Апокалипсис в шляпе, заместо кролика. Ковчег

И вот такой сейчас человек, видимо и оказался в пределах близости и ощутимости взгляда Орлова, и этим человеком был Семирамид Петрович, как единственное о нём знал программист, и пока что ничего больше. Но задаваться вопросами, кто и чем тут занимается Семирамид Петрович, и почему так близко, до неприятия к себе его воспринял Орлов, сейчас времени не было у программиста, как и у Илии, когда на их глазах так стремительно развиваются события с этими идущими друг к другу навстречу и пышущими такой ненавистью во взглядах опять же друг к другу людьми.

И хотя особой динамики и треша в их действиях не наблюдается, но такого накала страстей и ненависти во взглядах друг на друга редко встретишь. И программист и Илия в некотором роде удивлены тем, как они ещё сдерживаются и не бросаются друг на друга с хотя бы с проклятиями, а не с кулаками.

Впрочем, насчёт проклятий в адрес друг друга они себя не стесняют и всё, что есть в запасниках их рассудка используют в адрес друг друга.

– Надо же, и кого это мы видим? – выразительно через взгляд оскала удивляется Орлов, глядя на невыносимого для него Семирамида Петровича. – И какими судьбами вас, ничтожный вы полностью человек, занесло сюда, в преддверии моего кабинета. Неужто со всё теми же, прежними вашими инициативами? Унижаться, бесчестить людей благородных и уважаемых своим кляузным и с насмешкой словом, и валяясь у меня в ногах, выпрашивать для себя преференций.

– Невозможно глубоко заблуждаетесь, и вообще не правы вы в этих своих исступлениях, глубоко мною и в глазах всех кого я знаю, неуважаемый, не бог, а дьявол вам, отступник и иуда праведности судья, Орликов. – Не менее, а даже более горит бешенством взгляд Семирамида Петровича в адрес Орлова.

– Да ты, как я погляжу, потерял последние остатки разума, подлец. – Нет предела возмущения Орлова, видя такое недоразумение в лице Семирамида Петровича. – Кто ты есть таков, чтобы сюда заявляться? И как мне не даёт покоя память, то вас, сударь, сюда лишь тогда пускали, когда я на то давал распоряжение. – И, хотя каждое произнесённое Орловым слово вносило свой дисбаланс в и так поганое настроение Семирамида Петровича, его отчего то зацепило больше всего это не ко времени к нему обращение Орлова.

– Это ещё за обращение такое, сударь!? – возмутился мама не горюй Семирамид Петрович. – Что всё это значит? И что вы себе такое позволяете?!

– А то, что вы и всё, что с вами было связано, отныне для меня в прошлом. – Заявляет Орлов.

– Ничего у вас из этого не выйдет. И вам не получится от меня отделаться. – В свою очередь заявляет Семирамид Петрович.

– Вы в этом уверены? – требовательно так смотрит на Семирамида Петровича Орлов.

– Да. – После небольшой заминки, не слишком уверенно говорит Семирамид Петрович.

– Что ж, сами напросились. – Делает знаковое заявление Орлов, выдвигая перед собой руки, и как можно понять по ним и по их расположению по отношению друг к другу, то приготовленных для хлопка. И теперь эти два, так антагонистически смотрящие друг на друга господина, а в собственных глазах ничтожества в самом мягком, рецензируемом случае, своих взглядов не сводят с ладоней рук Орлова.

Что между тем легче делать Семирамиду Петровичу, всё-таки лицом стоящему к рукам Орлова, тогда как Орлову приходиться в сторону своих рук коситься. Но зато он обладает несомненным перед Семирамидом Петровичем преимуществом, этот его взгляд исподлобья, с которым он смотрит на Семирамида Петровича через призму своих рук, выглядит очень даже угрожающе, плюс от него и только от него зависит, когда эти ладони его рук между собой звонко соприкоснутся и тем самым вызовут знаковый хлопок, на чей зов, как понимается всеми участниками этой встречи, должны отозваться люди из числа охраны, кто в момент, по указанию Орлова скрутит Семирамида Петровича в бараний рог и выставит его, во-первых, перед всеми идиотом, а уж затем, во-вторых, вон отсюда.

