Август и великая империя

Ирод старался приобрести его расположение, чтобы быть в состоянии применить в более обширном размере на глазах всего Востока великую идею, придававшую некоторый блеск его вероломной и насильственной политике: примирение эллинизму и иудаизма. Во время своего путешествия он не только был щедр по отношению к греческим городам и предпринял за свой счет восстановление знаменитого хиосского портика [69] но и сделался перед Агриппой защитником греческих городов и иудеев. Скоро вся Малая Азия узнала, что для того, чтобы получить что-нибудь от Агриппы, нужно было передать эту просьбу через посредство иудейского царя, и много городов воспользовались этим. Илнон получил прощение одного штрафа, Хиос, может быть, получил вновь свою свободу, а также уменьшение налогов; другие милости были предоставлены другим городам. [70] С другой стороны, Ирод побудил Агриппу издать торжественный эдикт, который подтверждал и еще более расширял все привилегии иудейских малоазийских колоний, столь ненавистных для туземцев. [71] Таким образом, этот пришедший из пустыни иудейский араб сделался на Востоке великим покровителем рассеянных по империи иудеев и их оторванных от родины колоний. Он мог выступить в качестве примирителя между иудаизмом и эллинизмом, и он осмеливался взять на себя и покровительство эллинизму. И восточный эллинизм, некогда столь гордый, столь властный и столь исключительный, переносил теперь это вмешательство с целью эксплуатации, которое в другую эпоху показалось бы смешным и позорным. [72] Но эллинизм был теперь в упадке, а Ирод, царь Иудеи, был главной силой на эллинском и семитическом Востоке. Pax romana, новая политика, начатая Августом, стремившимся по возможности примирить интересы различных провинций, вместо того чтобы заниматься слепо грабежом и сеять повсюду раздор, создала на Востоке совершенно новое положение, чрезвычайно отличное от положения Запада. Земледелие, промышленность и торговля повсюду возрождались; снова во всех городах слышался шум ткацких станков; чаны красилен начинали кипеть, а печи для стекла пылать. У рабочих не было больше недостатка в работе в промышленных городах; землевладельцы легко продавали свои превосходные вина, чудные сушеные фрукты, лекарственные и ароматические травы. Не только народы Востока по городам и по селам, вдоль морского берега и внутри страны легче и в большом размере вели торговлю; торговля развивалась и в Италии, которая ежегодно требовала у Востока все большее количество его роскошных товаров. Новые рынки открывались в варварских провинциях Бвропы от Галлии до Фракии.

69

Ios. A. I., XVI, II, 2.

70

Ibid.

71

Ibid., 3–4.

72

Некоторые греческие города, в том числе Афины, воздвигали в различных храмах статуи Ироду. См.: С. I. А., III, 550; С. I. G., 2630.

