Архивы Конгрегации

– Ты стареешь, дорогая... ты, наверное, думаешь, что я воспринимаю тебя одной из своих кукол, которая никак не станет совершенной? Как же ты ошибаешься... Я знаю, что ты живая... из плоти и крови. Так и куклы, они, может быть, даже более живые, чем ты. Живее, красивее, и не изнашиваются так быстро... Я тебя тоже сделаю такой, обещаю... Только вот тебе больше пойдет высокая молодая грудь, которая не вскармливала никогда твоего выродка, которую никогда не целовал этот мерзкий старик...

По бокам женщины обильно текли ручейки крови, но рыцарь не обращал на них внимания. Он ласкающим жестом касался того, что когда-то было грудью - окровавленное мясо даже в прожженном палаче могло бы вызвать тошноту, но сам хирург глядел на плоть так, как любовник смотрит на женщину, которую вот-вот возьмет.

Крик оборвался на самой высокой ноте, женщина или умерла, или потеряла сознание - Курт, конечно, не был сильно осведомлен о высокой науке анатомии, но ему казалось, что пациент после такого вмешательства должен был истечь кровью минуты за две.

Что конкретно делал с женщиной рыцарь из замка на холме, Курту было не видно, крики его больше не оглушали, поэтому он подтянулся, использовал ветку как опорную точку и перебрался к соседнему окну, которое вело в другое помещение, и как мог неслышно высадил тонкую преграду между замковой комнатой и свежим воздухом. Комната была другая, но смежная, инквизитору повезло, что его не заметили, но сумасшедший слишком был увлечен процессом, а Курт имел сомнительное удовольствие слушать комментарии, которые он отпускал по ходу своей работы. Сейчас отвлекать "лекаря" было уже чревато, он был далеко не уверен, что если странного хирурга прервать сейчас, когда он склонился над открытыми ранами и увлеченно орудовал иглой, его "пациентка" выживет.

– Ты будешь самым лучшим, самым совершенным моим творением. И никогда меня не покинешь, моя милая Гретхен. Барон должен быть мне благодарен... я заменил стареющую женушку на красивую, свежую... а его она не устроила... ну, старик сам себя наказал... А я тебя никогда не брошу...

По мнению Курта, так это последнее, что звучало, как утешение, скорее напоминало страшную угрозу. Когда в белую кожу была в последний раз воткнута иголка, и нить аккуратно обрезана, он толкнул дверь:

– Святая Инквизиция, вы арестованы по подозрению в малефиции.

Арбалет целился ровно в область сердца рыцаря, и тот, разведя руки, медленно отступил назад.

VIII

– Как ты создал точную копию Маргариты фон Драйзен?

– Тебе этого не понять, дурень...
– подвешенный к крюку, на котором раньше висела люстра, в одном из залов городской ратуши допрашиваемый был удивительно нагл и весел, складывалось впечатление, что ему давно хотелось рассказать о своих подвигах миру, и теперь ему был дан шанс.
– Это Творение, понимаешь? Великое творение. Когда мастер вдыхает жизнь в свое произведение, оно обретает душу.

– Зачем ты создал ее?

– Она дура. Но красивая дура. Что ж я, должен был из-за ее глупости терпеть то, что она принадлежала этому плешивому болвану?..

– Отвечай по существу, - уже усталым голосом прервал его Курт.

Он устал от этого бесконечного допроса, от нескольких несложных приемов, после которых тот, кого в городе уже успели прозвать Кукольником, заговорил, от того, что в городе нет палача, и все приходится делать самому.

– Для того, чтобы барон развлекался с моей куклой, а я в это время с его женой, что непонятного, - он оскалился, глядя на инквизитора, видимо, этот оскал должен был изображать улыбку.

С голой спины допрашиваемого стекала струйка крови и буднично и как-то мирно капала на каменный пол, этот звук и раздражал, и привлекал внимание одновременно.

– Зачем ты создал вторую Марту Раух?

– Нужно же на что-то жить... Этот тип, Зигфрид, выгреб все деньги, только что последнюю рубашку не притащил, чтобы я ее "воскресил"...

