Атолл

– Хорошие у вас tovarishchi, - сказал Джон, выпуская ароматный дым, который подхватывался невидимой системой вытяжки и исчезал без следа.
– А в Америке кубинские сигары до сих пор запрещены. Идиотизм. Только контрабанду поощряют...

– Да, идиотов на этом свете еще хватает... Вам-то как у нас живется, Джон? Никто не обижает?

– Я счастлив здесь, - ответил Джон, не покривив душой.

– Я рад, - Куллал широко улыбнулся.
– Если честно, мне лестно ваше пребывание на нашем архипелаге. Ха-ха! У Фиделя был Эрнест Хемингуэй, а у меня - Джон Кейн. Оба американца, оба писатели, оба замечательных человека.

– Ну, вы меня прямо в краску вгоняете, - пожаловался Джон.

– Это я из эгоистических соображений. Превознося вас, я ведь и себя возвышаю, - засмеялся Куллал.

Посмеялись, пригубили бокалы, попыхтели сигарами.

– Отменное курево, - похвалил писатель.

Куллал довольно кивнул. Вот сейчас можно ввернуть насчет гражданства Куакуйи. Джон еще раз хлебнул обжигающе крепкое виски и ввернул.

Куллал Манолу долго немигающим взглядом смотрел писателю в глаза. Как пантера, подумал Джон, и решил, что надо предъявить хотя бы какую-нибудь мотивировку, поэтому сказал:

– Мне не нравится имперская политика моей страны.

Политика - сильный аргумент, президент сразу принял его:

– Подайте прошение, я подпишу.

Вдруг ни с того ни с сего Джон ляпнул:

– Куакуйя имеет договор с США об экстрадиции?

Президент еще дольше смотрел в глаза собеседнику

– Нет. А почему вы спросили?

– Для романа пригодится.

На полных губах Куллала заиграла сдержанная, но вполне приязненная улыбка.

– Интересный вы человек, Джон Кейн, - белки глаз высокой персоны мягко засветились в полумраке салона.
– При всей вашей известности, вы таинственны, как капитан Немо.

Машина плавно затормозила.

– Вот ваше консульство, - поморщившись на звездно-полосатый флаг, сказал президент Куакуйи.
– Всего хорошего.

– Весьма вам благодарен, - ответствовал писатель, пытаясь самостоятельно открыть дверцу.

– Да, кстати, - сказал Куллал Манолу, - приглашаю вас на свой юбилей. Хочу устроить скромное суаре, соберется буквально несколько человек - персон двести. Все ВИПы. Вы в их числе.

Манолу поднял руку и замер в позе ожидания. Сзади президента лихорадочно завозился лакей, что-то перебирая, и вот вставил в высочайшую руку глянцевый билет, где золотом на титульном листе было отпечатано: "Приглашение". Президент торжественно вручил писателю лощеную двустворчатую картонку. Джон открыл билет и увидел витиеватым шрифтом составленный текст, свое имя, дату и время начала торжественной части.

– Приглашение отправили бы по почте, но вот случилась оказия... Чему я очень рад, - президент слегка качнул головой.

– Благодарю вас. Обязательно постараюсь...

Дверца лимузина вдруг сама открылась. Джон ступил на мостовую, вытаскивая за руку Оайе. Дверца мягко закрылась. "Дирижабль" уплыл в неведомую даль.

17

Морской пехотинец, стоявший под навесом при входе в американское консульство, проверил документы Джона Кейна. Пропустил через арку металлодетектора, погладил по голове мальчика. Джон, приобняв Оайе (при этом испытывал странные патерналистские чувства, легко представляя себя отцом мальчика), сразу свернул с главной подъездной дорожки, двинулся в обход здания консульства - старинной постройки с большими так называемыми французскими окнами.

На корте - прямоугольной площадке кирпичного цвета, за высоким забором из стальной сетки, - играли двое. Долготерпеливый доктор и работник консульства, атташе по культуре Пауль Вульфовиц. Невзрачный лысый человечек лет около тридцати, пять футов роста. Как все маленькие люди - чрезвычайно обидчивый и амбициозный.

Подойдя ближе, Джон увидел, что на скамеечке спиной к нему сидит секретарша консула Сэнди Уолш - премиленькая блондиночка, с голубыми глазами, бюстом, с ногами (и с руками, разумеется) - все, как полагается у блондинок. Когда она наклонилась почесать ногу, из-под белых мини-брючек чуть ниже пояса и дальше к копчику показалась татуировка - какой-то сложный узор, который можно будет разглядеть, если девушка разденется.

– Хай, Джон!
– вскочила Сэнди, демонстрируя короткую маечку с портретом Марии Шараповой.
– Как хорошо, что ты пришел. Старички уже выдохлись, а я свеженькая. Готова разделать тебя под кокосовый орех.

– Ну, ну, это мы еще посмотрим, кто кого разделает, - ответил на вызов Джон, после чего поздоровался с мужчинами.

– Чей это мальчик?
– спросила Сэнди, обнимая Оайе.
– Ну, представься.

Вместо мальчика (тот сильно засмущался, увидав такое количество белых против себя одного) ответил Джон:

– Точно такой же вопрос задал мне сейчас президент Куллал Манолу, когда мы ехали в его лимузине. Он подвез меня...

– Ты хочешь сказать, что ехал автостопом с президентом Куакуйи?
– Сэнди сделала удивленные глазищи.

– Да. Вот Оайе подтвердит.

Мальчик кивнул головой.

– Он у тебя не особенно-то разговорчивый.

– Просто устал. Мы с ним сегодня везде побывали...

На немой вопрос Сэнди Джон ответил:

– Оайе - сын вождя Луллабая Эссмоя. Брат Аниту.

– Той самой... твоей пассии?
– Сэнди состроила хитрую рожицу, какую обычно женщины делают, когда говорят о пикантной любовной связи.

– Той самой, - подтвердил Джон.

Удивительно, но при всей пронырливости Сэнди, она еще не разу не видела любовницу известного писателя. Джон почему-то никогда не брал с собой Аниту на игру в теннис. Потому что, во-первых, считал теннис некой физкультурой для своего сердца, а во-вторых... Да черт его знает, почему. А ведь Аниту, наверное, было бы интересно сыграть в эту западную игру.

– Обещаю, в следующий раз приведу Аниту на корт. Ты научишь её ударам.

Мужчины закончили гейм, подошли к лавочке, где стояли их сумки, стали вытирать полотенцами вспотевшие лица, шеи, полоскать рот водой из пластиковых бутылок.

Генри Уилсон был импозантным мужчиной пятидесяти трех лет с типично английской внешностью: тронутые серебром волосы, мелкие морщинки вокруг чистых голубых глаз и седой щеточкой усов под гордым носом; военный врач по образованию. Уилсон живет в Онаэгане уже несколько лет с английским паспортом, неоднократно продляя визу, но, в конце концов, подумывает натурализоваться. Он приехал из Англии на архипелаг из-за слабых легких. У себя на родине зимой стал плохо переносить холод. У него воспалялись бронхи и развивалась бронхиальная астма, врачи рекомендовали (да он и сам это знал) жаркий климат. Здесь Уилсон чувствовал себя прекрасно. Даже забыл, когда последний раз принимал очищающие бронхи сиропы.