Апокалипсис отменяется (сборник)

— Александр… Вам двадцать один год…

— И что с того?

На лицо клерка набежала серая тень, он дернул ящик стола и достал пачку сигарет. Вынул одну, повертел в руках и переломил.

— Вам двадцать один, — выдохнул Микасов и швырнул испорченную сигарету в мусорную корзину. — Вы жизни не видели.

— Жизни? А откуда, позвольте спросить, знаете? Что вы вообще знаете?

Сашка откинулся назад, разжать кулаки стоило огромных усилий, но парень справился. Клерк не должен видеть напряжения — и так думает невесть что. Голос Сашки зазвучал спокойно, взвешенно:

— Жизнь — штука сложная, в этом не сомневаюсь. Но мир, в котором мы живем, — прост, даже примитивен. Только не говорите, что мне рано об этом рассуждать. Я прожил достаточно и видел достаточно. А выводы делать умею, уж поверьте.

Мне двадцать один год. Я закончил школу с золотой медалью, в институт поступил сам… Учился. Со второго курса пошел работать. Я специалист высокого уровня, не верите — посмотрите досье. Но России больше не нужны спецы, стране требуются дворники и сантехники, ну и клерки, особенно клерки. Конечно, куда же без них!

Микасов вновь потянулся к сигаретам, но едва пальцы коснулись пачки — отдернул руку. Спросил хмуро:

— Вы не востребованы, в этом все дело? Ну так… Не печальтесь, Александр. Времена меняются. Будущее, в котором понадобятся ваши таланты, не за горами. Все будет. Все будет хорошо.

Сашка отозвался равнодушно:

— Вот. И вы туда же. Будущее… Такое близкое и такое оптимистичное… Ах, ах!

— Да, — отчеканил Микасов, — и чтобы оказаться в будущем, вовсе не обязательно прибегать к крионике. Вы талантливы, Александр. Вы должны действовать здесь и сейчас. Вы из тех, кто может построить…

— Ха!

— Ничего смешного.

— Ошибаетесь. Думаете, мое желание — попытка сбежать? Вовсе нет. Просто пока вы и вам подобные мечтали о светлом будущем, я довольно хорошо изучил настоящее.

Сашка не выдержал — вскочил. Он несколько раз прошелся по кабинету, выпалил:

— Крионика — величайшее достижение, но вы избрали неверную стратегию. Какой толк от того, что вы замораживаете старушек на последнем издыхании? Ну настанет время победы над их болезнями, ну разморозите и вылечите, и что дальше? Какая от них польза? Что делать старушкам в новом мире? Варенье варить? А я — другое дело, я — молодой, талантливый и трудолюбивый! И мое заболевание, между прочим, тоже не лечится, и я сейчас не о СПИДе.

— ВИЧ, — поправил Микасов. — У вас пока только ВИЧ…

— Неважно, — отмахнулся Сашка. — ВИЧ и СПИД — ерунда рядом с тем, что вот здесь!

Он ткнул себя в грудь, бросил нервно:

— У меня душа кровью обливается, когда вижу, что творится вокруг.

— Это лечится и сейчас, — ответил Микасов. — Психиатры, психологи… Религия, в конце концов.

— Ложь, все ложь. Врачи уже не умеют лечить, они только деньги высасывают, как и толстопузые церковники. Впрочем, вам и самому это известно.

Микасов отрешенно потер вспотевший лоб, отвел глаза и пробормотал чуть слышно:

— Это жизнь, только и всего. Умные приспосабливаются и добиваются немыслимых высот во все времена, при любых режимах.

— Знаю, — усмехнулся Сашка, — и добиваюсь.

В интонациях Микасова появилась неприкрытая ирония:

— Неужели?

— Захар Иванович, я неплохо изучил настоящее. В нашей системе жизни человек выполняет ограниченное количество задач. Все, что он делает, сводится к двум простым функциям — заработать и потратить. Все. Вы когда-нибудь пробовали не тратить на то, на что должны?

— А на что должен?

— На одежду определенного типа, на отпуск под жарким солнцем, на часы известной марки… Словом, на все то, на что принято тратить в вашем кругу.

— Ну а если мне нравится так одеваться? Если я люблю солнце?

— Уверены?

— Это всем нравится, — буркнул Микасов.

— Правда? А что изменится, если вы придете на работу в шотландском килте, например?

— Да не приду я так! Есть правила, есть определенные нормы. Это серьезная организация, тут не место шутам.

— Но ведь главное для клиентов и руководства Корпорации — ваша квалификация. А она не зависит от типа одежды, разве нет?

Захар Иванович фыркнул, демонстративно отвернулся. А Сашка продолжил уже уверенней:

— Вы живете стереотипами, как и большинство. И все, что выходит за рамки ваших представлений о мире, осуждаете. Можно сколько угодно говорить о свободе личности, совести, про самовыражение и прочие мировоззрения, но если человек выбивается из общей картинки, он считается преступником. А в чем его преступление?

— В чем?

— Он нарушает закон спроса и предложения. Этот закон давно перешагнул рамки экономики, теперь это социальный закон. Твой спрос должен соответствовать предложению, и, более того, ты должен, просто обязан зарабатывать и тратить. Если не делаешь этого — ты преступник. Променял солнечную Турцию на поход в лес — преступник. Променял пьяную вечеринку на поход в библиотеку — тоже ошибся. И тут уже не играет роли уровень квалификации, в глазах общества она снизится автоматически, просто потому, что мыслишь нестандартно, потребляешь нестандартно. Да, за подобные преступления в тюрьму не сажают. У системы есть другие методы наказания, и они гораздо страшнее. Любой, кто пытается идти против системы, против рынка, оказывается на обочине, его гнобят, побивают камнями.

Но для того, чтобы влиться в систему, мало просто зарабатывать и тратить. Мои однокурсники, например, уверены в собственной важности, думают, будто диплом вуза и должное усердие помогут взобраться на вершину мира. Но ведь это не так. Чтобы добиться чего-то стоящего, нужно уметь лицемерить, подставлять, лгать. Даже в деловом мире уже не ценят порядочность, только прибыль.

Микасов хмуро покосился на Сашку, снова отвел глаза. Парень сжал кулаки, сказал с усилием:

— Так вот, о спросе… Ваша Корпорация работает на коммерческой основе, а я — клиент. Я в состоянии оплатить услугу и подхожу по всем параметрам. Вы обязаны меня обслужить. Так будьте добры…

Молчание в кабинете Микасова повисло зловещее. Тишину нарушают только тяжелое пыхтение сотрудника Криоцентра и скрежет зубов озлобившегося Сашки. Парень впивается взглядом в красное лицо менеджера и уже готов броситься вперед, силой выбить из хамоватого клерка подпись на контракте. А тот будто чувствует, отодвигается и краем глаза следит за каждым Сашкиным движением.

— Ну что скажете, Захар Иванович? — не выдержал парень.

— Что скажу? — протянул клерк сурово. — Я не согласен с вашими доводами, Александр. Конечно, в чем-то вы правы. Но это ребячество чистой воды. У любого человека есть возможность доказать свою точку зрения, свою полезность. Может быть, наш мир действительно слишком циничен, но это не повод падать духом. Тысячи людей, десятки тысяч сражаются с системой и побеждают. И вы можете победить. Но только здесь и сейчас.