Апогей

— На самом деле я… ну… отвесила тебе пощечину.

— Думаю, ты много раз о подобном мечтала.

Грех скрывать, да, мечтала. Еще как. Потому что Аман тоже грешен, он даже больше меня заслуживает наказание.

Прикусываю губу, не пуская порочную улыбку. Думаю, у меня еще будет для этого время.

— Мы… ну, мы боролись… — Точнее я колотила его в том сне из последних сил, пытаясь вырваться из крепких рук. — Ты был очень… настойчивым.

— Ты боялась?

— Да, но… — Все выглядело так, словно я только этого и добивалась. Словно хотела быть покоренной им. А в этом я ему никогда не признаюсь.

— Но?

— Но я хорошенько тебя отделала, так что боятся было чего.

— Отделала? — Повторяет он снова, непонятно усмехаясь. — Могу себе представить. Дальше?

Ох, я думала, до «дальше» дело все-таки не дойдет. Мнусь, прежде чем едва слышно затараторить:

— Я оказалась на полу, вжалась щекой в ковер. А ты… ну… был позади, сверху… очень тяжелый… п-прижал и сказал, что я своего добилась, а потом… — Я внезапно замолкаю, чувствуя, как чужое дыхание скользнуло по моим бедрам. Мужские руки сняли с меня туфли, после чего двинулись вверх, сжимая колени. — Что… что ты… Ах!

* * *

Натянув простыню до глаз, бросаю на мужчину стыдливые взгляды. А я ведь думала, что после моей эротической исповеди, мне уже нечего будет стыдиться. Но то что он делал со мной последние три часа… Это не было обычным сексом. Я даже не знала о том, что такое возможно, хотя в этом нет ничего удивительного: мое воспитание не позволяло интересоваться этим разделом взрослой жизни. И все-таки, раньше мне казалось, что я неплохо просвещена в этом плане: спасибо книгам и фильмам.

Полный. Провал.

Я теперь не смогу смотреть на него как прежде. Показывать свою напускную враждебность, игнорировать, хамить. Аман понимал это, потому и выглядел теперь таким довольным. Кроме прочего.

Глава сидит напротив меня в кресле, смотрит молча и не мигая, словно любуясь редкой картиной работы гениального мастера. Его руки скрещены на обнаженной мускулистой груди, и вообще, в одних лишь помятых брюках, он выглядит как демон похоти. И я одержима от слова «безнадежно».

— Ванна? — Предлагает он хрипло, после того как в молчании прошло лет сто.

Я качнула головой. У меня не осталось на это сил. И ты прекрасно это знаешь.

— Еда?

Снова мимо, мой господин. Я более чем просто сыта. Пусть даже речь идет и не о плотном обеде.

Аман молчит еще какое-то время, прежде чем решается спросить:

— Больно?

Да и это нормально, если учесть, через что я только что прошла.

Но он ждет ответа, и когда я решаюсь заговорить, меня едва слышно.

— Я в порядке.

Ну или почти. Я все еще чувствую жар и настойчивость его прикосновений, мое тело покрыто следами от его поцелуев и крепких рук, царапинами от клыков, а на простынях алеют кровавые пятна. Отличный набор сувениров от сделавшей ручкой девственности.

— Надеюсь, ты честна со мной.

Кидаю на него новый взгляд, пытаясь понять, серьезен ли он. Абсолютно.

— А если нет?

Намек на очередное наказание заставляет мое тело наполниться сладким ожиданием. Я сейчас не способна даже говорить нормально, но точно не буду против, если Аман повторит то, что делал со мной неоднократно своим ртом. О, этот прекрасный рот…

Мужчина тихо смеется, качая головой. И именно в этот самый момент я осознаю, что счастлива. Сумасшедшее наслаждение, испытываемое мной не так давно, было просто животным экстазом, эйфорией. А счастье пришло сейчас, когда я увидела его улыбку. Глава выглядит таким… свободным и удовлетворенный.

— Думаю, с тебя хватит на сегодня.

Кажется, мой муж рад, что бросил свои дела и приехал ко мне, чтобы утешить, а заодно закрепить наш брачный союз. День прошел не зря, и не только у него.

— Ты теперь уедешь? — Уточняю я, а сердце тоскливо сжимается, когда я думаю о расставании. На этот раз переносить неизбежные многочисленные разлуки будет тяжелее прежнего.

— Не думаю, что смогу покинуть свою жену в ближайшие месяцы.

Отличная новость! Аман в моем распоряжении на несколько месяцев, это заставляет все внутри меня ликующе запеть.

— Месяцы? — Фыркаю я наигранно. — Всего-то?

— А ты, оказывается, ненасытна, моя госпожа. — Его глаза хищно прищуриваются, когда он обводит мою фигуру, укутанную в простыни, долгим, плотоядным взглядом. — Мне это нравится.

Такая же, как и ты, мой господин.

— А мне еще больше. — Тихо озвучиваю я свои мысли. — Ты лучший психотерапевт всех времен и народов.

— Рад это слышать. — Он вновь улыбается, едва заметно и загадочно, поглаживая большим пальцем свои губы. — Хоть в чем-то я лучший.

Да брось, неужели ты ждешь дифирамбов? Напрасно, люди еще не придумали тех слов, которые смогли бы объяснить, каково это — быть твоей женщиной.

И не прикасайся к своим губам! Не могу смотреть на них и не вспоминать, что они делали со мной не так давно. Это было просто немыслимо: рассказывать о том, каким жестоким он был в моем сне, а в реальности млеть под его нежными, доводящими до исступления прикосновениями. Убийственный контраст.

— Знаешь, у меня еще полно того, что я могу тебе рассказать. — Как бы невзначай упоминаю я, продолжая прятаться за простыней. — Так что, если ты захочешь сыграть в «тысячу и одну ночь»…

— Тысячу и одну. Звучит интересно, моя госпожа. — Протянул задумчиво Аман. — А я боялся, что ты сбежишь от меня с криками после первой.

Да ты должно быть шутишь. И часто женщины сбегали от тебя с криками?

Ох, нет, не хочу думать о его «легионе».

— И все же мне нужно пока придумать, что сказать maman по поводу твоего отсутствия на ужине.

Ужин? Совершенно забыла о нем, maman и времени.

Кидаю быстрый взгляд на настенные часы. До вечерней семейной трапезы еще полно времени, но Аман явно намекает на мой внешний вид и крайнюю степень усталости. К тому же, я не думаю, что смогу теперь сидеть в обществе этих исключительно приличных, культурных леди и джентльменов, не чувствуя себя при этом развратной прелюбодейкой. Что-то мне подсказывало, что мои стоны слышала вся Италия, что уж говорить про здешних жильцов.

— Что я упала в ванной? — Предлагаю я, зная, что в это с легкостью поверят. Вестибулярный аппарат меня подводил частенько.

— Подбиваешь меня на ложь, Ева?

— А ты хочешь сказать им правду, Адам?

Не думаю, что наш безудержный секс — лучшая новость для обсуждения в кругу семьи.

— Мне не обязательно ее говорить, она очевидна и так. — И это заставляет его так порочно улыбаться. — На мне твой запах.

Его шокирующие, обольстительные слова заставляют меня сползти и укутаться в простынь с головой. Боже, мой запах. Аман произнес это так, словно давно мечтал заполучить его на своей коже. Оставить свой на моей.