Авдотья, дочь купеческая

— Пока не станцуешь, не отдам! — заявила Глаша, весело сверкнув глазами.

— Станцуй уж, сударушка, — неожиданно поддержал Глашу Михайла Петрович и запел низким густым голосом, притопывая в такт ногой: — У нас нонче субботея, а на завтра воскресенье. Барыня ты моя, сударыня ты моя! Барыня ты моя, воскресенье.Дуня подбоченилась и словно поплыла вокруг отца, наращивая темп и тоже притопывая. Пройдя несколько кругов, она крутанулась вокруг себя так, что юбка колом стала и резко остановилась.

— Ну, смотри, дружочек, коли письмо неважным окажется, — произнесла она с шутливой угрозой.

Глаша вручила ей свёрток и захлопала в ладоши, воскликнув:

— Хороша Дуняша, да ещё и наша!

Но Дуня уже открывала конверт.

— Это от Николая Николаевича, нашего преподавателя магического дела, — сказала она. — Вот слушайте: Милостивая сударыня, Авдотья Михайловна. Позвольте принести вам самые искренние поздравления по поводу вашей помолвки и скорого венчания о коих я прочёл в Московском вестнике. Так, дальше ещё пишет поздравления и как он за меня рад. Удивился, наверное, что я первой из выпуска под венец иду.

— Конечно, удивился, — подхватила Глаша. — Ты одна из всех о женихах не рассуждала, на свидания у дежурных не отпрашивалась.

— Ты тоже по свиданьям не бегала, — заметила Дуня, не отрывая взгляда от письма.

— Не оставлять же тебя одну, — притворно вздохнула Глаша и добавила: — Вот и приходилось с тобой вместе на дополнительных занятиях по практике магичить. У тебя-то дар сильный, уж если заморозишь воду, то до половины стакана лёд. А у меня лишь тонюсенький ледок поверху.

— О, тут вам с папенькой приветы, — сказала Дуня, — и папеньке Николай Николаевич просит благодарность передать особую за взнос благотворительный перед нашим выпуском. Пишет, для кабинета много оборудования удалось закупить, даже несколько магометров. Это вместо того, что я случайно утопила. Ой!

Дуня подняла глаза на отца, тот лишь рукой махнул.

— Знаю, мне начальница института об этом сразу доложила.

— И ты не ругался даже, — удивлённо сказала Дуня.

— Сами там виноваты. Нечего дорогой прибор у фонтана ставить. Он, видите ли, около воды точнее показывает. Не ты, так кто другой, подолом бы смахнул, — произнёс Михайла Петрович.Дуня с Глашей переглянулись. Не стали они говорить, что прибор ценный пал жертвой спора. Барышни из их класса заявили, что Дуня не сможет полностью фонтан заморозить, да так, чтобы лёд выдержал хотя бы магометр. Воду-то Дуня заморозила, но кто же знал, что прибор, зараза, таким тяжёлым окажется.

Дуня вернулась к письму, пробежала последние строки глазами и сообщила радостно:

— Книгу нашего Николая Николаевича напечатали, и он мне экземпляр высылает в подарок. — Дуня быстро разломала сургучную печать на посылке и развернула бумагу. — Монография: Применение дара магического при природных катастрофах и прочих экстремальных ситуациях. Тут на титульном листе автограф, а начинается книга с предисловия, легенды о том, как дар появился. Сказание о князе Ярославе Мудром, медведе, язычниках и даре волшебном, магическом.

Последние слова Дуня читала, уткнувшись в книгу и разворачиваясь к лестнице. Она стала подниматься по ступенькам не прерывая чтения, но уже не вслух.

Михайла Петрович поманил к себе одну из горничных и велел:

— Проследи-ка, милая, чтоб Авдотья Михайловна не споткнулась, да двери перед нею отворяй, — повернувшись к Глаше, посетовал: — Ну всё, на день мы невесту потеряли. Пока не прочтёт от корки до корки, не успокоится.

