Ашната
Шрифт:
– На улице мокро, – произнесла девушка, и волна забвения захлестнула её. – Забавно. Асфальт еще не высох, а солнце сияет, как летом… – девушка задумалась.
Увидев, что мысли начинают уносить ее, нянечка поспешила отнять у бессмысленных воспоминаний хрупкую девушку.
– Ты тоже похожа на солнышко. Расскажи, чем будешь сегодня заниматься? Готовиться к сессии?
– Не волнуйтесь. Я ведь вижу, что Вы всячески стараетесь меня отвлечь от мыслей, которые, как Вам кажется, меня заставляют переживать. Не нужно. Все прошло. Прошло все! – сказала, как отрезала, и принялась за свой завтрак.
– Если хочешь, я куплю нам по мороженому и мы посидим с тобой в саду. Ты будешь трудиться над конспектами, а я вышивать. У меня все равно сегодня выходной.
– Сегодня
– Я ведь не против. Только скажи, куда ты идешь?
– Сегодня мне снился сон. Впервые за долгое время мне снился добрый, ласковый сон, – тихо и прерывисто говорила она.
– В этом сне я стояла в абсолютно залитом свечным светом, помещении. Вокруг меня огромные, до пола, иконы. Я стою посреди них. Такое непередаваемое и неожиданное тепло исходило от них. Все подсвечники перед иконами были в свечах. В Храме была я одна. Вдруг дверь, огромная, резная дверь, открылась. Не было ни скрипа ни шума, она открылась легко. И я проснулась.
– Кто-то вошел в Храм?
– Я видела лишь силуэт. Нянечка, Вы понимаете? Мне было хорошо в этом сне. Он, можно сказать, спас меня, обогрел…
– Чудесный сон! Это добрый знак, детка. А горящие свечи в Церкви это присутствие Божественного света в жизни каждого христианина.
– Да-да. Я купалась в этом свете. Совсем не обжигающий, он дарил мне надежду.
– И сейчас ты собралась пойти в Церковь?
– Мне это необходимо.
Нянечка вышла из комнаты. Ашната начала собирать книги со стола, аккуратно расставляя их на полках рядом с конспектами. За сегодняшний день она хотела успеть многое: уборка в комнате, подготовка к экзаменам, поездка к Анне, поход в Храм.
– Вот, возьми, – нянечка вошла. Она вернулась в комнату с платком в руке. В Храм нельзя заходить с непокрытой головой.
– Спасибо Вам большое! Вы такая тёплая, и голос у Вас тёплый… – Ашната подошла к женщине и обняла её за плечи, уткнувшись в её теплое плечо.
– Рядом с тобой, такой красивой и воздушной девочкой, невозможно не быть теплой, – широкая улыбка добродушного человека, заставила Ашнату рассмеяться.
Более детской, лучезарной улыбки на зрелом, можно сказать, стареющем лице, она еще не видела.
– Я пошла. Пожелайте мне удачи!
– Держу за тебя свои пухлые кулачки, – снова улыбнулась женщина и сжала ладони в кулачки.
– Кулачки не нужно. Просто перекрестите меня, – Ашната серьезным взглядом окинула комнату.
Сколько было пережито в этих стенах и хорошего и плохого. Все, что было с ней, сделало её такой, какой сейчас. Сейчас она идёт в Храм. Чего было в ней больше: хорошего, или плохого, она не знала, но это и была она настоящая.
Идя по зеленой аллее, она слушала, как тоненько щебечут птицы. Трясогузки бегали наперегонки с воробьями и голубями за крошками хлеба. Маленькая девочка лет пяти крошила хлеб и кормила пернатых, а сидящая на скамеечке мама одобрительно улыбалась. Умилительная картинка. Пожилые люди играли в шахматы, громко жестикулируя. Явно, кому-то очень хотелось объявить долгожданный «шах», а другой и думал сдаваться. Молодая беременная женщина медленным шагом прогуливалась с собакой. Одной рукой она поглаживала живот, другой она держала каталог детской одежды. «Дорога к Храму такая светлая и тёплая. И правда, сегодня день ласков со мной», – подумала Ашната. Через несколько минут она уже стояла перед невысокой церковью. Солнце озорно играло на золотых куполах. Казалось, что зайчики, отбрасываемые повсюду, оживают на дорожках, притягивая взгляды пешеходов. Красота всегда завораживает. Она бывала в детстве в церкви. Почему-то ей запомнилась маленькая местная церквушка очень хорошо. Ашнате нравилось сидеть на скамеечке и наблюдать за тем, как служители поют красивыми басами на церковно-славянском языке. А когда к ним присоединялись совершенно неземные, ангельские, тонкие женские голоса, Ашната всегда вставала, поднимая головку вверх, ведь голоса доносились именно сверху. Маленькой, она еще не знала, что
это церковный хор поёт на богослужении. Ей нравилось представлять, что голоса эти исходят откуда-то сверху и не принадлежат простым девушкам, служительницам Храма.«Встреча с собой, уже взрослой и пережившей немало историй, должна произойти именно в Храме. Там, как нигде больше, тебе обрадуются. Даже, если твои истории не праведны», – так думала Ашната, и от этой мысли об этом, ей становилось легче. Она решила, что никому не расскажет об этой встрече, даже Анне. Нянечка знает, но она и была причастна к этому. И потом, Ашната точно знала, что женщина не станет донимать её расспросами.
