Автово

Стараясь сдерживаться, я сделал вид, что не заметил этой отрыжки, как и его присутствия, вообще, и произнёс:

— Да чего-то холодновато у нас немного, да и тесно.

— Вот и нам счастье привалило, — уже откашлявшись и придя в себя после пережитого шока, крикнул Паша.

— Короче ждите, — сказал я и ушёл. Не успел я это сделать, как тут же за моей спиной послышался звук второпях закрывающегося замка.

Я вернулся в 214-ую и рассказал моим соседям о случившемся.

— Ба-а-а! — вздохнул Рудик, — и ты согласен жить с Коммунистом и Пашей? Как же ты решился на такую жертву?

— А что мне остаётся делать? Здесь я больше не протяну, да и, если честно, тесновато, всё-таки, как бы вы там не говорили. А поскольку всё это из-за меня получилось, то мне и страдать. Уж лучше мучиться с Пашей и Коммунистом, чем подохнуть от холода и тесноты здесь.

— Бедный ты наш! — театрально заорал Владик, — На что ты идёшь! Ты себя погубишь, ты ещё такой молодой! Тебе ещё жить и жить!

Однако, немного подумав, мы нашли другое решение этой проблемы — попросить у комендантши другую комнату.

— А за это ей рыбу дать, — сказал Владик. — Скинемся все.

Убрав со стола, мы собрали тетради и стали одеваться. Впрочем, последнее состояло только из надевания на себя пальто и шапки, так как даже сапоги были на нас надеты с самого утра.

— Ну, пошли! — сказал я.

Мы вышли из комнаты, и я закрыл дверь пока единственным ключом.

— Боже! Неужели сегодня сюда придётся снова возвращаться, — подумали мы про себя и медленно пошли по коридору.

Когда внизу собралась вся наша толпа, мы двинулись вперёд.

Так как я уже несколько раз побывал в этом районе, то уже немного ориентировался. Все другие же, которым вчера было не до этого, с любопытством озирались вокруг и послушно шли за Игорем. Только зайдя в метро, при нормальном освещении (на улице было темно) я смог осмотреть лица всех, кого утром ещё не видел. Все они были бледно-серыми, и на них было написано только одно желание: «Хочу спать!».

На электричке мы проехали всего две остановки и вышли на станции «Нарвская».

— Ну, слава Богу, хоть здесь есть эскалатор, — подумал я, как только вышел из вагона.

Большой кучей мы залезли на движущуюся лестницу и медленно поехали вверх.

— А мы вчера на машине по моей улице ехали, — радостно сообщил всем Марат, — по улице Марата!

Но, видимо, этот крик души не нашёл никакого отклика, так как все только мрачно уставились на него своими сонными мордами и ещё крепче схватились за поручни, дабы окончательно не свалиться вниз.

Наконец, эскалатор вывез нас на поверхность из-под недр земли, и мы направились к выходу.

— Ух ты, грампластинки, — весело заорал Лёша, увидав перед собой соответствующую вывеску, — Костик, смотри, пластинки!

— Фу, гадость какая, — мрачно пробубнил тот себе под нос.

— Так, ну, и где тут трамвай? — спросил я. — Пока ничего похожего не вижу. Только ворота зелёные, а на них ещё коней каких-то с тёткой засунули.

Перед нами стояла дивная вещь. Так называемые «Нарвские ворота». Что и говорить, в Астрахани такого не сыскать. Довольно-таки милая вещичка.

Завернув за угол, мы обнаружили трамвайные пути, а метров через 100 — трамвайную остановку. Староста знакомил нас с дальнейшими указаниями:

— Доехать можно на любом трамвае кроме N 34, то есть на NN 31 и 33. Ехать не помню сколько, знаю, что выходить надо на следующей остановке после «Кинотеатр «Москва».

— А чего же ты не помнишь? Ты же ездил.

— А мы с Гармашёвым в какой-то автобус сиганули, так что я ничего не знаю.

— А трамваи часто ходят? — спросил кто-то умирающим голосом Димы.

— Да откуда я знаю-то!!!

И тут все замолкли, потому что на горизонте появился трамвай.

— Хорошо, что здесь трамвайное кольцо, — сказала Катя, — хоть сесть нормально можно будет.

За этим вагоном появились ещё два, и мы с нетерпеньем стали ждать, когда они сделают круг.

Через некоторое время подошёл первый вагон, который к счастью оказался нашим, и мы, вместе с такой же мёрзнущей толпой окостеневших пассажиров, пулей ринулись внутрь.

— А в Астрахани вагончики пошире будут, — резонно заметил Султан.

— Всем смотреть в окно и искать кинотеатр «Москва», — приказал нам Игорь, и мы поехали.

Мы благополучно доехали, не пропустив нужной остановки, вышли из вагона и оказались на какой-то не очень широкой улочке, но с постоянным движением.

— А теперь где-то здесь должна быть речка — Фонтанка, — смотрел по плану Гармашёва наш руководитель.

Фонтанку мы обнаружили прямо по курсу. Мы перешли мост через неё, повернули налево и очутились в узенькой улочке, такой короткой, что её и улицей-то назвать было нельзя. Так, переулок какой-то.

Это и была та самая Лоцманская улица, о которой ещё в Астрахани нам говорил Лубенко. Здесь должен был находиться наш институт. Его мы обнаружили почти в конце этого «переулка». Слева, здание старинного стиля было корпусом «А», напротив него стояло современное сооружение, которое, соответственно, было корпусом «Б», куда мы и направили свои стопы.

Там нас уже ждал Гармашёв и проводил в какую-то аудиторию, где должна была состояться наша самая первая лекция в Ленинградском (по-старому) Кораблестроительном Институте — по гидромеханике.

Немного позже к нам зашёл какой-то полноватый мужик, представился неким Трешковым и сказал, что вот он-то и будет вести у нас эту самую гидромеханику.

После холода руки не слушались и отказывались писать. Но, постепенно отогревшись, я начал привыкать к уже знакомой студенческой обстановке и могу сказать, что эта первая лекция мне даже понравилась, хотя я почти ни на минуту не переставал думать об общаге и о прошедшей ночи, которая, ну, просто обязана была сказаться на моём (да и не только) здоровье.

Но в этом институте было кое-что для нас новенькое и жутко неприятное. Лекции здесь шли без перерыва, то есть полтора часа подряд, а между парами перерыв в 10 минут, в то время как у нас в Рыбвтузе после 45 минут делался пятиминутный перекур, а перемены были минут по пятнадцать.

Уже к концу первой пары я почувствовал, как кровь покинула мои полужопия, которые были уже полностью атрофированными. Я то и дело ёрзал по стулу, что со стороны, должно быть, выглядело не совсем прилично. Я просто мечтал о Пашиной непосредственности, которая запросто позволяла ему встать посреди пары и добежать к другой парте, якобы сказать что-то важное. Ну, что ж, мальчик без комплексов, а у меня вот они есть, и придётся мне ждать звонка. Правда, слово «звонок» — чисто символическое, так как даже если в Рыбвтузе его, всё-таки, иногда давали, то здесь о нём, вообще, понятия никакого не имели. И как покажет время, за 2 года, проведённых в Питере, звонков я не услышу ни разу.