Антология советского детектива-41. Компиляция. Книги 1-20

– Добрый день, тетя. Вам срочный телефонный вызов из Сухуми.

– Из Сухуми?!
– воскликнула Галина Ивановна, и её печальное, заплаканное лицо засияло от радости.
– Таня!... Выздоровела! Бегу, сынок, бегу, одна нога-там, другая-здесь.

Кое-как оделась, всунула босые ноги в резиновые сапоги и понеслась на почту. Зря торопилась. Долго пришлось ждать звонка из Сухуми. Снова запечалилась, затосковала мать. Наконец телефонистка сказала ей: "Говорите, Сухуми на линии!"

Схватила трубку двумя руками, побледнела, покраснела и, не помня себя, не видя никого, ничего не слыша, закричала:

– Здравствуй, доченька! Хорошо, что позвонила! Я вся извелась после твоего письма! С выздоровлением! Что?... Это не ты? А кто, кто говорит? Вот тебе раз!... Какая подруга?... Дуня? А где же Таня? Что с ней? Почему не пришла?

Губы матери леденели. Она не могла выговорить ни слова. Молчала. С ужасом слушала. С ужасом вопрошала:

– Срочно вылетать в Сухуми?... Зачем?... Что случилось? Тане плохо? Очень даже плохо?... Алло! Сухуми! Алло! Где же ты, Дуня? Скажи еще хоть слово!... Ну?...

Уронила трубку. Прислонилась к стене ни жива ни мертва.

– Вот тебе и грипп! Да что же это?... Да как же?... Ах, доченька! Тебе плохо, а я за тыщу верст от тебя! Что же делать?

Галина Ивановна на минутку заглянула домой, переоделась, взяла деньги, паспорт, сказала домашним, что уезжает к Тане, и побежала на автобусную остановку. На её беду, машина где-то застряла на размытой дороге, и когда придет, неизвестно. Надо было что-то придумать. Вспомнила одного доброго старого человека, Егорыча, и его лошадку. Бросилась к нему. Не отказал. Быстро запряг и поехал. Увы, не довёз куда надо.

Осенняя просёлочная дорога была в колеях и рытвинах, полных воды. Грязь по колена. Падали крупные хлопья снега. Лошадь, окутанная паром, усталая до изнеможения, из последних сил тянула в гору телегу. На охапке сена, в черном пальто, накрытая пуховым платком, полузасыпанная снегом, сидела Галина Ивановна. Робко, умоляющим голосом попросила возницу:

– Егорыч, нельзя ли...

– Понимаю, милая, всё понимаю! Я бы сам, будь помоложе годков на сорок, впрягся в телегу, как конёк-горбунок, и помчал тебя в тёплые края. Эх, укатали сивку крутые горки. Давай, милая, давай, родненькая!... Всё, не идёт. Вконец выдохлась.

Телега остановилась на крутом разъезженном скате горы. Мать соскочила на землю.

– Куда же ты, милая? В такую-то непогодушку!...

Что ей непогода! В бурное море кинулась бы. В огонь... В самую гущу волчьей стаи.

Егорыч долго стоял на лысом бугре под ветром и дождём и тяжко вздыхал, смотрел вслед удаляющейся землячке. Закурил, помахал на прощанье рукой и сказал:

– Давай, милая, топай! Пробивайся через все преграды. Такая твоя материнская доля.

Галина Ивановна шла по просёлочной осенней дороге. Месила грязь. Перепрыгивала через канавы. Обходила рытвины, полные мутной воды. Спотыкалась. Падала. Всё было. Сапоги, облепленные комьями глины, стали свинцово-тяжелыми. Пропитанная влагой одежда давила к земле. Силы были на исходе. Но Галина Ивановна не останавливалась. Шла и шла. По воде. Сквозь дождь. Сквозь ледяную крупу. Сквозь густые хлопья мокрого снега. Через угрюмый черный лес. По мосту, высоко вознесённому над рекой, по которой плыли молодые льдины. Километр за километром оставались позади. Вышла на берег реки, на дорогу, покрытую булыжником. Мелькали столбы.