Рост благосостояния на Востоке. Прогресс в Греции 15 г. до P.X

Август, принимая меры к защите Рейна и Дуная, не только охранял целостность империи, но и обеспечивал обширные рынки состояния за промышленными городами Востока. Потребление даже индийских, продуктов, шелка, риса и жемчуга все возрастало во всем средиземноморском мире, [73] и Восток, естественный посредник, получал большую прибыль от этой торговли; преимущественно обогащался Египет, победоносно конкурируя с арабами Йемена. Во времена Птолемеев лишь несколько судов ежегодно выходили из Миосхорма, египетского порта на Красном море, чтобы направиться в Индию; теперь там был целый маленький торговый флот, поддерживавший торговлю с крайним Востоком, и число составлявших этот флот судов ежегодно увеличивалось вместе с числом купцов, обогащавшихся в этих путешествиях. [74] Все ремесла, все отрасли торговли, все культуры процветали в Египте, Сирии и Малой Азии, и даже в Греции начало обнаруживаться некоторое возрождение. В Патрах процветала виссо-новая промышленность, и основание римской колонии не замедлило обогатить город, ибо Август наделил колонистов землями и много мелких городов должны были платить подать. [75] Мраморные ломни Аттики, Тайгета, острова Фасос, Крокий и Тенар начинали отправлять много мрамора в Италию. [76] Лакония, Фессалия и Элида вывозили в Рим лошадей для цирковых игр. [77] Города, расположенные при устье Дуная, начинали покупать в Греции вина и одежды. [78] Такие города, как Гипата, в долине верхнего Сперхея, и Тифорея, в долине верхнего Кефисса, принялись добывать из соседних оливковых насаждений прекрасное масло, и будущность, по-видимому, улыбалась им, несмотря на общее разорение Греции. [79] Восток, казалось, обрел тот прочный мир, ту безопасность на суше и на море, в которой нуждаются торговые и промышленные страны, и в этом мире, в этой безопасности он снова быстро обогащался, привлекая к себе отовсюду драгоценные металлы. Если он не вполне излечился от бесчисленных испытывавшихся им бедствий: расового раздора, политического упадка, религиозного беспорядка, морального падения, — то он, по крайней мере, имел силы легче сносить их. Посреди неожиданно вернувшегося благополучия, в то время как все думали, что оно навсегда изгнано с земли, в поспешности, с которой повсюду начали собирать то, что приносил его рог изобилия, все классы и все расы забывали понемногу о злобе и зависти, которые возродил долгий кризис; даже арабу, царю Иудеи, позволяли выражать от имени всех великие нужды Востока и повергать их к стопам Рима. Эти нужды состояли в соглашении народов, языков, религий, в общем интересе эксплуатировать при помощи торговли, искусств, наук, пороков и религиозных басен варварский Запад, который Август готовился открыть римским мечом восточному вторжению.

73

См.: Peripl. maris Erythr., 49, хотя этот документ относится к позднейшей эпохе.

74

Strabo, II, V, 12.

75

Pausan. V, V, 2; VI, XXI, 6; VII, XVII, 5; VII, XXI, 4; VII, XXII, 1.

76

Hertzberg. Histoire de la Grece sous la domination romaine. Vol. 2, 207.

77

Ibid., 208.

78

Dio Chrysostom. Or., XXXVI, 444; XII, 198a; у Диона Хризостома речь идет о позднейшей эпохе, но очевидно, что эти торговые перемены должны были начаться в эту эпоху, когда повсюду возрождалось благосостояние.

79

Hertzberg. Op. cit., 208.

Лев, который так страшно рычал и кусал в эпоху Митридата, теперь покорно, как ягненок, лизал руки Агриппы. В своих схватках с европейскими львятами Август мог спрашивать себя, не прав ли был Антоний, желая перенести империю на Восток. Насколько, действительно, империя была бы спокойна и обеспечена без этих столь беспокойных европейских провинций! Но теперь уже нельзя было отступить. Пока Агриппа и Ирод путешествовали по Востоку, Август обдумывал в Галлии два проекта, превосходившие по значению те, которые он выполнил в этот год: административную реорганизацию Галлии и завоевание Германии.

Глава III Завоевание Германии

Мотивы завоевания Германии. — Административная реорганизация Галлии. — Трудность завоевания Германии. — Возрастающая популярность Августа. — Numen Августа и его алтари. — Культ Августа и его значение. — Возвращение Августа в Рим. — Новое и старое поколение. — Реакция против возвращения к традициям и пуританизму. — Овидий. — „Amores”.— Овидий и знать. — Завоевание Германии и новое поколение. — Новая реформа сената. — План завоевания Германии. — Вторжение в Германию по рекам.

Мотивы завоевания Германии

С начала своего принципата Август не выступал открыто против мотивы расширительной политики; вместе с тем он всегда отвращал опасные завоевания стремления от границ империи и умел находить тысячи предлогов, Германии чтобы обманывать народное нетерпение и честолюбие. Таким образом он заключил с Парфией мир, в то время как Италия желала войны. Пятнадцать лет такой политики принесли желанный результат: Италия незаметно начала привыкать к систематическому бездействию ее иностранной политики и довольствоваться скромными трофеями, приносимыми легионами, сражавшимися на севере Испании или в альпийских долинах. Возрастающая зажиточность, возобновленный престиж государства, забвение Акция и столь явный упадок сената определили новое направление общественного мнения.

