Архивы Конгрегации 3

Курт хмыкнул.

— Но других причин смерти я не видел, никаких следов насилия на теле не было.

— Малефиция?

— Уж простите, не заподозрил. Я все-таки чаще имею дело с обычными хворями, нежели с темным колдовством. Вернее, с оным как раз никогда ранее дела и не имел.

Проверим, подумал Курт. Раз уж господин лекарь сослался на некоторое прежнее знакомство с Конгрегацией, следовало убедиться в его словах. Вечером нужно составить запрос и отослать в городское отделение.

— А что вторая смерть?

— Ох…— лекарь покусал губу. — Тут сложнее… Вы ведь еще не видели тела? Господин барон запретил его хоронить до приезда инквизиции, хоть местный священник и грозил ему за это карами. Ну да господин барон его и так не жалует… простите, майстер инквизитор, говорю как есть.

Курт пожал плечами — взаимоотношения местного владетеля и местного же пастыря душ его не занимали до тех пор, пока не оказались бы причастны к делу.

— Бедняга Ульрих разодрал себе все горло и грудь, вероятно, он задел какой-то крупный сосуд на шее, потому что его одежда была пропитана кровью. Как будто ему было нечем дышать, и он пытался снять с себя не только одежду, но и кожу, чтобы глотнуть воздуха.

«Барон сказал то же самое, — отметил про себя Курт. — Как будто он пытался содрать с себя кожу…»

— Это могло быть следствием отравления? Говорят, он пил вино в тот вечер.

— Верно, вино стояло на столике рядом с кроватью, полный кувшин. Отпито было совсем немного.

— Значит, Ульрих фон Рох пьян не был?

— Ну… не то чтобы совсем не был… вином от него пахло, но он наверняка пил его и за ужином. Но тогда его не могли отравить, ведь за ужином должны были пить все. А то вино из комнаты я проверил. Конечно, мне тут не очень многое доступно, но явных признаков добавленного яда я не нашел. Вино, кстати, хранится там же, где тело, на леднике.

— Можете ли вы сказать однозначно, отчего умер второй фон Рох?

Лекарь помолчал и вздохнул.

— От потери крови. Но вот что заставило его изодрать себя до такой степени… Этого я однозначно сказать не могу. Asphyxia (Удушье (лат.)) могла быть вызвана также проблемами с сердцем, но… но тогда остались бы и другие следы, а их не было. Простите, майстер Гессе, я не знаю, в чем причина. Если хотите, можете взглянуть на тело сами. Я провожу вас.

Подумав, Курт решил, что взглянуть стоит — пусть он не медик и не сможет дать грамотное заключение, но что если он увидит нечто важное? Как тогда, почти десять лет назад, в Кельне, когда едва ли не от нечего делать взялся расследовать не совсем объяснимую смерть студента, а в итоге наткнулся на целую кодлу малефиков?

Спустившись вслед за лекарем в специальный пристрой, где был устроен ледник, Курт поежился. Это лето не порадовало большую часть Империи особенным теплом, но все-таки оно было летом, а здесь, под землей, в сухом холодном помещении изо рта шел пар и было довольно зябко, будто в ноябре. Подойдя к одному из ларей, Клаус Фиттерх поднял крышку и, зажав нос рукой, откинул ткань с лежащего там тела. Курт с трудом сглотнул — несмотря на холод, тело, пролежавшее три недели, уже начало разлагаться — в ранах виден был processus гниения, кожные покровы начинали отмирать и смердели, благо, в холодном воздухе этот смрад не был настолько непереносим. Лекарь склонился над разлагающимся телом Ульриха фон Роха и поманил Курта:

— Смотрите, в общем, еще можно понять, что эти раны он нанес себе сам, просто рвал кожу ногтями.

Давя в себе рвотные позывы, Курт всмотрелся в раны: кожа на груди и горле висела лохмотьями, открывая ошметки чего-то темно-сизого, где-то внутри разодранной гортани виднелось что-то белесое, и когда оно шевельнулось, Курт едва не распрощался с завтраком прямо там, где стоял.

