Аритмия

Игнорирует. Идет в сторону ворот.

Поздно. Подмосковье. Как и с кем поедет?

— Арсеньева!

Не оборачиваясь, показывает мне средний палец.

Зараза.

Приходится пойти за ней. Прямо дежавю долбаное!

— Я сказал тебе, донора дождись! — нагоняю почти у самых ворот. Ловлю за капюшон, вынуждаю остановиться.

— Такси вызову, — отвечает спокойно.

— В дом вернись. Он отвезет.

— Это лишнее. Отпусти, — дергается, разозлившись.

— В дом. Вернулась! — командую настойчиво.

— Да пошел ты, Абрамов! — взбеленившись, рьяно пытается освободиться от моего захвата.

— Ночь на дворе!

— Мне все равно! — кричит, вырываясь. — Не надоело? — шипит змеей.

— Что конкретно? — сильнее сжимаю ее в кольце своих рук.

— Играть со мной не надоело? Нужна — не нужна! — гневно смотрит на меня исподлобья. — Достал!

— В дом. Вернулась, — повторяю еще раз.

— Нет! Я ухожу! Пусти! — ловко изворачивается, но я в последний момент успеваю ее задержать.

— Мне не нужна твоя жалость. Не нужна забота из чувства долга. Ясно? — зачем-то решаю объясниться.

— Дурак… — разочарованно сипит.

— Да. У меня и справка с диагнозом есть. Ты же знаешь, — с силой сдавливаю через куртку тонкие косточки.

— Я задохнусь сейчас! — задирает голову вверх, к небу.

— Прикопаю во дворе, — парирую невозмутимо.

— Пусти! — вопит громко.

Рывок. Не удержав равновесия, на пару заваливаемся у фонаря в сугроб.

— Аааай! Холодно!

— С электриком у тебя что? — придавливаю ее собой, утрамбовывая в снег.

— Ты бредишь, Ян? — пытается из-под меня выбраться. Активно боремся друг с другом, и в процессе ее идиотская шапка сползает набок.

— Михаил Потасов кто такой? — сжимаю ладонями девичьи щеки. — Отвечай мне немедленно!

Аж трясет всего. Колошматит.

— Кто? — настойчиво требую пояснений.

— Отвечу, — на ее лице отражается хитрая улыбка. — Но сначала расскажи мне до конца стихотворение про Питер. Что там после трепетных ресниц и глаз, в которых небо?

Замираю. Подвисаю.

— Ты мне всю ночь стихи свои декларировал! — выдает на полном серьезе, открывает рот и беззаботно ловит танцующие на морозном воздухе снежинки.

Какого… Да не может быть! Я не стал бы читать ей эту дичь!

— Стоп, что это? — в ее голосе звучит наигранная тревога. — У тебя скулы порозовели, Ян? Или мне кажется?

Непроизвольно вздрагиваю, когда она дотрагивается до них подушечками пальцев. Нежно, ласково и осторожно. Еще и глазищами своими терзает так, что меня наизнанку выворачивает.

Каждую мышцу тремором сводит. Сердце заходится рваными стуками. Кровь громыхает неистовой пульсацией в ушах.

Сглатываю.

Смотрю на нее. Смотрю.

Все. Закоротило…

Стремительно наклоняюсь к ней ближе.

— Ты просил впустить твоих демонов, — выдыхает прямо в губы и одновременно с этим выставляет между нами руку, не позволяя ее поцеловать. — Я должна знать, если впущу, — переходит на взволнованный шепот, — что получу взамен?

Поднимаюсь. Резко ставлю девчонку на ноги. Поправляю на ней шапку, натягивая ее плотнее на уши. Потуже завязываю шарф. Беру за руку и веду назад к дому.

Пока идем, молчу.

«Если я впущу их, то что получу взамен?»

Это не вопрос, это выстрел.

Что в действительности я могу дать ей? Довольно глупо было бы не признать, что Дарина слишком хороша для меня. Во всех смыслах…

Сергей паркует машину прямо около ступенек. Выходит, поправляет ворот пальто, здоровается с Арсеньевой и протягивает мне руку.

Именно его приезд позволил поставить на паузу тот серьезный разговор, к которому нам с ней придется вернуться позже.

— Ты один?

— Роман остался с матерью в больнице, — произносит он, разуваясь.

— Как… Савелий? — выдавливаю из себя через силу.

— Никак, к сожалению, — отводит взгляд и рассеянно хлопает меня по плечу.

— Можно будет к нему завтра приехать? — робко интересуется Арсеньева.

— Можно, Даш. Игорь и Марьяна где?

— Там, на кухне.

Беркутов-старший кивает и проходит в дом.

Меня же будто гвоздями к полу прибили.

Как Савелий?

Никак, к сожалению.

Это все?

— Ян, — Даша настойчиво тянет за рукав. Сама снимает с меня куртку. Приседает. Развязывает шнурки на ботинках.

Шнурки. На ботинках…

В гостиной опускаюсь на ковер. Какое-то время смотрю на потрескивающий в камине огонь. И даже он сейчас не вызывает привычного содрогания. Может, потому что внутри меня черт знает что творится. Авария, сравнимая разве что с взрывом атомной электростанции.

Боковым зрением выхватываю движение слева от себя.

Арсеньева. Подходит. Ладонь к моему лбу прикладывает. Тягостно вздыхает, и сует под мышку градусник.

Будто сейчас это имеет значение…

* * *

Она заставляет меня выпить колеса от температуры. Я, в свою очередь, достаю с полки покрытую слоем пыли «Снежную королеву». Не говоря ни слова, протягиваю девчонке книгу, укладываюсь на диван и без спроса пристраиваю голову у нее на коленях.

Не протестует, чем я нагло пользуюсь. Послушно начинает читать вслух и в какой-то момент, увлекшись, принимается перебирать пряди моих волос. По привычке, наверное…

Долго-долго слушаю ее мелодичный голос. Мутным взором слежу за подрагивающими языками пламени и без конца думаю о маленьком человеке, за жизнь которого готов отдать, что угодно. Знать бы к кому идти с такими жертвами. К Богу или к самому Дьяволу. Кто подсказал бы…

Веки тяжелеют, глаза закрываются, но хоровод беспокойных мыслей не дает покоя. Мучает и мучает. Воспоминаниями. Коих так много, что все в моем воспаленном мозгу не помещаются.

Чудик, куда же ты собрался так рано…