Как задумывать крупные завоевания, когда сенат, который должен был ими руководить, был парализован и бессилен? И как раз в этот момент, когда общественное мнение, успокоившись, перестало толкать Августа на путь завоеваний, последний, почти один, спокойно и холодно решился на очень обширное и серьезное предприятие.

У древних и современных историков эта чрезвычайная перемена происходит так неожиданно, что единственной причиной ее является непроницаемое колебание личной воли. Но причины должны быть гораздо глубже и сложнее. Если бы Август около этого времени не убедился, что завоевание Германии абсолютно необходимо, то нельзя было бы объяснить, как он, всегда избегавший ответственности, бросился и увлек Рим с его слабым сенатом и полуразрушенной аристократией в такое важное предприятие. Какие причины могли убедить его в том, что завоевание Германии необходимо? За недостатком прямых документов приходится прибегать к гипотезам, а между гипотезами самую простую и вероятную надо, по моему мнению, искать в галльских делах. Невероятно, чтобы Германия одна казалась Августу заслуживающей тяжелых жертв завоевания. Это завоевание могло казаться ему необходимым только для сохранения Галлии, ценность которой открыл ему Ликин. Поэтому мысль об этом предприятии должно связать с крупными спорами между галльскими вождями и вольноотпущенником, происходившими в присутствии Августа. Эти споры обозначают решительную эпоху в истории Рима, когда, благодаря открывшему ей глаза Ликину, правившая империей олигархия поняла, наконец, огромную ценность завоеванных Цезарем территорий. Уже пятнадцать лет Август обыскивал всю империю, от гор Испании до плоскогорий Малой Азии, от городов Сирии до альпийских деревень, с целью найти деньги; он должен был считать счастьем для Рима возможность эксплуатировать по ту сторону Альп, посреди европейских провинций, пограничную с Италией территорию, которая со временем должна была сравняться с наиболее богатыми провинциями империи и которая представляла собой обширный рынок для италийского земледелия и промышленности. К очевидным для всех экономическим выгодам присоединялись большие политические выгоды. Италия принудила Августа завоевать и присоединить Египет, чтобы наложить неслыханное унижение на Восток, слишком возгордившийся во время гражданских войн; но, хотя она жестоко отомстила на всем Востоке за слишком честолюбивые домогательства Клеопатры, ее положение относительно империи не изменилось. Западные провинции, даже во главе с Италией, образовывали часть империи, слишком уступавшую по населению, богатству и важности восточной части. Несмотря на презрение, которое римский национализм питал к восточным жителям, Италия и республика жили, главным образом, доходами восточных провинций. Август, Агриппа, проконсулы были вынуждены оказывать уважение своей восточной клиент еле, городам, монархиям и самым незначительным государствам, находившимся под протекторатом Рима. Рим расточал теперь идумеянину Ироду, варварскому царьку, любезности и милости, в которых два столетия тому назад сенат отказывал славным преемникам Александра, наиболее возвышенным представителям истинного эллинизма. Превосходство Востока, и особенно влияние Египта, быстро увеличивалось по мере того, как мир уничтожал воспоминания о последней гражданской войне и распространял в империи и в Италии более утонченную и более образованную цивилизацию. Вполне вероятно поэтому, что Август предвидел в будущей Галлии, описанной Ликином, такой богатой и такой населенной, не только важный источник для имперского казначейства, но и противовес слишком обширным, богатым и населенным восточным провинциям. Если бы Италии удалось расширить свои пределы и образовать за Альпами обширную провинцию, населенную, богатую, торговую, промышленную, то она менее нуждалась бы в Востоке, могла бы управлять им с большей энергией и легче сохранять в империи то верховенство, которому угрожал Восток.