Снова эти пустые, бесконечно длинные больничные коридоры. Но даже они не могли испортить то настроение, которое царило в душе белокурой красавицы. Девушка шла, не обращая внимания на искусственные цветы, летающих мух и запах мочи. Теперь она была надежно защищена изнутри, ничто внешнее не могло нарушить той гармонии, с которой сегодня она встретила этот день.
– Дорогая моя! Анна, как ты? – Ашната бросилась к подруге. Взяла её слабую руку поднесла к щеке и поцеловала.
– Твоя «дорогая» такой же хиляк, как и несколько дней назад. Только вот кушать приходится чаще. Меня заставляют. Ты оставила очень много продуктов.
– Ешь, твои силы быстрее восстановятся.
– Не тешай себя надеждами.
– Ты хотела сказать «не тешь» себя надеждами, – рассмеялась Ашната. Но я действительно, верю, что ты поправишься и тешу себя надеждой! Завтра же пойду в деканат. Хочу, чтобы тебя перевели в другую больницу.
– Оставь ты эти глупости. Не все ли равно где отмучиться?
– Глупости говоришь ты! Лучше посмотри. Я принесла тебе книги.
– Приятно пахнут, – раскрыв посередине толстую книгу, Анна поднесла её к лицу.
– Помню-помню, ты всегда так делаешь, когда покупаешь новую книгу. Первым делом ты её нюхаешь. Дай-ка и я попробую разобрать, что тебе так нравится в этих книженциях.
– Ну вот ты смеёшься. Для меня это самая крепкая надежда, которую мне даришь ты, а не которой я себя «тешаю», – рассмеявшись еще раз, над неправильно произнесенным Анной словом, она достала кефир и творожки.
– Аш, ты хочешь меня закормить? Зачем это все? Да и нельзя мне столько.
– Да, хочу чтобы моя хрупкая подруга превратилась в толстого бегемота, – шутя ответила Ашната и легонько ущипнула подружку за руку.
– Все шуточки. А, если серьёзно, ты, ведь понимаешь, что это все бессмысленно, – Анна опустила глаза и начала перебирать пальцами несвежую простыню.
– Я хочу попросить тебя. Давай сыграем в одну игру. Мы даем друг другу задание, и каждый день, выполняя его, рассказываем, что уже успели сделать. Как тебе?
– Ну? И что ты попросишь меня делать? Считать сколько капель из капельницы в меня влили сегодня?
– Это скучное занятие мы оставим на потом. Ты будешь читать. Для меня. До завтра ты должна прочесть 20 страниц, – Ашната сделала закладку, аккуратно подогнув край странички. – А завтра я приду и спрошу о чем, ты прочитала.
– Скучно. Ничего другого ты придумать не могла. Книжный червь, – Анна снова улыбнулась. Её зубы сильно пожелтели.
– Та-а-а-ак, – запустив руку в волосы, протянула она. – Дай мне подумать. Моя голова не так быстро соображает, как твоя, – водя по губам указательным пальцем, она закрыла глаза. Ей было сложно смотреть в одну точку, глаза словно бегали по больничным стенам. Сосредоточиться было легче, только закрыв глаза.
– Я жду, малышка. Твоя голова, как ты выражаешься, «варит» замечательно! Не сомневайся!
– Принеси мне завтра розы. Я хочу почувствовать их аромат.
– Какие?
– Ну, живые конечно!
– Да нет, какого цвета? Какого сорта?
– Мне все равно. Наверное, лучше бордовые. Или как там? Садовники не придумали еще салатовых роз, не знаешь?
– Дуреха, садовники ухаживают за растениями, а выводят новые виды, скрещивая цветы, другие люди. Они называются селекционеры.
– Мне все равно. Хоть космонавты. Цены не было бы этому селекти-селектионе-не-рку… Как ты его там назвала?