Авантюристы Просвещения: «Те, кто поправляет фортуну»
Шрифт:
В 1764 г. в Германии, по дороге в Россию, венецианец встречает виолончелиста Даль Ольо и слышит рассказы об Одаре, проехавшем чуть раньше. Как утверждает Джакомо, императрица, щедро наградив, выпроводила из страны итальянцев, связавших нити заговора летом 1762 г. Вместе со своим братом, музыкантом и композитором Доменико (1700–1764), венецианец Джузеппе Даль Ольо (ум. между 1791 и 1796 гг.) тридцать лет, с 1735 г., состоял при Петербургской придворной капелле. В мемуарах Екатерина II вспоминает, как в бытность ее великой княгиней музыкант помог ей переправить письмо к матери, принцессе Ангальт-Цербстской, удаленной от русского двора [608] ; об участии Даль Ольо в заговоре сведений нет.
608
Там же. С. 268–269.
Пьемонтец Джованни Микеле Одар (ок.1719 — ок.1773) приехал в Россию в конце царствования Елизаветы Петровны и по протекции канцлера графа М. И. Воронцова, подобно Билиштейну, был определен в чине надворного советника в коммерц-коллегию. В 1761 г. он представил два мемуара: один о российской коммерции в целом (как полагается, автор излагает историю вопроса, хвалит природные богатства России, описывает состояние сельского хозяйства и мануфактур, всего, что потенциально может стать предметом импорта, и дает самые общие советы: развивать конкуренцию, избегать посредников, не ввозить предметы роскоши), а второй — о правилах конфискации товаров в случае банкротства [609] .
609
M'emoire sur le commerce de Russie, `a M. le procureur g'en'eral le 26 juin 1761. Копия, судя по филиграни, снятая после 1807 г., хранится в РГБ (Ф. 64 (Вяземы). Карт. 7. Ед. хр. 3); согласно Д. Ф. Кобеко, оригинал вместе с сопроводительным письмом к Дашковой хранился в Государственном архиве, текст был был напечатан Бюшингом без указания имени автора в «Magazin f"ur die Historie und Geographie», Halle, 1777, XI, 439–464. Sentiment du conseiller de la cour Odar sur le R`eglement qu’on pr'etend 'etablir, relativement `a la saisie (en cas de faillite) des effets envoy'es en commission pour l’'etranger, le 3 d'ecembre 1761. — Кобеко Д. Ф.Екатерина II и Даламбер // Исторический вестник, 1884. № 4. С. 107–126. № 5. С. 283–299.
610
Беранже к графу де Шуазелю, СПб, 13 июля 1762 г. — СбРИО. Т. 140. С. 2.
611
Бильбасов В. А.История Екатерины II. СПб, 1890. Т. 2. С. 8.
Одар уезжает вместе с графом Д. М. Матюшкиным, но вскоре расстается с попутчиком [612] . По дороге итальянец отвозит Понятовскому письмо Екатерины II, не разрешающей своему бывшему любовнику возвращаться в Россию [613] . В начале сентября Одар пишет из Вены к д’Аламберу по поручению графа Панина (другое приглашение было направлено через Пикте Великана). На обратном пути из Италии (где он пробыл подозрительно мало) он надолго застревает в Вене, где в итоге остается жить его жена под предлогом слабого здоровья. В октябре-ноябре Одар ведет там переговоры о покупке для императрицы собрания эстампов графа Каналя, пересылает Панину копию своего послания к д’Аламберу и отказ философа. Лишь в январе 1763 г. пьемонтец отправляется обратно в Россию, прихватив с собой план воспитания герцога Савойского, который получили в Австрии для воспитания эрцгерцога Иосифа, а он тайком за две ночи скопировал. Одар уверяет Панина, что план солидный и разумный, далекий, как он выражается, от причуд системы Руссо, стремящегося уйти от проторенных путей [614] . Интересна тут скорее интонация: Одар пишет о недавно вышедшем «Эмиле» как о произведении общеизвестном и Панину, воспитателю цесаревича, хорошо знакомом. Настолько хорошо, что в этом же году Екатерина II запретила его продажу в России.
612
По словам Казановы, Матюшкин настолько был счастлив в картах в России, что отправился обыгрывать иноземцев (ИМЖ, 557). Французские дипломаты умело использовали его щегольство, галломанию и страсть к деньгам, выведывая нужную информацию, тем более что женат он был на статс-даме и наперснице Екатерины II. Потому посол барон де Бретей рекомендует его графу де Шуазелю, министру иностранных дел, извещая, что Матюшкин поехал в Вену и Париж. Он «человек ограниченный и поведения скверного», но к Франции весьма расположен и может быть полезен как агент влияния (Москва, 17/28 октября и 6 ноября 1762 г.). — ААЕ. СР. Russie. Vol. 71. Fol. 138, 148; СбРИО. Т. 140. С. 106.
