Аритмия

Достаю из выдвижного ящика носки и со всем этим добром возвращаюсь в коридор.

— Даш. На ручке все оставил, — сообщаю, постучав.

— Спасибо! Я скоро! — пищит в ответ.

Подперев стену плечом, с минуту гипнотизирую лакированную деревянную поверхность и ухожу лишь тогда, когда слышу характерный щелчок электрочайника.

Н-да… Впервые я не раздеваю девчонку, а наоборот.

Сам себе поражаюсь.

Потираю висок и открываю дверцу шкафчика, чтобы достать оттуда сахар, вафли и шоколадные конфеты. Арсеньева — та еще сладкоежка. Постоянно на переменах что-нибудь точит.

Включаю плиту, колдую с туркой.

— Эй. Ты здесь?

Девчонка появляется в проеме. Робко топчется на пороге кухни и все никак не решается войти.

По ходу выражение лица у меня то еще… Но что поделать, если жестко вштырило только от одного вида своей рубашки на желанном девичьем теле.

— Садись, — наливаю ей чай, ощущая как пересыхает в глотке.

— А ты? Я одна не буду…

— Я выпью, но кофе.

— Хорошо.

Внимательно наблюдаю за тем, как она идет к столу.

Занимает место напротив. Закатывает длинные рукава, пуще прежнего краснея от моего пристального взгляда.

— У тебя везде такой идеальный порядок, — хмыкает, обхватывая пальчиками пузатую чашку.

— Просто люблю чистоту, — отзываюсь, забирая турку с плиты.

Еще бы немного, остался бы и без кофе, и без турки.

— Давно ты… живешь один? — снова поднимает тему, которую мы не раз обходили стороной.

— С прошлого года. Эта квартира досталась мне от деда. Переехал сюда из родительского дома сразу после ремонта.

— И они реально не были против? — хмурит брови.

— Нет.

Мать, конечно, пыталась отговорить меня от этой затеи, но кто собирался ее слушать?

— Рано началась твоя взрослая жизнь, — заключает задумчиво.

— Так проще обеим сторонам. Конфету взяла, — командую строго.

— «Мишки на севере», — не может сдержать улыбку. Ныряет в вазу. — Обожаю их.

Дите, говорю же…

— Круто, что мы посмотрели Телецентр. Повезло вам, столичным школьникам, в Москве столько интересных мест!

— Пельш регулярно заморачивается экскурсиями.

— Правильно, чтобы сплотить коллектив, — кивает, одобряя. — Еще одну возьму, можно?

Пальцы замирают в воздухе.

— Арсеньева, не задавай глупые вопросы. Ешь, сколько хочешь. Я к ним абсолютно равнодушен.

Делаю глоток крепкого черного кофе и без стеснения слежу за тем, как шоколадный мишка исчезает у нее во рту.

— А к чему не равнодушен? — любопытничает и принимается дуть на чай, дабы тот немного остыл. — Ну там любимая кухня или блюдо…

— Солянка, — пожимаю плечом.

— Неожиданно! — вскидывает бровь. — Но многое объясняет. Мне, кстати, в «Дачниках» очень понравилось.

— Это было заметно.

— Там здорово. И еда вкусная.

— Моя солянка все равно вкуснее, — откидываюсь на спинку стула.

— Прямо сам готовишь?

— Естественно.

Но, судя по взгляду, она не верит.

— Что?

— Ничего…

— Ты голодна? — вспоминаю, что в столовой Останкино она согласилась только на булочку и компот.

— А что, Абрамов? — хитро прищуривается. — Хочешь приготовить мне солянку?

Согласен. Звучит как нечто очень странное. Прямо-таки бред сумасшедшего.

— Тогда я тебе помогу, — расценивает мое молчание как «да».

— Еще испортишь мне всю технологию, — встаю и подхожу к холодильнику, чтобы посмотреть, есть ли в нем необходимые ингредиенты.

* * *

Вообще меня всегда дико раздражает, когда кто-то стоит над душой, но общество Арсеньевой как-то… не напрягает. Сидит себе, с выражением читает вслух «Над пропастью во ржи» Джерома Сэлинджера. Уж больно зацепила ее эта книга.

Готовлю, внимательно слушаю ее голос, но в какой-то момент отключаюсь и начинаю думать о своем.

О Ней.

О Нас.

И чем больше думаю, тем четче осознаю, что отступить все-таки не смог бы…

Да, попытался. Ведь по возвращении из Питера дал девчонке понять, что ни черта между нами не изменилось. Глупо. Нелепо. Но я снова ее оттолкнул. Потому что впервые в жизни стало не наплевать на чью-то судьбу. Впервые не хотелось причинять боль.

Дни сменяли друг друга, и было до блевоты неприятно видеть, как Беркутов лезет из кожи вон, чтобы завладеть ее вниманием.

Но я наблюдал.

Молча.

До тех пор пока удушающая ревность не вышла из берегов.

Меня ломало от того, что я не могу прикоснуться к Даше или хотя бы элементарно с ней поговорить. Я без конца прокручивал в мыслях те последние сутки, которые мы провели в Питере, и все больше сходил с ума, не понимая, какого дьявола со мной происходит.

Одна лишь мысль долбила мозг. Эта искренняя, наивная девочка была нужна мне. Потому что теперь я знал, каковы на вкус ее губы. Помнил, как она задыхалась, дрожа всем телом. Как трепетали длинные, пушистые ресницы. Как звучал ее голос.

Эгоистично, но отдать все это Роме я не мог. Особенно учитывая обстоятельства, объясняющие его нездоровый интерес к ней.

Окончательно поехав крышей, в один из вечеров подкараулил ее после тренировки. Проводил до остановки. Сел с ней в автобус, битком набитый людьми и, крепко стиснув в своих руках, заявил, что она теперь со мной. Хочет того или нет.

Идиот.

— Пахнет недурно, — заглядывает в кастрюлю и вдыхает аромат.

— Все. Теперь надо ждать пока настоится, — отодвигаю любопытную варвару в сторону и накрываю кастрюлю крышкой.

— А лимон зачем?

— Все тебе надо. Понадобится. Но уже в тарелку.

— Ясно.

— Идем. Здесь дышать нечем, — открываю фрамугу, чтобы проветрить.

В зале оживает ее телефон, оставленный на кофейном столике. Несется со всех ног, чтобы успеть ответить.

— Алло! Да, Леш!

Мужское имя вынуждает поднапрячься, но потом до меня доходит — она разговаривает с братом.

— Вернулись. Отлично съездили! В Останкино очень интересно! Пока не знаю, скоро. А ты уже дома? Давай не допоздна, ладно? Чтобы я тебя не искала.