Архивы Конгрегации

Курт остановился посреди площади, на которую выходили местная церквушка, кусок городского кладбища, единственный в городе кабак и крохотная ратуша, в которой, должно быть, заседали отцы города. Кабак, как и следовало ожидать, был закрыт в этот глухой час ночи, и вряд ли даже святая Инквизиция смогла бы достучаться сейчас до его обитателей.

Курт развернул лошадь, подъехал к церкви и спешился. Стучаться в высокие дубовые двери смысла не было, церковь была очевидно заперта на ночь, но дом священника, скорее всего, располагался неподалеку, и, ведя лошадь в поводу, он отправился в увлекательное путешествие вокруг святого сооружения, обходя грабли, вилы, лопаты и прочий садово-кладбищенский инвентарь, который был аккуратно сложен рядом с храмом. Почему церковное имущество ржавеет под проливным дождем, было вопросом не его компетенции.

На стук в дверь ответили не сразу, его пришлось сопроводить зычным: "Святая Инквизиция, откройте", после чего он услышал в глубине небольшого аккуратного домика быстрое шарканье босых ног по полу. Когда же дверь распахнулась, за ней оказался невысокий, тучный и пожилой человек, который уставился на Курта с недоумением:

– Ч-чем м-могу по-мочь?
– в голосе священника можно было прочитать страх, но к такой реакции на свое появление Курт уже давно привык.

– Следователь первого ранга, особые полномочия, - он отработанным жестом выставил вперед Сигнум.
– Нужна постель, коновязь и ужин.

Его собеседник, которого тот явно вытащил из-под одеяла, несколько секунд осознавал, что происходит и чего от него требуют, но осознав, вздрогнул и лишь затем посторонился, пропуская Гессе в дом.

– Пожалуйста, м-майстер... э... инквизитор.

II

Раннее утро не принесло городу ни красок, ни обаяния - дождь продолжал лить, хоть ветер и поутих, но серый цвет неба нависал над головой тяжелой каменной плитой.

С чего начинать данное расследование, Курт, как, впрочем, и всегда, представлял смутно. Чем его высокопреосвященство Сфорцу зацепил именно этот донос, он не предполагал. Очевидно, что нужно поговорить с родственниками Зигфрида Рауха и его жены - Марты. Еще бы неплохо было вычислить, кто именно написал донос.

Размышляя об этом всем, он вышел из дома священника и свернул не туда, куда отец Франк указал ему, объясняя, где живет семейство Раух, а пошел прямиком по дорожке, ведущей на церковное кладбище.

Здесь, среди могил, можно было поразмышлять не только о вечном, но и о том, сколько историй об оживших мертвецах он слышал сначала за свое обучение, а потом за службу в Конгрегации. Эта история отличалась от прочих лишь тем, что оживший мертвец не пытался съесть никого в городе, не докучал живым, не вставал из могилы, а преспокойно вернулся, а точнее, вернулась к себе домой и жила с мужем, как ни в чем не бывало. Как ни крути, это не обычное поведение для покойника.

Кстати, о могилах: искомая нашлась легко - кладбище было не очень большим и довольно старым, новые могилы, особенно те, которые были украшены памятниками, а не простыми надгробиями, виднелись издалека, и могилу Марты Раух можно было беспрепятственно осмотреть. Было очевидно, что ее никто не вскрывал, и тем более никто оттуда не вылезал, вряд ли даже самый неспокойный оживший мертвец смог бы приподнять памятник, не оставив никаких следов.

И еще более вряд ли милейший отец Франк опустил в могилу пустой гроб, да и свидетелей погребения, скорее всего, было немало.

III

– Святая Инквизиция, откройте, - слова были привычны, но в этом городе звучали впервые за всю его историю - с таким населением завести собственных малефиков, даже фиктивных, нужно было постараться, но жители не старались.

Дверь распахнулась почти сразу, и на пороге показался высокий статный мужчина - явно из зажиточных горожан - с тяжелым, неприятным взглядом.

– Что надо?
– не слишком любезно отозвался он.

– Ответить на несколько вопросов, - вряд ли кто-то мог переплюнуть Молота Ведьм по части нелюбезных тонов.

– Рихард Раух, я полагаю? Ваш сын пропал месяц назад.

– Не пропал, а сбежал, - пожал плечами Раух, не торопясь впускать следователя внутрь.
– И рассказывать мне нечего. Не знаю я, куда он подался и что натворил.

– И все же придется, - Курт двинулся вперед, фактически вталкивая собеседника в прихожую.

Раух вынужденно отступил и попытался пронзить инквизитора испепеляющим взглядом, но инквизитор спокойно и уверенно прошел мимо него, оказавшись в комнате. По обстановке здесь можно было мало что сказать о хозяине дома - старая, но не добротная мебель, явно поставленная здесь когда-то "на время", но так никогда и не замененная, полки с утварью и табуретки, которые были сколочены неумелыми руками, скорее всего, самого хозяина или же соседнего лавочника, но никак не плотника.

– Ваш сын живет здесь?

– Он здесь не живет! Он уехал.

– Покажите мне его комнату, - голос Курта не допускал возражений, но Рихард замялся.

– Я...
– он стушевался и отвел взгляд.
– Там ничего не было... ну, такого... я не думал, что святая Инквизиция может заинтересоваться отъездом моего сына... ну, он же ничего такого не совершал.

– Ведите, - отмахнулся следователь с особыми полномочиями от неуверенности свидетеля.

Рихард вздохнул и кивнул на узенькую лестницу, притулившуюся у дальней стены.

– Только вы там ничего не найдете... вещи свои он собрал, а я там прибрался... Думал, что сдам комнату, там и выход отдельный есть на задний двор, да кому тут у нас сдавать? Приезжих-то нет...

Курт слушал внимательно, слушал и оглядывался, в комнате действительно не было ничего особенного, и тщательный осмотр не занял больше, чем десять минут, все это время хозяин дома стоял на пороге и неприязненно смотрел на следователя. Эта неприязнь плохо сочеталась с попытками оправдаться перед инквизитором:

– Он, конечно, непутевый... и глупец, каких поискать... да ничего такого не делал...

– Ваш сын служил в городской страже?

– В баронской... нету у нас городской стражи, да и от кого бы нам защищаться?.. Стену вокруг города и то не ремонтировали уже лет тридцать, через нее перебраться — раз плюнуть.

– А ваша невестка?..

– А что невестка? Умерла она в этом году. От лихорадки.

– Откуда?

– Та, сирота. Ее жена кабатчика на воспитание взяла, когда той годика четыре было. А что?.. Девка здоровая, застенчивая, ничего такого...

Последующий допрос все больше растрачивающего уверенность и неприязнь свидетеля новых особенных подробностей не выявил - да, умерла, да, любил сын ее, жили душа в душу, да, после смерти пил и буянил, что барон его из стражи попросил, а потом привел домой какую-то девку, вроде похожую, да не она это была, одета хорошо, глаза подведенные, явно гулящая, да не местная, с ней и сбежал, когда люди стали говорить, что таким в нашем тихом городке делать нечего.

Вышел из дома Рауха Курт задумчивым, с одной стороны, все было ясно - не в меру ретивые соседи, у которых в жизни происходит мало интересных событий, решили подсуетиться и обеспечить себе развлечение - сожжение неблагонадежных и наказание невиновных. Ему оставалось только написать на доносе резолюцию, собрать вещи, освободить отца Франка от своего общества и отправиться дальше. Он бы так и сделал, если бы не одно обстоятельство - отчетливо пульсирующая головная боль, которая была тем сильнее, чем дальше рассказывал Рихард Раух свою нехитрую историю.