Реорганизация Галлии 14 г. до P.X

Поэтому Август, наконец, вполне согласился с Ликином и окончательно усвоил себе точку зрения ловкого вольноотпущенника, но развил ее в план новой, чисто галльской политики. Ликин ограничивался предположением изнурять податями Галлию с целью всеми средствами извлечь из нее все деньги, какие только возможно. Было, однако, очевидно, что нельзя сделать из Галлии Египет Запада с германской угрозой на границе, с восставшими соседними провинциями и скрытой революцией в самой Галлии.

Галлия не была, подобно Египту и Сирии, древней нацией, в течение столетий привыкшей к повиновению и уплате налогов; триумф Ликина довел ее до отчаяния, и так как приближался конец ценза и вся Галлия должна была подчиниться новому фискальному режиму, то оппозиция угрожала воспользоваться всеобщим недовольством, чтобы вызвать восстание, которое должно было быть поддержано вторжением германцев. [80] Если Галлия была главной поддержкой империи на Западе, то нужно было всеми средствами укрепить ее основы; такова, по-видимому, была идея, руководившая начиная с этого момента галльской политикой Августа. Из различных бывших перед ним средств он предпочитал воспользоваться двумя: мудрой административной реорганизацией Галлии и завоеванием Германии. Территориальное деление, найденное Цезарем при своем прибытии в Галлию, существовало всегда. Цезарь оставил его без изменения, а годы мира укрепили его. Наиболее могущественные народы, как-то эдуи и арверны, еще сохраняли в качестве римских союзников свою клиентелу из мелких civitates, которыми они управляли. Рядом с этими народами много больших и малых civitates были помещены прямо под власть или надзор Рима, смотря по тому, были ли они подданными или свободными союзниками. Было очевидно, что с прекращением внутренних войн и превращением Галлии в торгово-промышленную нацию огромные клиентелы арвернов и эдуев не имели бы другого raison d’etre, как сохранение очень старых привилегий и оправдание притязаний на совершенно фиктивное превосходство. С другой стороны, они могли сделаться опасными для Рима в случае нового мятежа в стране как возможные ядра новых национальных коалиций. Август решил поэтому покончить с такими обширными клиентелами, от власти арвернов освободив веллавнов, кадурков и габалов, а от власти эдуев — сегузиавов, амбарров, авлерков и бранновиков. Все эти civitates должны были подчиняться непосредственно Риму. [81] Основываясь на результатах ценза, он свел к большему единообразию прежние civitates, соединяя вместе слишком мелкие из них и разделяя слишком большие; в результате получились шестьдесят civitates, которые нисколько не различались между собой, были почти одинакового значения и размеров, все независимы друг от друга и непосредственно связаны с Римом. [82]

80

Места Тита Ливия, Per., 137: Civitates Germaniae eis Rhenum positae oppugnantur a Druso; et tumultus qui ob censum exorsus in Gallia erat, compositus, и Диона, LIV, 32:…??? ?? ???? ??????? ?? ????????????… — ясно показывают, что экспедиция Друза в Германию связана с волнениями, угрожавшими вспыхнуть в Галлии вследствие переписи. Нет повода думать, чтобы они были выдумкой римлян для оправдания вторжения в Германию; наши сведения о галльской и германской истории показывают нам, что Галлия была очень взволнована в эту эпоху и что при всякой попытке к мятежу она рассчитывала на помощь германцев.

81

Страбон (IV, II, 2) говорит нам, что селлавы были освобождены от власти арбернов. Гиршфельдом (Dio Aeduer und Arvemer unter Rom. Herschaft. Bd 2. Sitzungb., 1897, 1100), мне кажется, доказано, что, вероятно, это изменение было произведено Августом и что аналогичные перемены произошли с другими подданными арвернов и эдуев. По моему мнению, многочисленные соображения указывают, что эти изменения, так же как и деление Галлии на три части, произошли в данную эпоху. В итальянском издании (vol. IV, 68, пр. 1) я помещал разделение Галлии на 27 г., но более внимательное исследование привело меня к мысли, что это деление, вероятно, произошло в 14 г. Действительно, в 27 г. Август не останавливался в Галлии; он направился прямо в Испанию, тоща как подобная реформа требовала долгого пребывания в стране и многих приготовлений. Кроме того, мне кажется невероятным, чтобы подобная реорганизация была произведена ранее окончания в Галлии кадастра и ценза. Невероятно также, чтобы кадастр был окончен в 27 г., а ценз только начат в этом году. Наконец, беспокойство о внутреннем состоянии Галлии, заботившее Августа в этот момент, объясняет, почему он предпринял такую реорганизацию в 14 и 13 гг., тогда как в 27 г. для этой меры нет достаточных оснований. Тогда Галлия была в более спокойном состоянии, а Август занят другими, более настоятельными делами.

