Архивы Конгрегации

Пока он оглядывался, дверь захлопнулась, и Макс остался один. К своему удивлению, звука поворачиваемого в замке ключа он не услышал. Сбросив мешок на пол у кровати, юноша на цыпочках подкрался к двери и осторожно потянул за ручку. Будь он обычным человеком, "осторожно" у него бы нипочем не вышло, пришлось бы приложить изрядно усилий. А так дверь медленно и почти бесшумно приоткрылась. Макс выглянул в пустынный коридор. Инструктор уже ушел, а охрану у двери оставлять не стали. По крайней мере, он никого не видел и не слышал.

Памятуя о краткости отведенного на приведение себя в порядок времени и запрете на одинокие прогулки по коридорам, Хагнер вернулся в комнату и лег на кровать, спеша дать отдых усталым ногам. Спать не хотелось, новые впечатления, опасения, предвкушение и любопытство гремучей смесью бурлили в душе, не давая забыться сном.

Спустя четверть часа явился человек, чем-то неуловимо схожий с его охранниками-конвоирами, принес лохань, изрядный кувшин с водой и простой, но сытный ужин.

– Спасибо, - поблагодарил Макс.

Вошедший поглядел на него с легким интересом, криво усмехнулся и вышел, так и не проронив ни слова.

Хагнер пожал плечами, наскоро ополоснулся и принялся за еду. Он только сейчас понял, насколько проголодался.

Старший инструктор зондергрупп появился, как и обещал, ровно через два часа, когда усталость, наконец, взяла свое, и Макс только-только начал задремывать. Подскочив как ужаленный, он поспешно принялся обуваться и натягивать куртку. Хауэр ждал, не говоря ни слова, затем жестом поманил его за собой.

Они прошли по еще нескольким коридорам и лестницам, пока не оказались на улице. Хауэр указал на неровную, но очень утоптанную тропинку, змеящуюся вокруг здания монастыря, и велел:

– Бегом!

* * *

Повалившись на четвереньки в подсыхающую грязь, Макс мимоходом порадовался, что не завтракал. Иначе удобрять бы ему апрельскую слякоть свежесъеденной пищей. А он-то, дурак, полагал, что вынослив... И что это вчера ночью его гоняли до изнеможения. Вот до этих самых четверенек и спазмов в горле. А потом констатировали "Неудовлетворительно", велели подняться, отдышаться и шагать на плац, где и было произведено форменное избиение. Сперва инструктор выдал ему меч, сам вооружившись таким же. Но стоило Максу пару раз взмахнуть оружием, как майстер Хауэр велел убрать меч с глаз долой, если он еще не научился при обращении новые руки-ноги отращивать. Дальше дрались врукопашную, и никакая нечеловеческая сила и ловкость не помогали. Валялся Макс по всему плацу, как куль по амбару. Всю грязь собрал.

– Встать, - раздался откуда-то сверху суровый глас инструктора.
– Отдышался - бегом дальше.

– Я... не могу... больше...
– натужно прохрипел Макс, который не то что не отдышался, а едва перестал помышлять о том, чтобы лечь в благословенную весеннюю грязь всем телом, как порядочная свинья, и пролежать так хотя бы ближайшие пару часов.

– Болтать можешь, значит и бежать в состоянии, - безжалостно отрезал Хауэр.
– Поднимайся, волчонок. Слабак и неуч Гессе, и тот дольше держался.

Хауэр несколько кривил душой. Приведенный в пример "слабак и неуч", он же самый упрямый и выносливый из попадавшихся ему новичков, держался дольше после пары месяцев тренировок. Но Хагнеру об этом знать было неоткуда, а нелицеприятная характеристика, выданная инструктором, совсем не вязалась с образом прославленного следователя, на его глазах вполне успешно противостоявшего ликантропам, но тратить и без того сбитое дыхание на возражения и уточнения он не стал. Собрав все силы, дабы не ударить в грязь лицом в прямом и переносном смысле, Макс с трудом, пошатываясь, поднялся и потрусил на шестнадцатый круг по успевшей уже опостылеть тропинке.

Вчера вечером ему казалось, что он понял смысл предупреждений и переглядываний майстера Гессе с помощником. Сегодня ему казалось, что вчера он был юн и наивен и не понимал ровным счетом ничего.

* * *

К концу недели Макс окончательно освоился с распорядком - точнее, с почти полным его отсутствием. Тренировки начинались и заканчивались в любое время дня и ночи и продолжались неопределенное время. Неизменным оставалось лишь полное изнеможение по окончании (по окончании, а не в тот момент, когда разум в отчаянии вопил, что тело больше ни на что не способно) да суровый голос инструктора, требующий встать и продолжать.

