Антон и Зяблик
Шрифт:
– Это какой зуб? Мамонтовый, что ли?
– Эк, вспомнил байку!
– засмеялись в избе.
– Байку? А он с того зуба и вверх полез…
Странный пошел в избе разговор - о каком-то зубе, от которого, дескать, получилось Прямкову в жизни везение. Дед Кондрат ссылался даже на библию, доказывая священное происхождение мамонта, зуб которого найден был Прямковым, и от зуба того и была ему счастливая судьба. А вот Василию не потрафило, и он, при всех своих талантах, далеко не пошел. Столько горечи, темной зависти к чужой удаче в туманных и путаных словах старика, что его уже никто не слушает.
–
Старик, сбитый с толку собственными рассуждениями, нахохлился и присмирел и в течение всей дальнейшей беседы молчал и курил, напоминая о себе только длиннейшим кашлем, словно бы запевал какой-то псалом.
А в избе еще долго толковали о разных деревенских делах, обо всем, что подвернется на язык в долгие и неторопливые зимние вечера, когда дома все дела сделаны, а спать еще не время.
– Пора и честь знать, - спохватилась одна из женщин.
– Всего не переговоришь, а языкам тоже отдых требуется…
– Погуляйте еще, погуляйте, - удерживала Наталья.
– Да нет уж, детей надо укладывать.
– А чего их укладывать? Поедят и сами уснут.
– Твой-то уж спит, гляди.
Егорка действительно спал, свесив руку с полатей. На полу лежала раскрытая книжка. Пока гости прощались, довольные посиделками, Наталья раздела Егорку, подхватила и отнесла на постель, уложив его рядом с отцом.
– А вы, папа, на печку полезете или стелить?
Кондрат потрогал печку, снял протез, стянул его, как сапог. Наталья, зевая, прикрутила огонек в лампе, подмела веником пол и разделась.
… А Егорка в это время гнал по деревне мамонта - огромного, косматого, с маленькими, злыми, как у деда, глазками, с бивнями, как сабли. Бабы закрывали окна, загоняли ребят по домам, собаки бешено облаивали его из-за плетней. Деревня замерла и ждала беды… Мамонт бивнями выдернул плетень, поднял передние ноги, сбил хоботом снег с деревьев, вырыл телеграфный столб. Какие бы, однако, фортеля ни выделывал он, на горбатой спине его, как цепкий репей, сидел скорчившийся Егорка, хлестал его хворостиной по загривку, гнал по деревне, пугая взрослых и ребят. Мамонт мчал по деревне, все шибче бежал, перепрыгивая через ровки и кустарники, бугорки и ручьи. И нежданно в трясину попал. С трудом он выдирал ноги и медленно погружался в нее. Егорка хлестал его хворостиной, пинал ногами, но тот лишь пьяно мотал головой, смутно смотрел перед собой. И вдруг медленно завалился набок.
«Натрескался!» - ругался Егорка, но тот лишь храпел, дергая хоботом, храпел громоподобно и неистово, словно старый, испорченный граммофон.
Егорка проснулся. Он снял с себя тяжелую руку отца, толкнул его в голову, чтобы перестал храпеть, и долго лежал с открытыми глазами, припоминая странный свой сон. И вдруг похолодел от догадки: а ведь так оно и было на самом деле, только не сейчас, а давным-давно, много тысяч лет назад! И на том торфянике, где мамонт утонул в его, Егоркином, сне, и находится Мамонтова могила. И там еще, наверно, кости остались от него…
Утром, до школы, Егорка зашел за Павликом и вместе пошли они туда, где еще с осени копали фундамент под электростанцию.
Павлик ни о чем не спрашивал, но понимал: Егорка зря не поведет его.На торфянике пустынно. В морозном сумраке расплывались бульдозеры и тягачи со стрелами, похожие на скелеты древних чудовищ. Егорка оглядел машины, наполовину открытый котлован, отошел на несколько шагов, долго, наморщив лоб, смотрел в землю.
– Вот тут!
– Что тут?
– Мамонт подох… Отец тебе ничего не говорил?
– Нет.
– Ясное дело, никому не скажет… Мамонт здесь. О нем даже в библии сказано. Кто от него зуб найдет или кость, тому великое везение бывает…
– Это какое?
– Как чего задумаешь, то и бывает: захотел - и на агронома выучился. А еще захотел - и машину купил. А еще люди слушаются тебя и уважают…
– Это как у папки моего?
– догадался Павлик.
– Ага. Зуб он нашел вот на этом самом месте. Левее чуток. А до других костей не дошел.
– А ты откуда знаешь?
– Мне видение было. После школы придем, искать будем.
– Ладно, - согласился Павлик.
После школы ребята снова пошли на торфяник. Сейчас здесь было много народу. Ревели машины. Рабочие сгружали кирпич с грузовика. Над стройкой летали вороны и галки, кричали, но крика их не было слышно. Ребята прыгали с отвала на отвал, крошили комки в зябнущих руках.
– Эй, чего там ищете?
– кричали рабочие.
Ребята словно бы оглохли - молча отбегали, чтобы искать в другом месте.
– Всё!
– сказал Егорка.
– Проворонили!
– Он подозрительно оглядел рабочих.
– Ясное дело - нашли и спрятали. Что же они, дураки, что ли?
– Это кто же?
– Эх, до чего бестолковый ты! Ничего от мамонта не осталось - всё давно уже раскопали и растащили по косточкам. И нам не осталось. Выло бы мне видение раньше…
Павлик распахнул пальто и, оглянувшись, показал на кость, засунутую за пояс. Показал и рассмеялся:
– А это что?
И отдал Егорке кость. Егорка бережно засунул находку за пазуху.
– Молодец!
– похвалил он его.
– А теперь тикаем!
Дома матери и деда не было, отец еще спал. Егорка уселся на кровать и толкнул его. Отец зашевелился и внезапно, одним движением поднялся, опустил ноги на пол и стал чесать грудь. Он зашлепал к ведру, зачерпнул ковш воды и долго пил, проливая воду на рубаху.
– Крепко я вчерась, - сказал он и горько поморщился.
Он провел рукой по лбу, яростно потер щеки и судорожно вздохнул. Рот у него по-бабьи разъехался, задергались воспаленные веки. У Егорки защемило сердце от жалости, но, зная, что сейчас начнутся плач и покаянные речи, сурово свел брови и вытащил из-за пазухи кость.
– Пап, а пап, а мы кость от мамонта нашли. Во, гляди, какая…
Отец взял кость, сковырнул с нее кусочек земли и подошел к окну, чтобы рассмотреть при свете.
– Вроде бараний мосол.. .
Он зевнул, бросил кость под стол и потянулся за кисетом. Приступ покаянного настроения прошел. Он выкурил в полном молчании цигарку, выпил еще ковш воды и начал одеваться.
Ребята всё стояли, чего-то ожидая от него, но он махнул рукой - идите, мол, нечего! Тогда Егорка поднял кость и вышел на крыльцо.