Аспект белее смерти
Шрифт:
— Ага! — отозвался тот, вырезая из тростника дудочку.
Я поднялся к себе и переоделся, после предупредил мальчишку:
— Скоро буду! — И отправился на давешний островок.
Прошёлся по каменному фундаменту склада, от которого не уцелело даже стен, перепрыгнул через глубокую промоину, потом какое-то время брёл по колено в воде меж камышей. Обогнул глубоченный омут, образовавшийся на месте обвалившегося погреба, перебрался через топкое место по вывороченному с корнями дереву, а там оставил в стороне заросший ивняком скотный двор и оказался на месте.
Покружил по островку, потянул в себя
Вдох-выдох. Раз-два.
Вдох-задержка-выдох. Раз-два-три.
И — ничего. Никакого отклика. Ни тепла, ни стылости.
Я начал отрабатывать удар и очень скоро взопрел, но оно и немудрено — всё же солнышко в самом зените зависло. Жарило оно просто немилосердно, моментально захотелось пить. Я слабину не дал и продолжил бить воздух на резком толчке вперёд, да только ничего, ничего, ничего.
Тогда вновь начал размеренно дышать и тянуть в себя небесную силу, но лишь голова в итоге разболелась.
Ну что за чёрт?! В церкви же получилось!
Несколько раз я присаживался на корточки и переводил дух, а затем возобновлял свои упражнения, но всё без толку.
Ну и плевать! Хоть размялся и удар отработал! Опять же — в ожидании драки с Жучком себя не накручивал. Вроде как при деле. Вроде как спокоен и уверен в собственных силах.
Да только чёрта с два уверен! Чёрта с два спокоен! Драка — это драка. Зевнёшь — выхватишь. Выхватишь — наваляют. А проигрывать нельзя.
Я в сердцах ругнулся, дошёл до промоины с ключом на дне и напился ледяной воды, заодно и умылся. После уже поплёлся в Гнилой дом. Наши вернулись сегодня раньше обычного, и конечно же Рыжуля сразу заподозрила неладное. Она сдёрнула с меня картуз и ахнула:
— Такой красавчик!
Я забрал кепку и водрузил её обратно на голову, но было уже поздно: со всех сторон посыпались вопросы:
— Серый, это где тебя так?
— Никак в монахи собрался?
— Да не! Он же умник — в школяры записался! Гимназист, ха!
— Оболванили!
— А рясу выдали?
— Круглоголовый!
Каждый изгалялся, как мог, а Мелкая ещё и заявила:
— От него мылом пахнет!
Пришлось рассказать о том, с какой стати меня вообще запустили в монастырскую купальню.
— Тебе идёт! — улыбнулась Рыжуля. — Точно-точно!
Я криво улыбнулся. Обкорнали неплохо — спорить глупо, только очень уж всё это не вовремя! Хоть брейся наголо теперь!
Впрочем — плевать!
Постригся и постригся.
Лука шутить не стал, похлопал меня по плечу и сказал:
— Ты, главное, Жучку наваляй!
— Мы ставки делать будем! — влез в разговор Яр.
Я пропустил его слова мимо ушей и забрался на чердак. Ни в этих обносках, ни в своей лучшей одежде идти не собирался, выбрал чуть коротковатые штаны с заплатами на коленях, подпоясался верёвкой и натянул латаную-перелатаную рубаху. Ботинки оставил. Обутым в круг не пустят, а сниму — могут и спереть.
Народу в лодочный сарай набилось страсть сколько.
Нет, поначалу драка двух босяков никого не заинтересовала — мужики продолжили кучковаться на улице, где дули пиво и жрали поджаренные колбаски да сушёную рыбу в ожидании, когда начнутся кулачные бои. Но это лишь поначалу, дальше началась потеха.
Черти драные, повеселились так повеселились! Жаль только
за наш с Лукой счёт.Ну да ещё словам Истомы о замене бойца не слишком-то обрадовался Бажен.
— Это с какой стати? — нахмурился он, заподозрив подвох.
Истома требовательно прищёлкнул пальцами, и главарь тупичковых босяков подвёл к нам Жучка. Тот задрал рубаху, оттянул с бока тряпку и показал загноившуюся рану. Выглядел паренёк больным, так что здесь всё было без обмана — драться он точно не мог.
Лука враз помрачнел, у меня противно засосало под ложечкой. Бажен огладил бородку и спросил:
— Кого выставишь?
— Чумазого, — заявил в ответ Истома и кивнул на меня. — Его одногодок.
— Ох, крутишь ты чего-то… — засомневался Бажен.
В ответ ожидаемо прозвучало:
— Всё по правилам. Лех подтвердит!
Иди речь о простой драке, могли бы всё отложить, тем более что с претензиями пришли именно тупичковые, но мы не только на деньги забились, мы ещё и Леха к своим делам подтянули. А где Лех, там и ставки. Если сдать назад, придётся откупаться. И что самое паршивое — Бажену надо будет попросить устроителя кулачных боёв о переносе лично. А он не станет. Только не ради нас.
«Развели! — понял я. — Развели, как малолетних дурачков!»
И пусть Истома обдурил в первую очередь Бажена, легче от осознания этого отнюдь не стало. А уж когда увидел Чумазого, так и вовсе сквозь землю провалиться захотелось.
— Я тебя порву, гад! — с ходу проорал громила, из которого можно было легко скроить двух таких, как я.
Вот тогда-то на нас и начали оборачиваться.
Пара подручных Леха притормозила Чумазого, и хоть были они один другого крепче, мой новый соперник на фоне этих амбалов особо даже не терялся. Кряжистый и мускулистый, он точно с самого раннего возраста кидал уголёк и хорошо кушал, поэтому сложением не уступал базарным грузчикам или забойщикам скота. В полную силу ещё не вошёл, но сейчас это никакой роли уже не играло.
— Убью! — прорычал Чумазый, и его вновь одёрнули вышибалы.
Оценив его скошенный лоб и близко посаженные поросячьи глазки, я невольно поёжился. Так и есть — убьёт. Не остановится, пока в землю не втопчет, просто не сможет. И эдакого бугая от меня сразу точно не оттащат.
Черти драные! Беда!
Я с надеждой уставился на Бажена, и тот не подвёл.
— Да ты издеваешься! — прошипел он, аж побелев от злости. — Ты б ещё кулачного бойца приволок!
Всё так: я был уверен, что знаю в лицо всех босяков из Угольного тупичка, а этого урода видел первый раз в жизни. Неужто с утра до вечера уголёк на подводы грузил? Сами-то мы уголь сроду не покупали, воровали только и выменивали, когда в холода совсем уж подпирало.
На Истому это обвинение никакого впечатления не произвело.
— Напраслину на меня не возводи, Бажен! — недобро улыбнулся он. — Чумазый под Добраном ходит. Лех подтвердит. И возраста они одного, а что ты задохлика выставил, так я разве виноват?
— В бараний рог скручу! — продолжил бесноваться Чумазый.
Вот уже на эти крики и потянулись зеваки. А там и Лех появился. Степенный бородатый дядька, одетый под купца средней руки, вытянул из жилетного кармашка серебряную луковицу часов, под восхищённо-завистливые взгляды откинул крышку и объявил: