Аритмия

— Потому что ты меня разозлила! Пошла в это сраное кафе и опять связалась с Беркутовым!

— Напомнить тебе, что твои же друзья меня опоили?! В чем я виновата, скажи?! Я даже не понимала, что происходит! Ничего не помню!

Зачем-то оправдываюсь.

Зачем? Перед кем?

— Надо было думать своей башкой, Арсеньева! Ничего не помнишь? Зато в моей памяти все мельчайшие подробности сохранились, — наклоняется ближе, обжигая кожу горячим дыханием. — Он отымел бы тебя прямо там, в этом гребаном сортире. Все к тому шло.

— Замолчи! — отворачиваюсь в сторону, ведь лицо мгновенно заливает краска стыда.

— Ты была в том состоянии, когда это прокатило бы. Своими глазами видел.

— Хватит, перестань!

— В чем виновата, спрашиваешь? — грубо сжимает мой подбородок. — Не окажись ты там, ничего не произошло бы!

— По-твоему, это повод выставить на всеобщее обозрение то личное, что было между нами? — срываюсь на крик.

— Тогда мне казалось, что да. Ты сама-то кем меня выставила?

— То есть не жалеешь? Я правильно понимаю? — резко скидываю его руку.

— Это уже случилось, и ты простила, — огорошивает своим заявлением. — Иначе не стояла бы здесь, верно?

В груди петарды от возмущения взрываются. Шквал эмоций накрывает будто снежной лавиной.

— Неверно! — прямо-таки чувствую, как обида переполняет скукожившиеся легкие.

— Не лги. Ты едва ли ни единственная принимала меня таким, каков я есть. Со всем тем дерьмом, что внутри. И даже после того, что я сделал.

— То, что ты сделал, я никогда не забуду, уж поверь! — бросаю зло.

— Посмотрим…

— Не посмотрим! — обещаю уверенно. — Все. Надоело!

— Долго думала? — возвращает плечом на место, когда я собираюсь уйти.

— Вот прямо сейчас и решила! — объявляю, яростно толкая его в грудь.

— Что решила, ненормальная? — перехватывает руку и фиксирует ее за моей спиной.

— Ничего у нас с тобой не получится! — предпринимаю попытку вырваться из захвата, но становится только хуже, потому что в одну секунду расстояние между нами сокращается до критически опасного минимума. Впереди он. Позади стена, и деться мне некуда.

— Ты стала чересчур нервной и агрессивной, — нарочно задевает горячими губами ухо, разгоняя по телу мелкую дрожь.

— Отпусти меня! — отчаянно протестую. — Иначе я…

— Иначе ты что? — хрипло усмехается, а затем вдруг внаглую прижимает к себе.

Сглатывает.

Выражение лица меняется.

Глаза с поволокой.

Взгляд недвусмысленно горит.

— Я тебя ударю, Ян, — угрожающе предупреждаю и стремительно краснею, ощущая его… боевой настрой.

Мягкие, но настойчивые губы жадно врезаются в мои, а пальцы тем временем принимаются ловко расстегивать пуговицы на платье.

Наш разговор и это — параллельные вселенные.

Я страшно злюсь. На него. На себя… Потому что на уровне инстинктов снова срабатывает знакомая и совершенно необъяснимая химия. Чувства: яркие, острые… Захлестывают и пленяют возмущенный в край разум.

С запоздалым ужасом представляю, что кто-то может увидеть нас со стороны.

— Ян… Мы… — непроизвольно зажмуриваюсь, ощущая грубые, страстные поцелуи на своей шее.

Вместе со мной перемещается левее, в уже знакомую комнату, куда отец притащил его в ночь на первое января. И с хлопком двери вообще с катушек слетает. Как дикий на меня набрасывается. Хаотично трогает. Сжимает в свои руках до асфиксии. Целует без остановки.

— Стооой, — увернувшись, прошу не своим голосом.

— Снимай все, Арсеньева. Слышишь, снимай все…

Волнующая темнота мне совсем не союзник, но я держусь. Насколько это возможно.

— Нееет, — сиплю в ответ.

— Что значит нет? Снимай сказал, — рывком стаскивает трикотаж вниз до самого живота. Проходится ладонями по обнаженным плечам. Притиснув к себе вплотную, гладит спину, цепляет застежку нижнего белья.

— Нет значит нет! — отстраняясь, поясняю тоном учительницы начальных классов.

— Плевать мне на твое нет. Я хочу, — сгребает волосы в кулак. Запечатывает мой протест долгим, требовательным поцелуем. Язык глубоко запускает. Имитирует им недвусмысленные движения. Развязно стонет мне в рот и толкается напряженным пахом в бедро, отчего меня в жар бросает моментально.

Мамочки… Вот ведь дьявол…

— Пусти, Ян! — целую вечность спустя прошу я, с трудом сохраняя остатки самообладания. Это очень сложно, учитывая тот факт, что тянет меня к нему просто невероятно.

Трясет. Кровь кислотой кипит. Тело — сплошной оголенный провод. Дотронься — перегорит. Сердце от каждого прикосновения медленно останавливается и заходится. Погибая. Воскресая. И так поочередно.

— Отойди!

— Не начинай.

Борьба.

— Ты должен считаться со мной!

— Тебе будет хорошо, ты же знаешь, — порывисто оглаживает костяшками пальцев мои скулы и губы.

Будет, но что потом?

— Я сказала. Нет, — отстраняясь, повторяю непреклонно.

Матерится. Отходит. Что-то швыряет, а я, пользуясь моментом, ретируюсь в другой угол и спешно натягиваю вверх платье.

— Что тебе не так? Какого ты обламываешь? — даже и не пытается скрыть ярое недовольство в голосе. Напротив.

— Это… не решит нашу проблему, — поправляю волосы и стараюсь восстановить сбившееся дыхание.

— Не можешь да не усложнять? — невесело ухмыляется.

— Я не сомневаюсь, что при желании ты способен с легкостью найти себе вариант попроще, — обращаюсь в сторону его силуэта, застывшего у окна.

— Не сомневайся, — заверяет, соглашаясь.

Сволочь. Будто кипятка плеснул мне за шиворот.

— Отлично, — только и могу выдавить.

— Все? — уточняет насмешливо.

— Все, — отзеркаливаю, не мешкая. — Лишний раз убедилась в том, что мне нужен НОРМАЛЬНЫЙ парень.

— Что же ты так долго тормозила, Арсеньева? Могла бы найти себе «нормального» за год.

— У меня вся жизнь впереди. Успеется, — парирую язвительно.

— Дай-то бог.

— Человек-дерево.

— Девочка-пила.