И вот настал момент истины и Орлов усиливает кульминацию момента своим заявлением. – Стоит мне только хлопнуть в ладоши, то не пройдёт и минуты, как вас отсюда выставят в чём есть и мать родила. – Оглашает приговор для Семирамида Петровича Орлов, всё же давая ему время отсрочки для вынесения этого приговора, чтобы он без всех будущих подробностей, какие с ним произойдут по собственной вине и глупости, и которые его низведут до самого презираемого здесь человека, унёс отсюда ноги по добру по здорову.

Но видимо Семирамид Петрович настолько закоренел в своей надменной и самонадеянной природе, что он и слышать не желает, что ему так предупреждающе говорит Орлов. И он как стоял на месте, уперевшись своим набыченным взглядом на Орлова, так и продолжал демонстрировать в себе вот такую самостоятельность мысли.

– Что ж, сам напросился. – Примерно так можно было прочитать обращённый на Семирамида Петровича взгляд возмездия Орлова (повторяется). И можно так же было понять по Орлову, то он своим мозговым центром принятия решений отдал команду своим рефлексам и мышцам на их сокращение и оглашение тем самым приговора Семирамиду Петровичу. И сейчас всеми участниками и свидетелями этого происшествия буквально ожидался удар гонга для начала нового этапа этого противостояния, с форсированием событий.

И текущие, и слегка застоявшиеся на одном месте события, действительно приобрели свою динамику, и прямо сейчас и буквально, хоть Орлов и не успел хлопнуть в свои ладоши. Но этого и не нужно было делать для до чего же потрясной гражданки в деловом костюме и с папкой в руках, вышедшей вдруг из кабинета, занимающего серединное положение между этими противостоящими сторонами конфликта, Семирамидом Петровичем и Орловым, застывших в одном застолбленном положении и не сводящих с этого момента своих взглядов с этой деловой сотрудницы банка.

А эта сотрудница в деловом костюме, который её очень к лицу и ей в нём можно прямо на подиум, ничего не подозревая о намерениях встреченных ею людей, Семирамида Петровича и Орлова, с кем она не раз уже пересекалась и они были ей знакомы в какой-то степени, не испытывая на их счёт особых тревог и сложностей восприятия, посмотрела на них поверх своих очков, лёгким кивком дала им понять, что она с ними поздоровалась (они в ответ ей так же кивнули) и шикарным, просто загляденье шагом, выдвинулась по коридору в дальнюю от всех них сторону.

А господа неприятели, Семирамид Петрович и Орлов, так увлеклись наблюдением за этой её походкой как по подиуму, что шеи свои начали выворачивать в её сторону. Что на этот раз легче было сделать Семирамиду Петровичу, по причине того, что эта деловая сотрудница выдвинулась в сторону ему противоположную. И получилось так, что Орлову пришлось поворачивать свою голову себе за спину, чтобы не упустить из виду ни одной подробности из прохода этой интересной сотрудницы.

А когда она достаточно далеко от них отошла, то тут-то Орлов вдруг осознал какую он сейчас допустил и продолжал допускать оплошность – он поставил себя в незащищённое положение по отношению к Семирамиду Петровичу, кому, если он не полный дурак, ничего не стоит воспользоваться этим моментом, где Орлов стоит к нему так открыто, затылком. Правда, судя по тому, что Орлов ещё не отправлен в нокдаун, то Семирамид Петрович тот ещё тормоз.

И Орлов, дыбы больше не искушать судьбу, резко оборачивается назад и что же он видит, посмотрев в направленный на него взгляд Семирамида Петровича, так и не сообразившего воспользоваться этим удобным моментом. А видит Орлов, как температура его нетерпения в Семирамиде Петровиче на его глазах накаляется и при этом причина роста этого накала так прямо читаема в его глазах.

– Ах вот значит как! – горят праведным гневом глаза Семирамида Петровича. – Вам моей, соблазнённой вами Марты, всё-таки мало, и стоит перед вашими глазами появиться первой юбке, то вы, закоренелый в своих подлостях и недостатках человек, не упускаете момент, чтобы в её сторону не заглядеться. – Что-то примерно такое выражал в себе взгляд и вид Семирамида Петровича.