Аппарат

Когда я закончил рассказ, Черненко открыл лежавшую на столе папку с документами и без упоминания о только что услышанном, сказал:

— Так, начинаем, Виктор, работать… Тут у нас вот на сегодня какие проблемы… — и ни одного слова о Чурбанове, как будто и не было этого долгого рассказа с моей стороны. А, может, как всегда, он знал куда больше моего и не стал ставить меня в неудобное положение.

Чем эта история кончилась для Чурбанова, наверное, все помнят — долгие годы за тюремной решеткой. Но, если быть до конца откровенным, что-то в его истории все же не совсем так… Остается некая недосказанность!

Глава 12 Суета вокруг генсека!

4 декабря 1984 года Черненко долго не отпускал от себя обслугу. Парикмахер Люба в который раз старалась уложить непослушную прядь черненковских волос, а Константину Устиновичу все казалось, что он выглядит не слишком представительно. В конце концов сошлись на том, что пора выходить к гостю…

Где-то в приемной его ждал человек, встречи с которым Черненко одновременно ждал и боялся. Он боялся его не потому, что тот был крупнейшим «воротилой» американского бизнеса и «угрожал гримасами капитализма» стране революции… Нет, нет, вовсе нет!

Он боялся его потому, что он в молодости «походил» на… актера Евгения Киндинова! Или наоборот — Киндинов походил на него в молодости… Так было в том самом шатровско-мхатовском спектакле, где Александр Калягин — по роли Ленин встречался с Киндиновым — Армандом Хаммером! Именно на этот спектакль когда-то давным-давно Черненко отправлял меня в «идеологическую разведку».

Вот этого самого Хаммера, который в своей весьма отдаленной юности встречался с Лениным, Черненко и боялся. Боялся потому, что к нему впервые в жизни протянулась живая незримая ниточка от вождя мирового пролетариата, труды которого он многократно штудировал, прекрасно знал и, чего греха таить, боготворил.

«Господи, — весьма вероятно, думал в эти минуты Черненко, — сейчас я пожму ту самую руку, которую когда-то жал сам Владимир Ильич!»

Черненко в последний раз посмотрел на себя в зеркало, вздохнул и решительно взялся за ручку двери, ведущей из комнаты отдыха в собственный кабинет.

Доктор Арманд Хаммер, которому не было смысла лукавить перед американским читателем, так вспоминал впоследствии эту встречу:

«…Она была назначена на полдень. Я старался сосредоточиться в ожидании предстоящего разговора. Судьба предоставила мне возможность, которую я не должен был упустить. В течение десяти месяцев со дня смерти Андропова и после короткой встречи Черненко с вице-президентом Джорджем Бушем в день похорон, ни один американец, кроме нескольких журналистов, не встречался с новым Генеральным секретарем. Да и их разговоры в основном состояли в зачитывании заранее приготовленных ответов на предварительно полученные вопросы. Сам Черненко не встречался с американцами со времен внушительной победы президента Рейгана на ноябрьских выборах.

В это время отношения между Америкой и СССР были хуже чем когда-либо в течение шестидесяти пяти лет, с тех пор как я впервые приехал в Советскую Россию. Обе стороны называли друг друга „империей зла“. Было необходимо снова начать диалог, без промедления провести встречу на высшем уровне в надежде, что при личном общении Черненко и Рейган проявят теплоту, которая поможет растопить лед в отношениях между нашими странами.

Начиная с Ленина и кончая Брежневым, мои встречи с главами Советского государства всегда проходили в кабинете Генерального секретаря в Кремле. Поэтому я рассматривал как оказанную мне честь тот факт, что Черненко решил встретиться со мной не в кремлевском кабинете, предназначенном для официальных приемов, а на своем рабочем месте.

Когда двери открылись, я с интересом окинул взглядом огромную комнату, в которой меня ожидал новый руководитель СССР. Один из самых влиятельных людей на Земле. Естественно, мне хотелось знать, правду ли говорят, что он больной человек. Он легко поднялся из-за стола, стоявшего в другом конце комнаты, и пошел мне навстречу, улыбаясь и протягивая руку для теплого, уверенного и сильного рукопожатия. Его слегка порозовевшее от волнения лицо и уверенные манеры не имели ничего общего с бледной, немощной фигурой, которую нам показывали по телевизору…

Он похвалил мои усилия, „направленные на развитие сотрудничества“, а затем сказал:

— Сегодня важнее всего найти практические пути предотвращения атомной катастрофы во всем мире. Я подчеркиваю — практические пути! В мире достаточно общих заверений о доброй воле… Чтобы действительно добиться разоружения, надо засучив рукава браться за дело и подготовить конкретные предложения.

Это прямо касалось меня: я привез с собой конкретные предложения.

Когда Черненко закончил читать свое заявление, он снял очки и отложил в сторону бумагу. Настала моя очередь:

— Господин Генеральный секретарь! В этом году в интервью в „Вашингтон пост“ вы сказали, что СССР несколько раз призывал Вашингтон последовать его примеру и обещать, что не применит первым ядерное оружие. Если Вашингтон согласится дать вам такое обещание… готовы ли вы… также обещать не применять первыми ядерное оружие?

— Как вы знаете, — сказал Черненко после весьма продолжительной паузы, — мы сделали это предложение более двух лет назад… Я повторил его для „Вашингтон пост“ и телекомпании „Эн-би-си“. Однако, каждый раз, как мы даем подобное обещание, мы получаем отрицательный ответ от американского президента…

Я прервал переводчика и заговорил по-русски:

— Господин Черненко! Естественно, Америка будет придерживаться такой позиции, ведь вы обладаете куда большими запасами обычных вооружений…

— Предположим, что было бы наоборот… — прервал он меня. — Предположим, США сказали бы нам: „Мы готовы!“, а я бы ответил: „Нас это не устраивает“, — представляете, какой шум бы поднялся во всем мире: „Вот, СССР первым хочет применить ядерное оружие…“

Теперь переводчик стал нам не нужен. Мы прекрасно понимали друг друга. Разговор перетек в непринужденное русло. Я почувствовал большую уверенность и заговорил свободнее. Я старался убедить Черненко как можно скорее встретиться с Рейганом и не допускать больше в отношениях между нашими странами никаких проволочек из-за пререканий по поводу количества вооружений.

Черненко слушал меня с большим вниманием, не прерывая и не возражая.

— Мне было бы интересно узнать реакцию Президента Рейгана, — сказал он в конце беседы, и я воспринял это как знак того, что при правильной подготовке можно решить и эту очень сложную международную проблему…»

Описывая в своей книге эту встречу, произошедшую всего за несколько месяцев до смерти Генерального секретаря ЦК КПСС, Арманд Хаммер по-человечески тепло ото звался о Черненко. Но писал-то он эту книгу, отнюдь не движимый желанием угодить кому-нибудь или подсластить горькую пилюлю… Хаммер — американец! Они, как правило, не кривят душой перед читателями. Репутация дороже!

И еще: эта книга вышла много позже смерти Черненко, когда в России уже на ступило время сноса памятников и бюстов, срыва со стен мемориальных досок…

Значит, сумел миллионер или миллиардер — точно не помню размеров его фантастических состояний — разглядеть в лидере СССР нечто такое, что проскочило мимо доморощенных политиков и журналистов.

Помню, как несколько дней Черненко находился под впечатлением от этой встречи. Он был до некоторой степени очарован Хаммером. Завидовал его бодрости и энергии — в куда более преклонные, нежели у него самого, годы.