Argumentum ad hominem
Шрифт:
Хорошо.
Правильно.
Я получаю сейчас все то же, что и люди вокруг. Чем ближе подберусь к сонге, тем насыщеннее станет поле и…
Когда потеряю сознание, спектакль закончится. Ведь его больше некому будет смотреть.
Как же здесь людей много и сразу. Но и это тоже хорошо. От них можно отталкиваться. На них можно опираться. Чтобы двигаться вперед.
А потом он явно отдаст приказ остановиться. Потому что я нужен ему живым. И возможно, другие тоже уцелеют.
Но чтобы быть уверенным наверняка, я должен…
Да.
Захлебнуться как можно скорее.
Сначала
Но это по верхнему эшелону. А ниже обнаружился я сам. В кресле вроде стоматологического, только пошире и снабженном ремнями. Которых я ни капельки не ощущал. Только мог видеть, что они опутывают меня с ног и до… Нет, в районе головs ничего похожего не было. Наверное, потому что приблуды аппарата искусственного дыхания и так занимали все свободное место.
Только непонятно, зачем. Я что, не могу дышать сам? Хотя… Все возможно. Потому что тело существует как-то отдельно от сознания. Вроде бы, пока на месте. Но не в доступе. Правда, оно и к лучшему. Иначе меня бы душила трубка в горле и доставали бы капельницы, понатыканные с обеих сторон.
Неужели, настолько просчитался? Я предполагал, что просто отрублюсь, в штатном режиме. Для выхода из которого не потребуется усиленная медицинская помощь. С другой стороны, то место, где нахожусь, может быть чем угодно, но вряд ли…
— С добрым утром.
И это точно не медбрат. Даже халат накинуть не удосужился. Ну конечно, как же иначе тогда окружающим удалось бы оценить роскошь очередного наряда?
Важнее другое. Если он не врет, и сейчас действительно утро, значит, прошло около суток.
— Можно было разбудить тебя раньше, но ты слишком сладко спал. И я решил сделать это маленьким подарком. Напоследок.
Его ладонь скользнула по моей голове. Или мне так показалось. Тень прикосновения, не больше.
— Скоро ты начнешь засыпать и просыпаться по моему разрешению, и никак иначе. Но я с удовольствием приму на себя сей неблагодарный труд.
Любопытно, сколько диагнозов мог бы ему насчитать практикующий психиатр? Думаю, одной руки для счета не хватило бы.
— Насчет всего этого, — взмах в сторону аппарата и капельниц. — Не беспокойся. Твоё тело в полном порядке. Что же до головы… Гипоксия могла сказать свое слово, несомненно. Правда, ты и прежде был непроходимо туп, так что разница вряд ли будет заметна. Да и дрессировка пройдет проще. Хотя трудности я только приветствую.
Ещё одно касание. Если судить визуально, где-то в области скулы.
— Но кто ж мог предположить, что ты окажешься настолько податливым?
Я старался, вообще-то. Только что не втягивал песню в себя. Хотя полная капитуляция ощущалась тошнотворно неправильной. Настолько, что реально блеванул.
— Маргарите даже пришлось оборвать песню раньше срока.
А вот это хорошая новость. И дело даже не в том, что у людей на станции стало больше шансов выжить. Главное, блондин заглотил наживку. Конечно, эта наживка потом
очень долго и мучительно будет приходить в себя, но… Наверное, дело того стоило.— И раз уж ты так близко подошел к финальной черте, пускать процесс на самотек больше нельзя.
По моим ощущениям, я уже пересек все черты, какие только было можно. А потом вернулся обратно. И снова. Пересек.
— Десерт будет просто великолепным. Маргарита готовится, не покладая сил.
Та сонга, которая чуть не уморила несколько сотен и меня заодно, будет добивать? Хорошо. Лучше, чем можно было бы надеяться. Потому что я уже немного знаком с её творчеством.
— Ах да… Ты же не понимаешь, о чем речь. И это слегка портит послевкусие.
Прошелся вокруг кресла, ненадолго исчезая из вида.
— Как ты мог бы догадаться… Хотя, какое там. Но наверняка должен был заметить, что отличаешься от других людей. Я тоже отличаюсь. И есть ещё много тех, кто подобен тебе и мне. По крайней мере, потенциально.
Эта новость уже похуже. Некоторое множество себя я бы ещё принял. С оговорками, сожалением и опаской, конечно. Но знать, что в мире живет пусть даже всего десяток таких самодовольных убийц…
— Как и у песенниц, наш дар, заложенный природой, начинает проявляться лишь со временем. Иногда раньше, иногда, как в твоем случае, уже за всеми сроками. Было удивительно узнать, что ты вообще начал восхождение.
А мне-то как было… удивительно, бл.
— Каждый человек способен воспринимать песни. В какой-то мере. В лучшем случае, на уровне тех средств, которыми пичкают спортсменов, получая кратковременную прибавку сил. Пилюли, микстуры, инъекции… По большому счету, песни для обычных людей ничем не отличаются от медицинского вмешательства. И пользы приносят ровно столько, сколько сам человек ждет от такой таблетки. Если она вообще не встанет комом в горле.
Все-таки, некоторые слова ему лучше не стоит упоминать. Потому что ощущений у меня сейчас маловато, но мысли-то пока никуда не делись.
— Песня — это не более, чем ресурс. Если не умеешь его использовать, получится что-то вроде забивания гвоздей микроскопом. Если умеешь… А мы — умеем.
Присел рядом, облокачиваясь о моё бедро.
— Все инструменты у нас имеются изначально. От природы. Но ими все равно приходится учиться пользоваться. И как ты понимаешь, не на манекенах.
Во всей его болтовне меня занимало сейчас только одно: услышу ли хоть что-то полезное до того, как назначенная сонга придет по мою душу, или нет.
— Первые пробы всегда заканчиваются плачевно. Для второй стороны, естественно. Когда связь устанавливается впервые, это похоже на взрыв, из которого рождается вселенная.
Вот что-что, а взрыв точно был. Только натуральный. Безо всяких иносказаний.
— Столько новых ощущений… И хочется заполучить все. Разом.
Помню я эти ощущения. Что первые, что вторые. Не согласился бы иметь их при себе ни вместе, ни по отдельности.
— А бедняжка не может вырваться. Опытная песенница просто поддалась бы, сохраняя свою жизнь. Но такой опыт не способствует обучению. Поэтому для качественного восхождения берется исключительно молодняк. Необузданный и необъезженный.