Хагнер смирился и к третьему дню забыл про "я не могу". Понял, что инструктора этим не проймешь, а пустой скулеж и жалоба только заставляли чувствовать себя слабаком. Если майстер Хауэр считает, что для достижения результата нужно выкладываться до последнего издыхания, значит, так оно и есть. В конце концов, он старше и опытнее. Ему виднее.

На пятый день он перестал скалиться на "Волчонка", как честил его все тот же Хауэр, и вяло возражать "я человек".

– Ты, - сказал ему инструктор в ответ на очередную попытку возмутиться, - не оправдывайся. Ты, парень, ликантроп. А тебе с зондерами работать. Таких, как ты, они привыкли убивать, а не доверять прикрывать спину. От вашего яда... и не дергайся, - оборвал очередную попытку возмущения майстер Хауэр.
– Знаю, ты "не такой, как они". Но это я твои бумаги читал, и то только личное знакомство с Гессе заставляет меня в это поверить. Так вот, от укусов твоих сородичей моих парней погибло столько, что у каждого живого найдется к оборотню счет за погибшего товарища. И они, парень, прежде чем с тобой работать согласиться, будут тебя проверять. На износ. До слез и кровавых соплей. И если ты станешь обиженного ребенка изображать, сожрут тебя с потрохами и хвостом. А потому запомни: у тебя, Волчонок, есть два выхода. Выход первый: ты можешь драться... Точнее, пытаться драться. С такими умениями, как у тебя сейчас, любой зондер от тебя мокрое место оставит. И, поверь, сделает это с превеликим удовольствием. Некоторого уважения ты этим добьешься. Если жив останешься. Выход второй: отшучиваться. Зубоскалить, подтрунивать в ответ. Главное, не показывать, что их выпады тебя задевают. Парни у меня в основном с юмором, хорошую шутку ценят, как и простое обращение. Станешь своим - никто и не вспомнит, какого ты роду-племени. Понял?

Макс понял. Теперь к задаче "встать и бежать дальше" добавлялась необходимость достойно реагировать на подколки. Легче всего было просто удерживать безразличную мину. При такой степени усталости это было скорее облегчением, чем трудностью, но не было выходом и не приносило пользы. Макс это понимал и старался, как мог.

А во время краткого отдыха инструктор рассказывал. Рассказывал разные интересные вещи, например, про загадочное "озарение", после которого ты можешь бежать сутки напролет с тяжеленным мешком на плечах и не чувствовать усталости. Поначалу Хагнер не верил, потом решил во что бы то ни стало достичь озарения как можно скорее. В какой-то момент он даже испугался, что если не сделает этого достаточно быстро, майстер Хауэр просто откажется его учить. Кому нужен такой слабак и неумеха, который устает раньше, чем толком начинается обучение?

Кстати, сам старший инструктор наверняка достиг и другого озарения, которое позволяло ему проводить возле Макса бесконечные часы, как будто он единственный ученик в этом лагере. В том, что это не так, он был абсолютно уверен, хотя откуда именно взялось это знание, он сказать не мог.

* * *

Ритм жизни в альпийском лагере был таким непривычным, насыщенным и малопредсказуемым, что в какой-то момент Макс начал терять счет дням. Однако природа скоро исправила сию оплошность юноши: не ощутить приближение полной луны он не мог. Чем больше округлялось ночное светило, тем сильнее обострялись все чувства молодого вервольфа. Слух, и без того более тонкий, чем у обычного человека, улавливал звук шагов старшего инструктора за дверью почти на минуту раньше, чем обычно, различить утоптанную тропинку вдоль монастырской стены в плотных вечерних сумерках не составляло уже никакого труда, а чтобы понять, что именно готовится сегодня на обед, достаточно было один раз потянуть носом, проходя мимо кухни.

Подступающее полнолуние Макса тревожило. Оно было уже третьим после смерти матери, однако два предыдущих рядом находились майстер Гессе и майстер Хоффмайер, которые видели, как справлялась с ним мать, и знали, что делать. Теперь и они далеко, и рядом только Альфред Хауэр, способный свернуть такого, как он, в бараний рог даже в зверином обличье, но знающий ли, как обезопасить от зверя окружающих и себя самого?

На тренировку за два дня до полнолуния Макс вышел погруженным в свои мысли и переживания, что не замедлило отразиться на результатах. Он забывал о дыхании, о правильном ритме, встряхивался, вспоминал, снова отвлекался...