Её догнал грузовик-фургон. Остановился. С колёс скатывалась вода. Раскаленный глушитель окутан паром. Из кабины высунул голову чубатый, хмельной от молодости, жаждущий развлечений шофёр.

– Красавица, нам, случаем, не по дороге?

Мать смотрела на него широко раскрытыми, полными смертной тоски и тревоги глазами и молчала. Падал снег. Гудел мотор.

– Извиняюсь, мамаша. Садитесь!

Бросилась в кабину. Молча уселась. Шофер беспокойно, с сочувствием приглядывался к ней. Проехав километра три или четыре, набрался храбрости и спросил:

– У вас беда, мамаша?

– Дочь заболела, Таня. Очень плохо ей.

– Значит, в районную больницу вас надо подбросить?

– Нет.

– Куда же?

– Таня далеко отсюда. В Сухуми. Не знаю, как туда добираться.

Шофёр свистнул.

– Извините, мамаша, что мне не по дороге. До райцентра подкину, а оттуда вам придется на попутных добираться до Ижевска, если самолетом полетите. Или до Глазова - если по железной дороге. Советую ехать поездом. В такую погоду на аэрофлотские крылья нельзя рассчитывать... Чем же заболела ваша дочь? Не холеру, случаем, подцепила на юге?

– Что вы! Обыкновенный грипп. Какое-то осложнение.

– Грипп?... Ну-ну, бывает, бывает!
– И шофёр надолго умолк, раскуривая "Беломор".

Грузовик проскочил несколько деревень, миновал лес и остановился у перекрестка, перед резным крылечком придорожного кафе. Несколько грузовых машин стояло на обочинах дороги, слева и справа. Шофёр распахнул дверцу своего фургона. Спрыгнул на землю и уже оттуда, обращаясь к Галине Ивановне, сказал:

– Вот мы и в райцентре. Отсюда до Глазова рукой подать, каких-нибудь километров сорок с гаком. Подождите, мамаша, я сейчас вам устрою поездку на перекладных.

Убежал. Ворвался в кафе. Его шумно приветствовали водители, сидящие за столиками.

– А, Вася! Здорово!

– Откуда? Куда?

– Давно не виделись! Садись!

– Ша, братва! Некогда! Кто идёт в Глазов?

– Ну я, - неохотно откликнулся краснолицый, толстогубый, лохматоголовый парень.
– А что, есть попутчик?

– Надо подвезти одну женщину.

– Молодую? Симпатичную? Разговорчивую?

Вася снял с головы шапку, сунул её в лицо лохматому парню:

– Ну, ты, заткнись! У неё несчастье.

– Несчастных не возим, Васёк. Своего несчастья хватает. Так и передай.

– Эх ты, мурло!

– Ну-ну, потише на поворотах! От такого слышу.

– Ребята, кто на Глазов?... Я спрашиваю, кто идёт на Глазов?

Молчали водители. Вася нахлобучил шапку, вышел на улицу.

Мать сидела в кабине грузовика-фургона в той же скорбной позе, в какой оставил её Вася, безучастная ко всему на свете. Уныло смотрела на белую дорогу и ничегошеньки не видела. Чуть-чуть оживилась, когда шофёр открыл дверцу.

– Вы не замёрзли?

Она отрицательно покачала головой.

– Может быть, желаете закусить, чайку попить?

– Мне надо в Глазов, сынок. На поезд.

– Нет попытных машин. Придётся подождать.

– А ты не можешь подвезти? Я заплачу. Как за такси.

– Что вы, мамаша! Я бы вас бесплатно доставил, но не имею права. Путёвка не туда, не в Глазов, выписана. Автоинспектор водительское удостоверение отберёт за самовольное изменение маршрута. Калымство припишет. Так что извините. Водительские права - это мой хлеб насущный. Я им кормлюсь. Мать кормится, сестрёнки, дед. Не имею права голодными их оставить.