Авиатор: назад в СССР 4

День междисциплинарного экзамена мало чем отличался от таких же дней обыкновенных зачётов за время нашего обучения. Предстартовое волнение большинства, твердая уверенность в своих знаниях меньшинства и призывы начальства к собранности — все атрибуты серьёзных приготовлений налицо.

Макс пытается в своих шпаргалках найти какие-то цифры из раздела эксплуатационных ограничений МиГ-21, которые он ещё не до конца запомнил. Рыжий Тёмыч ходит туда-сюда по кабинету, утирая капли пота на лбу. Костян просто завис, всматриваясь в чёрную доску, которую двое разрисовывают «ёжиками» — схемой сил, действующих на самолёт в процессе выполнения установившегося виража.

Я же, понимая насколько невозможно «надышаться перед смертью», сидел за столом, вырисовывая на листке ЗШ-3. В кабинет заглянул Голубев, который готовил другой кабинет для сдачи экзамена, и объявил нам, что пора на выход. Тут же послышались просьбы Артёма о том, что он ещё не готов и ему нужно остаться здесь.

— Рыжов, ты сделал всё, что мог. Пора, — объявил торжественным тоном Голубев. — В тебя знания все эти 4 года грузили. А вот теперь твоя задача их выгрузить перед комиссией.

— Думаете, у меня большая грузоподъёмность? — спросил Тёмыч, понурив голову.

— Думаю, что тебе скорость нужно поступательную увеличить, мой юный друг. Поживее, Рыжов!

На любом экзамене есть определённый порядок его сдачи. Заходит первая шестёрка, в которой каждый курсант тянет билет и занимается подготовкой своего ответа в течении 20–30 минут. После этого выходишь, отвечаешь, получаешь оценку и отмечаешь это событие уже за дверьми.

— Первые шесть человек определены? — спросил Голубев у Макса.

Вот тут вышла небольшое недоразумение. А кто-нибудь их определял вообще? Конечно, нет. Такое всегда происходит с нашим взводом.

— Так точно. Заходим по списку, — отмазался Макс, понимая, что ничего подобного он не составлял.

— Угу, а где этот список, мой дорогой сержант Курков? — растягивая слова, задал вопрос Голубев.

— Так… у нас первым… Родин заходит, а далее я.

Ну, удружил, дружище! Я даже громко цокнул языком от расстройства. В качестве «индикатора» настроения комиссии решили меня использовать.

— Готовьте личный состав. Через пять минут заходите, — сказал Голубев и направился на выход с коридора.

Макс повернулся ко мне и развел руки в стороны.

— Серый, тут… так уж вышло, — извиняющим тоном сказал он.

— Знаешь, что. Вышло… дать бы тебе за это в дышло! — воскликнул я. — Хотя, я и сам хотел зайти в первых рядах. Но сразу предупреждаю — отвечать я буду очень быстро, и по мне будут оценивать уже вас.

Из кабинета показался один из преподавателей кафедры тактики, который выполнял роль секретаря на экзамене, и позвал нас.

Главное в этом деле красиво подойти, чётко отойти и твёрдо зафиксировать свое положение перед председателем комиссии. Крутов как раз уже заседал в кабинете в ожидании сдающих.

Спокойным шагом подошёл к столу, накрытому синим полотном, при этом три крайних шага выполнил строевым. Доклад о прибытии на экзамен прозвучал громко и чётко, что заставило генерала довольно улыбнуться.

— Итак, Сергей Сергеевич, тяните билет, — указал он мне на стол, где были разложены белые конверты.

Номер билета оказался 7, и вопросы выглядели, вполне себе, «удачными». В голове даже мысль родилась ответить без подготовки и идти отдыхать. Как только это расценит комиссия, в которой на меня смотрели очень пристально? И ведь я не молодой, и столько переделок у меня было, а мандражик небольшой присутствует.

— Так, Родин! — воскликнул Крутов. — А вы чего первым зашли? Я вас хотел оставить на конец экзамена. Чтобы вы показали высокий уровень перед членами комиссии. И чего мне с вами делать?

Как-то двусмысленно говорит генерал — то ли я виноват в его просчёте, то ли он рассуждает, как бы выкрутиться из этого положения.

— Он уже видел билет, Николай Евгеньевич, — сказал Борщев.

— И это верно. Присаживайтесь на крайнюю парту и наблюдайте за вашими товарищами. Будете отвечать шестым. Считайте, что у вас больше всех времени на подготовку, — сказал Крутов, протягивая мне чистый лист бумаги.

После меня пошли и остальные, руководствуясь тем же принципом что и я — главное красиво подойти. Тёмыч слегка переусердствовал и отбивал строевой шаг так, что, стоящие на столе, стеклянные бутылки «Ессентуков» попадали.

После того, как Андрюха Червень взял свой билет и занял место за первой партой, пошёл отсчёт времени до ответа первого. Кто-то строчил на листе сломя голову, будто оставались секунды до начала ответа. Крутов ходил по аудитории, рассматривая плакаты со схемами ракет и бомб, маневрами самолёта во время воздушного боя, стенды с авиационным оборудованием и другие «легальные» шпаргалки.

По большому счёту, если вертеть головой и уметь читать со стендов, то на тройку можно наговорить.

Макс вышел отвечать первым, и спокойно сдал. На его лице сияла улыбка, когда сам Крутов пожал ему руку за прекрасный ответ. Можно не переживать за Куркова — оценка «отлично» обеспечена.

Следующим стал Артём. Тут-то и пошли первые приколы. Сначала Рыжов запутался в количестве крыльев у самолёта, при этом вывел формулу подъёмной силы. Затем он долго рассказывал про авиационные бомбы, показывая указкой на тактические приёмы.

— Ладно, Рыжов. Вроде чего-то знаешь, но есть и пробелы, — подытожил бывший начальник нашего училища. — Нарисуй мне танк на доске.

— Повторите? — переспросил Артём.

— Нарисуй на доске танк. Вы отвечали крайний вопрос по тактике. Одной из целей во время ударов по наземным целям является бронетехника противника, — спокойно объяснил Крутов.

Если бы на месте Тёмыча был я, другой член нашего квартета или кто-нибудь другой, он бы понял о каком танке идёт речь. Это, так называемый тактический знак этого типа бронетехники, который наносится на карту. Но, это же Рыжов!

То, что он начал рисовать, развеселило всех членов комиссии. Рисунок танка получился ужасным.

— Рыжов, вы рисовали Т-62 или Т-55? — спросил Крутов, намеренно подкалывая Артёма.

В кабинете уже смеялись все, а до нашего товарища всё не доходила причина. И так и эдак он попробовал нарисовать. Даже пулемёт закрепил на башне. Пока не махнули Артёму на выход, он продолжал стоять у доски, внося поправки в рисунок. Бежал Тёмыч из кабинета, будто его Света домой зовёт.

Время двигалось понемногу в сторону моего выступления. После хорошего ответа Костяна, следующим к барьеру должен был встать Червень.