82

Страбон (IV, II, 2) говорит нам, что на лионском жертвеннике были написаны шестьдесят имен civitatum. При Тиберии (Tacit. Ann., III, 44) civitates было шестьдесят четыре; разницу можно объяснить, как заметил Арнольд (Studies of Roman Imperialism. Manchester, 1906), если вспомнить, что «четыре германских племени: нометы, вангноны, трибоки и раурики — перешли по ту сторону Рейна и были присоединены к Галлии (Ptolem., II, IX, 9). Так как Страбон — источник, более близкий к Августу, то, по моему мнению, должно следовать ему, чтобы приблизиться к истине относительно занимающей нас эпохи.

Управление Галлией

Но эта новая организация увеличивала как задачу, так и ответственность римского правителя. Для того, чтобы вся Галлия могла быть лучше управляема в ее новом положении, и для придания сил римскому владычеству Август разделил эти шестьдесят государств на три части, не желая, однако, базироваться на тройственном естественном делении Галлии по народностям. На западе, в Аквитании, между Пиренеями и Гаронной, Галлия была населена иберами и походила на Испанию; в центре, между Роной и океаном, от Гаронны до Сены, ее населяли чистые кельты; на востоке, между Сеной и Рейном, жило смешанное население из кельтов и германцев. Таким образом, и язык, и раса указывали на тройственное деление страны. Тройственное деление Галлии, придуманное Августом, на Аквитанию, Лионскую Галлию и Бельгию, напротив, стремилось перемешать в административном отношении этнические и исторические различия и сходства галльских народов. Оно объединяло в Аквитанию семнадцать civitates, пять из которых были иберийскими, а двенадцать — кельтскими; [83] в числе последних были арверны. К Лионской Галлии были приписаны двадцать пять (или двадцать шесть) кельтских civitates, в том числе эдуи, отделенные таким образом от арвернов. [84] Бельгию образовали семнадцать civitates, в числе которых было несколько чисто кельтских народов, как-то: секваны, лингоны и гельветы. [85] Центральная, чисто кельтская, группа, бывшая наиболее компактной, энергичной, обширной и, следовательно, наиболее опасной, оказалась, таким образом, разрезанной на востоке и на западе, к выгоде для групп иберской и кельто-германской; и галльское правительство покоилось, таким образом, на административном равновесии трех почти равных групп.

83

Страбон говорит — четырнадцать (IV, I, 1), но далее (IV, II, 2) он перечисляет только двенадцать, одиннадцать из которых встречаются и у Птолемея (II, VII, 5—13). Птолемей относит к Аквитании семнадцать civitates; таким образом, иберийские civitates, которых, по Страбону (IV, II, 1), было двадцать и которые были все маленькие и неизвестные, должны были быть соединены, чтобы образовать пять или три более крупных civitates, соответственно числу четырнадцати или двенадцати, неточно переданному Страбоном, когда он перечисляет кельтские государства Аквитании. Соединение мелких иберских civitates в несколько более крупных может нам объяснить, почему Птолемей говорит, что в Аквитании было семнадцать civitates, тогда как Плиний (N. Н., IV, XIX, 108), напротив, насчитывает их сорок. Плиний перечисляет все мелкие туземные государства, которые были сгруппированы в 3 или 5 более крупных, т. е. дает географическое деление страны, тогда как Птолемей дает деление административное. В последнем, конечно, нужно следовать Птолемею, даже для эпохи Августа; в противном случае действительно нельзя получить числа шестидесяти государств, которые, по Страбону, построили алтарь в Лионе и которые неизбежно должны были все быть административными единицами.