— Так готово всё, Михайла Петрович, — успокоила Глаша и добавила: — Хорошо, что не в день венчания посылочка пришла. С книгами в руках невесты к алтарю ещё не хаживали.

Михайла Петрович, представив эту картину, раскатисто расхохотался. Затем спросил:

— Глафира, слышал я, что Дуня тебя с собой намерена пригласить? Ежели ты не хочешь, или в женихи кого присмотрела, не таись, не стесняйся, скажи. Неволить никто не будет.

— Нет, Михайла Петрович, никого я не присмотрела. С Дуней с удовольствием поеду, если вы не против, — ответила Глаша, потупив глаза.

Михайла Петрович, услышав об отсутствии у воспитанницы жениха, испытал непонятное самому облегчение.

— Я, Глафира, порадуюсь, если около Дуни ты будешь. В чужую семью идёт, где, кроме женишка, ей никто особо не рад. Кольцо с духом Хранителем я дал, да разве оно родную живую душу заменит. Попросить хочу. Вот, держи вестник магический. Ежели чего, напиши пару слов, я тут же приеду, — сказал Михайла Петрович, доставая из нагрудного кармана маленькую шкатулку с кусочком зачарованной бумаги и угольком внутри.

— Не сомневайтесь, Михайла Петрович, я всё, как надо сделаю. И Дуню поддержу, и вестник пошлю. Дай Бог, конечно, чтобы не пришлось его отправлять, — ответила Глаша, прижимая к груди шкатулку. Глянула на Михайлу Петровича преданно, да сама своего взгляда смутилась. Пробормотав, что пойдёт проверить, как там Дуня, она чуть ли не бегом направилась к лестнице.

Михайло Петрович пригладил по-молодецки усы и бороду, надел протянутые лакеем плащ и картуз и вышел из особняка.

Дуня, между тем, почти ни разу не споткнувшись, добрела до своей девичей комнаты и присела на диван, не отрываясь от книги. Мыслями она была далеко в прошлом. Выходила из ладьи вместе с князем Ярославом на волжский берег.

Дошли до князя мудрого вести, что бесчинствуют у Волги язычники. Грабят ладьи торговые, особо там, где река Которосль свои воды в Волгу несёт. Подивился князь. До сих пор жили тихо язычники, в лесах прятались, разбоем не промышляли.

Сам посмотреть те места надумал. Захватил с собой секиру острую, а дружинникам велел в ладье подождать, пока он берег осмотрит. Чтоб никто под ногами не путался, думу думать не мешал. В одну сторону прошёл вдоль реки князь, в другую, и вдруг словно что-то его потянуло к леску, что вдали виднелся.

Подошёл, глядь: стоят у дуба, молнией расщеплённого, два отрока из язычников, к друг дружке прижались. А на них медведь бурый наступает. Вот-вот прыгнет. Поодаль рогатина валяется, видать решили отроки на косолапого поохотиться, да силёнок не хватило. Не долго Ярослав думал, пусть язычники, да всё люди. Подскочил он, да со всей силушки секиру на медведя опустил, с одного раза убил. Отроки в лес опрометью кинулись. Князь лишь вслед посмотрел, головой покачал, не верилось, что вот такие могут люд торговый обижать. Перевёл глаза на тушу медвежью, да и вздрогнул. Стоял рядом белый, как лунь, старец, на посох, со змеями на нём вырезанными опирался. Непонятно, откуда появился. Старец в ноги князю поклонился и молвил:

— Поклон тебе низкий, княже, за то, что спас наших детушек от смерти верной. В благодарность возьми кольцо с духом Хранителем и даром волшебным. Поможет тот дар огнём, водой, землёй да воздухом управлять. Решишь принять — кольцо на перст указательный надень. Дар всем детям-внукам твоим передастся и тем, кого ты и потомки твои возвеличить решите. Напоследок скажу: не тех ты виноватишь. На торговые ладьи нападает ватага Соловейки, братца меньшого Соловья-разбойника. У Старого капища, в лесу дубовом их логово. Прощай, княже.