IX

Курт застрял в Кранихфельде на целую неделю. Поймать малефика здесь оказалось делом не самым сложным, самым сложным было найти место, где его содержать (в ратуше нет камер - а зачем?), отправить гонца в ближайшее отделение Конгрегации, расположенное в Эрфурте (пришлось одалживать такового у барона), и отвязаться от бодрых жителей городка, которые жаждали если не самосуда, то хотя бы скорейшей расправы над малефиком (настоящим малефиком! Кранихфельд теперь прославится!) волей майстера инквизитора.

В ожидании expertus"ов Курт сам не решался определить, насколько живым человеком была жертва многолетних издевательств фон Айнзама, которой оказалась мать барона, поэтому содержалась она под неменьшим присмотром, чем сам малефик.

В замке обнаружилась комната, в которой по стенам висели так называемые "заготовки", женские тела, висящие на крючьях, выполненные очень дотошно, но состоявшие из керамики, дерева и ткани. Они явно были теми самыми куклами, которые Хеймуль упоминал в своих речах, но малефик так и не смог объяснить, как именно он заставлял их двигаться. Кукольник продолжал говорить что-то о творении, о великом искусстве и о душе, но больше всего это походило на бред сумасшедшего.

В могиле, в которой была якобы захоронена баронесса, нашли подобную куклу, действительно чем-то на нее похожую, но как кто-нибудь мог перепутать ее с живым человеком, оставалось пока неясным.

И почему-то Курт не был уверен, что когда приедут expertus"ы, что-либо серьезно прояснится в этом деле. А также он был далеко не уверен, что он сможет найти Зигфрида и куклу Марты Раух, которые были уже явно далеко от этих земель.

Во имя жизни вечной

Авторы: Мария Аль-Ради (Анориэль), Дариана Мария Кантор

Краткое содержание: 1402 год. Курт Гессе получает очередное задание от начальства, на первый взгляд, совсем не сложное и не предвещающее ничего особенного. Однако на поверку все оказывается несколько запутаннее, чем можно было предположить...

Коридоры академии об эту пору были полупустыми. Курт шел размеренным шагом, отвечая на приветствия попадавшихся время от времени навстречу сослужителей и с улыбкой кивая редким курсантам, спешащим кто куда. Настроение у майстера инквизитора в этот весенний день было непривычно благодушное, настолько, что сам удивлялся. Впрочем, при приближении к рабочей комнате Сфорцы улыбка сползла с его лица. Привычных далматинцев у порога не было, что свидетельствовало о том, что и их хозяина нет за тяжелой дверью. Кардинал пару дней назад слег в очередной раз. Прогнозы лекаря были довольно-таки оптимистичными - по заверениям эскулапа святого Макария, его высокопреосвященство в скором времени сможет подняться и вернуться к работе; однако мерзкий червячок сомнения все-таки поселился где-то в глубине души.

В дверь Курт стукнул один раз и тут же вошел, не дожидаясь ответа.

– Поверить не могу, - проронил Висконти, обернувшись на вошедшего.
– Неужели я дожил до того дня, когда Гессе постучал перед тем, как распахнуть дверь?

– Задумался, - пожал плечами Курт, сбрасывая в угол дорожную сумку.

– Ах, вот, в чем дело... А я-то уж подумал, что ты вспомнил о вежливости, - хмыкнул итальянец.

– К чему?
– снова пожал плечами Курт, подходя к столу, по обыкновению заваленному бумагами и заставленному многочисленными шкатулками и чернильницами.
– Производить на тебя впечатление учтивого типа с хорошими манерами мне как будто поздно.

Висконти только отмахнулся в ответ. Выглядел он не лучшим образом, хоть и пытался этого не показать. Понятное дело, болезнь Сфорцы его преемник переживал тяжелее многих, а потому был хмур и вид имел утомленный, хоть и хорохорился.

– Не нависай, как над допрашиваемым, сядь, сделай одолжение, - вздохнул Висконти.

– Как Сфорца?
– спросил Курт, ногой подтягивая табурет и усаживаясь напротив молодого кардинала.
– Насколько я знаю, от услуг Готтер Рюценбах сегодня отказался, значит, все неплохо?