Авиатор: назад в СССР 12+1

— Копаетесь, как Чебурашка в апельсинах, не знаете, где край, а где конец!

— Ребров, мы с вами не закончили, — крикнули Вольфрамовичу из кабинета, когда он вышел в коридор.

— У меня предполётный режим. Ваши же документы соблюдаю, — ответил он и направился в нашу сторону.

Давно я его таким заведённым не видел. Похож на вулкан, который вот-вот извергнет лаву.

— Родин, кто так летает? Чё ты его не сбил? — спросил у меня Гелий Вольфрамович.

— Кого?

— Да козла, которого ты гонял по заливу. Сейчас бы не безопасник нами бы занимался, а другой… институт глубокого бурения, верно? — обратился он к Бурченко.

— Подтверждаю, Гелий Вольфрамович, — довольно кивнул Бурченко.

— Хотя тут и своих особистов хватает. До встречи на предполётных, — пожал Ребров нам руки и пошёл дальше.

Войдя в класс, мы обнаружили совещающихся Граблина, генерала Совенко, командира корабля и представителей особого отдела Средиземноморской эскадры. Картина ясная, как белый день. Ветрова и Реброва вызывали по делу об аварии американского самолёта.

— Разобрались? — спросил Бурченко, поздоровавшись со всеми.

— Без ста грамм не получится, — улыбнулся один из особистов. — Вот бы хотели поговорить с товарищем Родиным.

Так-так! Ну, Бурченко! Не мог сказать, что на допрос меня ведёт.

— Я поприсутствую. Сергей Сергеевич — мой человек, — ответил Андрей Викторович, присаживаясь на стол в первом ряду.

— Избежать разговора не получится, как я понимаю? — уточняю.

— Думаю, вы не против. Ничего не скажете по поводу инцидента? — спросил у меня Совенко.

— Мне было некогда в последние пару дней. Да и про аварию, которую вы обсуждаете, я узнал от посторонних людей.

Тимур Борисович рассказал, что произошло. Паша Ветров, вылетев в составе четвёрки на перехват американцев, слишком увлёкся преследованием оппонента с борта авианосца «Карл Вильсон».

Он выполнил такой же отстрел ловушек, как и я, сделав «кадушку» вокруг самолёта американца. Тот не смог его удержать на своей высоте, резко снизился. Не успевая вывести самолёт из пикирования, лётчик ВМС США покинул кабину «Хорнета», дёрнув «за ручки».

В полёте Ветров доложил, что американец его обстрелял.

— Как вам история? — спросил у меня представитель особого отдела.

Кроме того, что сомнительно было вообще делать «кадушку» после обстрела, всё вполне реально.

— Правдоподобно. Извините, но почему вы спрашиваете меня?

— Это же ваш подопечный, — сказал Совенко.

— У лейтенанта Ветрова есть командир. Я ему никто.

— Вы его отбирали в полк вместе с полковником Ребровым. Отзывались о нём хорошо. Часто летаете с ним. Что можете рассказать нам про Павла Ветрова? — спросил особист.

— Вы уже сами сказали, что я отзывался о нём хорошо. Моё мнение не поменялось.

Зачем было тогда делать такой резкий и опасный манёвр, мне непонятно. Но ещё более удивляет, чего так пристали к Ветрову особисты.

— Вы ведь хорошо изучили его личное дело, так? — спросил за спиной Бурченко.

— Я не изучал его личного дела.

— Почему? — спросил один из особистов.

К чему клонят эти ребята? Как будто они не знают почему!

— Если вы не забыли, то перед вами гражданский человек. Какое я имею право ознакомляться с такими документами?

— Не имеете, но вы оценивали его лётные качества перед рекомендацией командованию, — улыбнулся Совенко.

— А у вас есть претензии к его лётным качествам. Вы ещё с американцев возьмите показания. Они с ним уже в боевой обстановке познакомились.

— Выбирайте выражения, Родин! Здесь старшие по званию находятся! — возмутился Совенко.

Что-то совсем я не узнаю своего командира в Анголе. Тогда он такими речами не бросался. Всё было на результат и качество работы направлено.

— Верно. Только я повторяю, что перед вами гражданский человек. У меня нет воинского звания, товарищ генерал-майор.

За спиной прокашлялся Бурченко.

— Если вы закончили. Попрошу нас оставить. Тимур Борисович, дальнейший разговор не входит в ваш круг обязанностей, — сказал Андрей Викторович.

— Как это понимать? — удивился Тимур Борисович.

Жёстко со стороны Бурченко, но Совенко и правда не посвящён в наши дела.

— Пойдём, Тимур Борисыч! У товарищей есть дело к полковнику Граблину, — встал со своего места командир корабля, а вместе с ним и особисты.

— А Родин тут при чём? — возмутился Совенко.

Да когда же он поймёт, что надо освободить кабинет!

Когда мы остались в кабинете втроём, Бурченко перешёл к разговору.

— Нашли, что искали? — спросил Граблин, вытирая платком слезу в правом глазу.

Подхватил какой-то вирус Дмитрий Александрович. В нос разговаривает, голос хриплый. И так немало у него болячек.

— Нет. Не получилось у нас найти утечку, — ответил Бурченко, поворачиваясь ко мне.

— Ваши подозрения насчёт обозначенных людей тоже не подтвердились, — продолжил Граблин.

— Да. Выходит, мы имеем дело со слишком грамотным противником.

Почему-то мне кажется, что я тут лишний.

— Мне вообще можно присутствовать при этом разговоре? — спросил я.

— Да, Родин. Полковник Граблин и я считали, что есть определённые люди, которые бы могли рассказывать о наших планах американцам. Технически это сделать было сложно, но возможно. Опасения не подтвердились. Все подозреваемые прошли проверку.

Подозревал я, что какую-то шахматную партию разыгрывает Бурченко на фоне манёвров в воздухе и на море. Что именно, рассказывать он мне не собирается. Да и не хочу я знать.

— И теперь мы должны понять, как нам предотвратить налёт на Ливию. Примерная дата удара определена, — сказал Граблин.

Дверь в класс открылась, и вошли командующий эскадрой вместе с командиром корабля и Гелием Вольфрамовичем.

— Опять вы здесь, лётчик-испытатель Родин? — подошёл ко мне вице-адмирал Седов, протягивая мощную руку.

— Так точно. Я тоже рад вас видеть.

— Не могу ответить вам взаимностью, но согласен с фактом вашей высокой компетенции. Вы у нас основной специалист по нейтрализации угрозы американских самолётов, — прошёл дальше к карте Валентин Егорович, снимая фуражку.