613
Несмотря на это, Понятовский еще раз попросил разрешения приехать в Петербург через А. А. Матюшкину, поссорившуюся в этот моменте Орловыми — барон де Бретей к графу де Шуазелю, Москва, 10 января 1763 г. — СбРИО. Т. 140. С. 144.
614
Одарк Н. И. Панину, Вена, 30 декабря 1763 (10 января 1764 г.) — АВПРИ. Ф. 14. Оп. 1. Ед. хр. О 3. Л. 11–12.
Но в целом письма Одара к Панину и Дашковой из-за границы и донесения иностранных дипломатов показывают, насколько быстро падает его кредит. Человек действия надел маску философа, т. е. в трактовке Одара — человека обеспеченного и потому на все взирающего равнодушно. Перед его отъездом, 13 июля 1762 г., из Петербурга Беранже доносил в Версаль графу де Шуазелю: «Он вовсе не богат и, размышляя на вершине удачи о переменчивости фортуны и превратности людских дел, говорил мне позавчера, что желал бы обеспечить себе покой, поместив в венецианский или генуэзский банк столько, чтобы жить в приятствии как философ» [615] . Риторика помогает представить измену как поведение, достойное истинного мудреца. Но, рассуждая о возможных невзгодах, Одар притягивает их; он сам изгоняет себя из страны.
615
СбРИО. Т. 140. С. 12 ; Бильбасов В. А.История Екатерины II. Т. 2. С. 549.
В ответ на послание Дашковой, видимо, советовавшей ему вернуться, итальянец пишет, что понял истинные чувства петербургского двора по отношению к нему и добавляет: «Дайте мне окончить карьеру так, как Бог судил». Он убеждает княгиню, что для нее рамой малейшие превратности будут тем чувствительнее, чем яснее она постигнет их коварство. «Вы напрасно тщитесь быть философом. Боюсь, как бы философия ваша не оказалась глупостью в данном случае» (Вена, 15 (26) октября 1762 г.) [616] . В июле 1762 г. Одара принимали в Варшаве едва ли не как официального посланника, в январе 1763 г. он не смог выполнить поручения Дашковой и не встретился ни с графом фон Брюлем, ни с Понятовским. Через три года Казанова после дуэли с Браницким, когда едва не вся Европа говорила о нем [617] , уехал из Варшавы на несколько месяцев, чтоб о нем на время забыли, — и о нем забыли навсегда.
616
АВПРИ.
Ф. 14. Оп. 1. Ед. хр. 838. Л. 5–7.617
Сообщение о поединке было напечатано во многих европейских газетах, в том числе в «Санктпетербургских ведомостях» № 25 от 28 марта (8 апреля) 1766.
В феврале 1763 г. Одар возвращается в Россию. Указами от 8 декабря 1763 г. и 31 марта 1764 г. пьемонтец назначен членом комиссии для рассмотрения коммерции Российского государства и особого при ней собрания для рассмотрения проектов, касающихся до торговли; он представил соображения по торговому договору с Англией. Он получает 30 тысяч рублей от императрицы и просторный дом в Петербурге, который затем сдает супругам Дашковым. Но денег ему не хватает, и он предлагает свои услуги в качестве осведомителя французскому посланнику, а потом и саксонскому. Недовольный своим положением и утратой влияния при дворе, он запутывается в интригах, возможно, выдает в 1763 г. заговор Хитрово, переходит из лагеря Панина на сторону Орловых, доносит на своих бывших покровителей. В мемуарах Дашкова описывает его как «человека образованного, тонкого, хитрого и живого, слабого здоровьем и уже немолодого» [618] . Барон де Бретей утверждает, что заслуги его перед императрицей были велики, но что сам он — жадный и нахальный проходимец. 26 июня 1764 г. Одар покидает Петербург, получив деньги и бессрочный отпуск. Перед отъездом он посещает иностранных дипломатов. Итальянец рассказывает Беранже, что «императрица окружена предателями, что поведение ее безрассудно и что поездка, в которую она отправляется, — каприз, который может ей дорого обойтись» [619] . По свидетельству саксонского посланника, Одар проклинал княгиню Дашкову и графа Панина и поносил русскую нацию [620] . Похоже, что Одар что-то прослышал о заговоре Мировича, но Не разобрался в двойной игре, которую вели и Панин, и Екатерина II.
618
Дашкова Е. Р.Записки. М.: Наука, 1990. С. 44–45.
619
Беранже к герцогу де Пралену, СПб, 24 июня 1764 г. — СбРИО. Т. 140. С. 682.
620
Донесение саксонского посланника графа И. Г. фон Сакена, СПб, 26 июня 1764 г. — Бильбасов В А.Указ. соч. Т. 2. С. 635.
