Аритмия
Шрифт:
Выворачиваю руку.
— Аааа. Сломаешь! Отпустиии! — скулит как псина.
— Нет, Жека, — отзываюсь равнодушно-холодно. — Не сломаю. Сломал.
— Ааааа.
Что, собственно и делаю…
Разошлись почти полюбовно. Я все ждал скандала и разборок с ментами при высадке на берег, но этого не случилось. Тут два варианта. Либо этот имбицил не захотел позориться, либо его состояние-нестояния (алкогольное опьянение) сыграло против него.
Арсеньева есть так и не стала. Ни к чему не притронулась.
— Все? Впечатление от кораблика безнадежно испорчено? — смеюсь.
Время почти три часа ночи, а мы с ней идем по проспекту.
— Нет.
Мне не нравится, что она молчит. То рот не закрывался, а теперь вот это. Что там в голове происходит непонятно. То ли до сих пор не отошла от случившегося на теплоходе, то ли еще что…
— Куда мы? — с опаской посматривает вглубь темной арки, ведущей во двор-колодец.
— Туда, куда я изначально собирался.
Был тут у меня в Питере знакомый. Показал пару отличных мест. Вот как раз здесь находится одно из них.
Проходим под аркой. Идем до крайнего подъезда, подсвечивая пространство двора фонарем от телефона.
— Ты знаешь код?
— Если не сменили, то да, — набираю цифры домофона.
Не сменили. Об этом свидетельствует звуковой сигнал, оповещающий о том, что вход в парадную открыт.
— Заходи.
— Нелегально заберемся на крышу? — забавно понижает голос до полушепота.
Догадалась.
Поднимаемся по ступенькам, преодолевая этаж за этажом. На пятом подходим к решетке.
— Замок висит.
— Для вида. Цепь давно спилена, — ищу нужное звено.
— Вот так запросто? — удивляется она, когда я открываю решетку.
— Далеко не везде. В этом доме чердак открыт, потому что сюда регулярно приводят экскурсионные группы.
— А местные жители как к этому относятся?
— Не сказать, что они в восторге, поэтому шуметь не стоит.
Проходим по деревянным балкам и выбираемся на крышу.
— Руку дай, а то еще грохнешься вниз, — цепляю ее холодные пальцы своими. — Близко к самому краю не подходи. Крыша покатая. Мало ли.
— Вот это да!
Замирает столбом. Изумленно осматривает открывшуюся панораму ночного города, утопающего в разноцветных огнях.
— Дальше давай пройдем.
Минуту спустя огибаем крышу по левой стороне. Здесь нет ветра, да и вид на Невский лучше.
— Красотища! И все как на ладони! Вон Исаакиевский, а там…
— Куда? — дергаю за локоть назад. — Сказал же, не подходить близко.
Послушно останавливается рядом у стены, и на какое-то время между нами повисает тишина.
— Удивительный город…
— Впечатлений полные штаны? — ухмыляюсь, поворачиваясь к ней.
Но да. Питер такой, особенно если ты увидел его впервые. Сложно остаться индифферентным.
— Спасибо тебе… — благодарит, смущаясь, и робко заглядывает в глаза.
— Успокоилась? Они тебя напугали?
Замечаю, как резко меняется выражение лица.
— Зачем подошли?
Теперь,
поостывши, можно и спросить.— Тот, который был пьян, поинтересовался, как меня зовут, откуда я, нравится ли мне Петербург.
— И…
Опускает голову.
— Арсеньева.
— Предложил… провести время вместе, — кривится.
Плешивое убожество. Себя-то видел? «Провести время вместе».
— Ну а ты что? — внимательно отслеживаю реакцию.
— Сказала ему, что… вот-вот вернется мой парень и…
Стремительно заливается краской.
— И выбьет из него все дерьмо, — заканчиваю за нее я.
— Почти. Гляди, Ян! Снег пошел! — восклицает изумленно.
И правда.
Запрокидывает голову, улыбается. Ловит ртом крупные снежинки.
Дите совсем. Это надо еще уметь так радоваться сущей ерунде.
— Ты не заболеешь? У тебя ни шапки, ни капюшона.
Будто невзначай касается моих волос и тут же натыкается на мрачный ответный взгляд.
— Извини, — произносит виновато. — Так давно хотела… их потрогать.
Лучше бы молчала. Я чертовски устал с ней бороться. И еще больше устал бороться с собой.
Она так не похожа на других! Наивная. Искренняя. Добрая. Такая настоящая. Не для меня абсолютно. Но запретный плод маняще сладок…
Мои пальцы уже гладят порозовевшую скулу и спускаются ниже, к полным, чувственным губам.
— Давно хотел их потрогать… — поясняю свой порыв, неотрывно глядя прямо в глаза.
А там сейчас столько интересного. Целый фейерверк эмоций. И все это — только мое.
Дыхание девчонки сбивается, когда я сокращаю расстояние между нами, настойчиво толкая ее к стене.
— Да-ша…
— М?
Дрожит в моих руках. Пушистые ресницы трепещут. А я нарочно оттягиваю тот момент, после которого пути назад точно не будет.
Я ведь все заберу себе. Чистую душу. Невинное тело.
Выпью до дна. Испорчу. Сломаю.
И пойду дальше, не оборачиваясь.
— Ян, мне кажется я… — ласково трется кончиком своего носа о мой, и последние сомнения рассыпаются в пыль.
Целую вожделенные губы. Нетерпеливо. Горячо…
Прорываюсь сквозь преграду. Страстно ласкаю языком ее рот, постепенно проваливаясь в дурной экстаз, ведь девчонка так мучительно нежна и отзывчива, что у меня тут же напрочь отказывают тормоза…
Нет… Даже и близко не так, как я себе представлял. Все в разы ярче, острее. Хочется тупо утонуть в ощущениях. Забыться. Захлебнуться.
Кровь кипит, ядовитой кислотой расплескиваясь по венам, а в груди, под ребрами, разгорается с новой силой то самое чувство. Незнакомое. Неизведанное. Ненужное.
Чертов пуховик мешает. Дергаю собачку вниз и расстегиваю молнию, отчаянно желая быть ближе.
Вздрагивает и рвано выдыхает, когда замерзшие, ледяные пальцы ныряют под вязаный свитер и настойчиво оглаживают плоский живот, поднимаясь по ребрам выше.