— Достаточно, — сжав зубы, выдохнул он и отвернулся от тела фон Роха. Возможно, это было не самое мерзкое зрелище, каковое ему приходилось видеть в жизни, но желания созерцать гниющий труп Курт больше не испытывал. Как человек мог нанести себе такие повреждения голыми руками? Никаких следов режущих предметов Курт не заметил. Какую боль он должен был испытывать? Как он должен был кричать?..

Вот оно. Подобные увечья невозможно было нанести мгновенно, значит, агония длилась pro minimum несколько минут. И Ульрих фон Рох должен был кричать так, что переполошил бы весь замок. Даже если дело было глубокой ночью и все уже спали, хоть кто-то должен был услышать крики. Но если и слышал, то промолчал — иначе барон сказал бы… или нет? А если это дело рук самого барона, а следователя он вызвал только лишь для виду, чтобы не возбуждать подозрений домашних? Пожалуй, стоит поговорить с ним еще раз. И с его супругой, хоть она и кажется женщиной, с которой в этом замке не особенно считаются. Внешность, особенно женская, обманчива, в чем Курту не раз приходилось убеждаться.

Следующими, с кем Курт намеревался побеседовать, были Гюнтер и Уве, личные слуги младших братьев фон Рох. Уве он нашел на конюшне, и практически ничего нового от него не услышал. Да, Уве отнес хозяину кувшин вина, хозяин выбрал это вино в погребе сам, Уве лишь должен был нацедить его из бочки в кувшин и отнести наверх. Видел ли кто-то, как он наливал? Тут глаза слуги забегали, и не нужно было обладать званием следователя первого ранга, чтобы догадаться, что парень станет врать.

— Я хочу услышать правду, Уве.

— Я… только не сказывайте никому, майстер инквизитор, уж прошу вас. Барон за такое выпорет как пить дать, а ведь мы взяли-то всего ничего…

— Кто это — мы?

— Мы с Фрицем, братом моим. Он в конюхах здесь служит. Господин Ульрих-то как вино выбрал, ушел, а я, значит, в кухню за кувшином поднялся, а там гляжу — Фриц. Он там к девице одной с кухни клинья подбивает, вот и зачастил туда…

— Не к Лизхен ли?

— Чего?

— К кому, говорю, клинья твой брат подбивает? К Лизхен?

— Да Господь упаси, майстер инквизитор, — Уве и впрямь перекрестился. — На кой нам Лизхен? Да она с нами, с простецами, и не пойдет. Лизхен себе на уме, она только перед господами подолом крутит — где монетку ей подарят, где колечко какое. Она выкупиться мечтает и в город податься. А Фрицу Марта нравится, хорошая девчонка, справная, работы не боится...

— Давай ближе к делу, Уве. Итак, ты пришел на кухню за кувшином, увидел брата…

— Ну так да. Вот, говорю, господин Ульрих велели вина нацедить да принести, дай, говорю, Ханна — кухарка это наша — кувшин мне, да чтоб без трещин был. Гляжу, а Фриц мне вроде как подмигивает. Ну, взял я кувшин, пошел в погреб обратно, а он меня нагнал и шепчет, мол, у него тут фляжка есть, что если нам потихонечку и себе винца нацедить. Много мы бы и не брали, так, на пару глоточков. Каюсь, майстер инквизитор, попутал бес, да ведь никто ж его не считает, вино-то! Кружкой больше, кружкой меньше…

— Мне нет до этого никакого дела Уве, если только то вино, которое ты нацедил из бочки, не было отравлено. Вы его пили?

— В ту же ночь, майстер инквизитор, на конюшне у Фрица и выпили.

— Судя по тому, что вы живы оба — ведь оба?

— Слава Создателю, майстер инквизитор!

— Значит, вино, если и было отравлено, то именно в кувшине. Ты заходил с ним снова на кухню?

— Зачем же? Сразу к господину Ульриху и поднялся, а Фриц потихоньку к себе убег.

— И господин Ульрих был один?