Автобус славы

Одному только Богу известно, что скрывается за ними.

"Открой хоть одну из этих дверей, Норман, и ты умрешь с криками".

– Заткнись, - обратился Норман к своему мятежному воображению, которое вечно прокручивало в голове тревожные сценарии.

– Ты что-то сказал, Норман?

– Нет, ничего, Дюк. Просто прочищаю горло.

– Ты же не хочешь потратить весь день на то, чтобы открыть эту чертову дверь.

Норман подошел к двери, держа пистолет на расстоянии вытянутой руки и направляя его на деревянную конструкцию.

На случай, если Уэс выскочит, размахивая ножом.

Он протянул другую руку. В полумраке нащупал дверную ручку. Повернул ее...

Скрип.

Механизм был старый. Петли тоже. Дверь открылась с жалобным визгом.

Внутри.

Темно. Очень темно.

Елки-палки. Пахло отвратительно. Как будто здесь держали больную собаку.

Какой-то звериный запах... дерьмовый запах...

Норман вошел в открытую дверь. Он даже не мог разглядеть свою руку в почти полной темноте, но пистолет поблескивал в том свете, который просачивался сквозь плотно занавешенные окна.

"Что это за звук?– спросил себя Норман.
– Звук царапанья?" В мозгу всплыл образ больной собаки, скребущей прутья клетки.

"Или это звук дыхания?

Дыхание!"

Не успела эта мысль сформироваться в голове Нормана, как что-то мокрое сомкнулось вокруг его руки, державшей пистолет.

– Господи, - выдохнул он. Вздох превратился в вопль.

Боль пронзила его руку. Он снова вскрикнул.

Дюк бросился в дверь. В полумраке Норман видел только его силуэт. Парень бросился к окну. Схватился обеими руками за шторы. Рванул их вниз.

В комнату хлынул солнечный свет. Его блеск заставил Нормана закрыть глаза, хотя какое-то чудовище грызло его руку.

Должно быть, аллигатор, или пума, или волк, или...

Он открыл глаза.

Или человек! Норман стоял, щурясь от яркого света, и смотрел, как старый болван в инвалидном кресле грызет его руку.

– Уберите его, мать вашу, от меня!
– закричал Норман.

Внезапно все, казалось, собрались в комнате.

Ники закричала:

– Пожалуйста, не трогайте его!

Памела вытаращилась.

– Кто это, черт возьми?

Дюк навел пистолет.

Старик в инвалидном кресле выглядел лет на девяносто. На макушке у него не было волос, зато их было много внизу головы и вокруг челюсти, так что они образовывали белоснежный воротник. Глаза представляли собой блестящие щелочки, окруженные красной кожей. Над ними возвышались пушистые брови из седых волос.

– Он кусает мою гребаную руку!
– взвыл Норман.

– Отойди, - сказал ему Дюк.
– Я ему морду разнесу.

– Нет, Дюк! Моя рука у него во рту!

Ники и Лорен умоляли их не причинять старику вреда.

– Он грызет кожу, он грызет кожу!
– Норман завыл еще громче.

Бутс наклонила пистолет, чтобы выстрелить старику в живот.

– Не смей, иначе ты попадешь в меня.
– предупредил Норман. Потом он сказал: - Вот!
– и протянул ей свой пистолет.

Теперь, когда его рука была свободна, он мог что-то сделать с кусакой. Он ткнул большим пальцем в один из прищуренных глаз. Теплый, мягкий. Норман надавил сильнее. Наконец старик с воплем перестал кусаться.

Дюк пожурил Ники.

– Эй, у тебя есть дедуля, ты должна время от времени кормить его.

Ники бросилась к старику.

– Лучше бы ты его не обижал!

– А как насчет меня?
– спросил Норман с болью.
– Ублюдок пустил мне кровь. Смотри!

Он показал ей свою руку с колотыми ранами на коже. Поморщившись, он прижал к ней носовой платок.

– А видите его зубы? У старого кота есть клыки.

– Эй, Норм прав, - сказал Дюк, впечатленный.
– Только посмотрите на эти острые зубы.

Памела тоже уставилась на них.

– Они обточены до остроты.
– Она посмотрела на Лорен.
– Он сделал это со своими собственными зубами?

Норман был, пожалуй, единственным, кого не впечатлил полный рот клыков старика. Несмотря на то, что старик был развалиной, его зубы были совершенно белыми и здоровыми. И идеально острыми. Красные пятна пропитали носовой платок Нормана.

– Мне нужно сделать прививку от столбняка, - сказал Норман.
– И еще одну от бешенства.

Дюк кивнул Лорен.

– Так кто же этот Отец Времен?

– Зови его Пастором.

– Пастор. Эй, Пастор, познакомься с Дюком.
– Дюк протянул руку.

Пастор с интересом посмотрел на него сквозь щелочки глаз. Из них сочилась липкая, как сироп, жидкость. Особенно из того, к которому Норман чертовски хорошо приложил палец. Затем старик заговорил.

Сухой, надтреснутый голос. Как будто кто-то потревожил в пустыне кусты.

– Ты хочешь, чтобы я съел их всех? Сейчас?

– Нет, Пастор, - успокаивала его Ники. Она погладила старика по руке, присев рядом с инвалидной коляской.

Старик, казалось, не слышал ее.

– Ты же знаешь, что их надо убить и сварить, прежде чем я их съем. Вот почему я выписал все эти рецепты для тебя.

– Это Пастор?
– Спросила Памела недоверчиво. – Ты же сказала, что он мертв!

– Я этого не говорила, - объяснила Лорен.
– Я имела в виду, что он больше не главный.

– Ты можешь поджарить яйца этих парней, - говорил Пастор.
– Посыпь их свежим перцем, а потом подай на листьях салата.

Дюк сказал Лорен:

– Тебе придется кое-что объяснить. Кто этот старик?

– Как я уже сказала, его зовут Пастор.
– Лорен сделала жест, который, казалось, охватывал весь город.
– Он заново открыл Питс более сорока лет назад. Он вернул его к жизни.

– Но что это значит - съесть нас?

– Он стар, Дюк. Он начинает путаться.

– Запутался, с чего бы это?
– запротестовал Пастор.
– У меня аппетит молодого человека. Видишь вон ту девушку?
– Он указал морщинистым пальцем на Бутс.
– Готов поспорить, что за десять минут я смогу съесть четыре фунта ее плоти и еще останется место для ее языка.
– Он чмокнул губами.
– Жареного с чесноком.