Итальянец отправляется в Дрезден, а затем в Париж, где требует награды. В этот момент герцог де Прален обсуждает предложения послов потратить несколько сот тысяч ливров, чтобы попытаться низвергнуть Екатерину II, проводящую антифранцузскую политику. Герцог пишет в августе 1764 г. Беранже, переведенному из Петербурга в Лондон:
«Я приму г-на Одара, когда он ко мне явится. Но то, каким образом он оставил Россию, и ничтожная польза, какую он извлек из важного положения, в котором находился, отнюдь не говорят в его пользу, и я не думаю, чтобы Его Величество был расположен дать ему титул, на который он может смотреть как на награду за услугу, тогда как этой услуги никогда не было оказано» [621] .
621
Герцог де Прален к Беранже, Фонтенбло, 17 октябя 1764 г. — СбРИО. Т. 140. С. 424; Соловьев С. М.История России. М.: 1965. Кн. 15. Т. 26. С. 403.
Одар поселился в Сардинии, купил графство де Сент-Ань, но погиб от удара молнии (Рюльер утверждает, что это произошло в Ницце) [622] . Вдова, как полагается, подала Екатерине II прошение о вспомоществовании и просьбу принять сына на русскую службу [623] .
Выбирая, служить ему или прислуживаться, искатель приключений постоянно держит в уме третий путь — стать господином. Тем более что заговорщик мог бы рассчитывать на поддержку французской дипломатии, мечтавшей либо посадить на престол своего ставленника, либо ослабить страну, способствуя установлению республики. Трагическая попытка Мировича освободить из крепости и возвести на трон Иоанна Антоновича произошла летом 1764 г. — тотчас после отъезда Одара и незадолго до прибытия Казановы. Венецианец в мемуарах пишет об этом заговоре с чувством скрытого сожаления об упущенной возможности вознестись на вершину. Но не будем забывать, что Мирович бывал у Панина и Дашковой, жил он в доме у Ломоносова; не исключено, что обвинения в том, что императрица косвенно спровоцировала заговор Мировича, не вовсе беспочвенны. После гибели законного наследника русского престола, убитого охранявшими его офицерами, Екатерине II оставалось опасаться только самозванцев.
622
Кобеко Д. Ф.Из истории французской колонии в Петербурге // ЖМНП, 1883. № 3, 1884. № 5; Rulhi`ere. Histoire ou anecdotes sur la r'evolution de Russie en l’ann'ee 1762. Paris, 1797.
623
АВПРИ. Ф. 14. Оп. 1. Ед. xp. 1720 (старая нумерация).
Особое подозрение вызывали у государыни иностранцы, приезжавшие в Россию незваными. Анализируя свою неудачу, Казанова задним числом дает рецепт успеха: надо получить приглашение в Россию через дипломатов — или, добавим, через корреспондента Екатерины II Фридриха Мельхиора Гримма (даже французский посол, граф де Сегюр, прибегал к его покровительству). Попав в сферу деятельности российской бюрократической машины, став ее частью, человек мог рассчитывать на хорошее место и солидное жалованье, на оплату дорожных расходов, даже если вовсе не справлялся с обязанностями, как подруга Казановы, актриса Жюли Вальвиль.
В «Истории моей жизни» Казанова этот рецепт приписал себе, в «Опровержении Истории венецианского государства» (1769) — банкиру Деметрио Папанелопуло, в «Диалоге с принцем» — Билиштейну. В мемуарах он умолчал о лотарингце (забыть не мог, ибо письма его хранил, не выбросил), как бы разделив его на несколько персонажей: Вальвиль получила ангажемент и подъемные, Кампиони досталась жена-англичанка, обыгранному в Риге русскому дворянину — служба в коммерц-коллегии, самому Казанове и слуге Альберту (Лам-беру) — математические познания и планирование каналов («Вы инженер-гидравлик?» — спрашивает Фридрих II Казанову; вместе с Альбертом венецианец инспектирует рудники в Курляндии и составляет чертежи каналов и шлюзов для осушения низменностей и добычи ископаемых). Хорошо известно, что Казанова точен в мелочах, — зачастую ненужных, тогда как плавное и логичное повествование обманчиво: венецианец сглаживает углы для удобства читателя. Для того, чтобы понять стратегию его поведения в России, причину неудач, надо уяснить писательскую задачу венецианца. Казанова не обманывает: он предлагает особый ракурс чтения с помощью достаточно хорошо скрытых литературных приемов. Анализировать необходимо не только сказанное, но и то, о чем он умолчал или, наоборот, написал с чужих слов.
Рассказ Казановы о годовом пребывании в России построен как повествовательное единство с кольцевой структурой и рифмовкой эпизодов. Техника внутренних предсказаний выстраивает события в логическую цепочку. Их структурируют четыре доминирующие темы мемуаров: власть, театр, любовь, деньги; история поражения рассказывается в различных регистрах.
Казанова празднует в Петербурге сорокалетие. Свой путь земной он прошел до середины еще два года назад в Лондоне, когда почувствовал приближение смерти. На окраине цивилизованного мира ему дается предпоследний шанс преуспеть при дворе просвещенного монарха. Дорога отсюда ведет только обратно, вниз.