раз о Николае Гумилеве. Например, у Берберовой. И с чего бы у него была красная шея? Как у Алексея Толстого, от обжорства? — у умершего от голода Блока?

Корней Иванович как-то говорил: «Никогда не забуду: шел по какому-то ленинградскому проспекту Блок и нес на ладошке кусочек творогу. И он его нес как причастие, с каким-то просветленным лицом от голода». Но это a propos.

А.Ф. и Г. Л. КОЗЛОВСКИЕ в записи Дувакина. Стр. 211

Еще — о Блоке. Когда Анна Андреевна прочитала записные книжки Блока и увидела, что не оставила в них следа — это уязвило ее. Не раз я слышала ее высказывания в таком духе: «Как известно из записных книжек Блока, я не занимала места в его жизни…»