84

Рlin. N. Н., IV, XVIII, 106; Ptolem., П, VIII, 5—12; оба списка различаются только некоторыми именами, и различие можно объяснить переменами в административном делении страны.

85

Ptolem., II, IX, 4—10. — У Плиния (N. Н., IV, XVII, 100) много других имен, и основание для этого, возможно, то же самое, вследствие которого другие имена находятся у него и в перечислении государств Аквитании.

Приготовления к завоеванию Германии 14 — 13 гг. до P.X

Легко понять, что, производя это искусственное деление на три части, не согласованное ни с расами, ни с языками, ни с историей Галлии, Август предполагал совершенно потушить в Галлии политический и национальный дух, ослабить традиции, затруднить всякое соглашение между племенами, сближаемыми языком, расой и воспоминаниями, и обратить всю эту новую, лишенную национальности и политического духа Галлию к земледелию, торговле, промышленности, наукам и удовольствиям. Но административная реорганизация казалась недостаточной для укрепления римского господства, ибо галлов продолжала волновать надежда, что им на помощь придут германцы. Поэтому, чтобы спокойно владеть Галлией и дунайскими провинциями, нужно было завоевать Германию. Здесь не было возможности выбора, как в вопросе о завоевании Парфии, а была настоятельная необходимость. Если Италия и сенат не понимали этого, то это понимал Август, несший на себе всю ответственность власти. Он должен был думать о своевременном устранении грозивших в будущем опасностей. Эта германская кампания была, однако, почти так же трудна, как и парфянская. Август мог отдавать себе в этом отчет, даже не уезжая из Рима, из чтения 39-й и 40-й глав первой книги Комментариев Цезаря, где завоеватель Галлии так ясно излагает опасности и трудности войн в Германии: храбрость врагов, отсутствие дорог, трудность транспорта и продовольствования, огромные леса и легкость засад.

Эти затруднения, столь большие уже в эпоху Цезаря, в последние тридцать пять лет еще увеличились, ибо солдаты Августа, менее солдат Цезаря привыкшие к войне, нуждались в более сложном багаже, в более обильном провианте, в более верных проводниках и более легких дорогах. Но если Август не был человеком, способным безрассудно бросаться в неизвестное, подобно Лукуллу и Цезарю, то он все же умел принимать важные решения, когда после зрелого размышления понимал их необходимость. В начале 13 г. Август пригласил Агриппу, все еще бывшего на Востоке, вернуться в Италию и сам хотел возвратиться туда, чтобы посоветоваться о таком важном деле с наиболее опытным военным деятелем своего времени. [86]

86

Мне кажется вероятным, что Агриппа вернулся ради германской экспедиции. Действительно, очень возможно, что руководство предприятием должно было быть поручено Агриппе. В начале 12 г. Агриппа, правда, отправился в Паннонию, а не в Германию, но неожиданное обстоятельство, восстание паннонцев, вполне могло заставить Августа и Агриппу изменить их первоначальные планы. Действительно, как только Агриппа узнал, что паннонцы, испуганные одним его именем, успокоились, он вернулся в Рим, вероятно, с целью продолжать приготовление к германской экспедиции. Смерть все это прервала, и Август решился тогда разделить всю ответственность в этой войне между Друзом и Тиберием. Мне кажется маловероятным, чтобы Август, имея под рукой такого опытного воина, как Агриппа, в этом столь важном предприятии хотел прибегнуть к своим двум сыновьям, которые, несмотря на их способности, все же были очень молоды. Мы увидим, кроме того, что сперва думали о вторжении в Германию по воде, идея которого вполне могла принадлежать Агриппе, бывшему более адмиралом, чем генералом. Именно на море одержал он две большие победы при Навлохе и Акции.