Азбука для побежденных
Шрифт:
— Можно, можно, — заверила бабуля Мелания. — Могу и не говорить. Тогда, Поля, про другое скажу. Заканчивай дураков жалеть, не трать на них своё время.
— Это вы про того голубя? — догадалась Аполлинария.
— Именно. Ты, кажется, себе в голове картинку нарисовала, на которой этот голубь всем другим голубям опора и защита. Ведь так? — спросила бабуля Мелания. Пришлось Аполлинарии кивнуть, хотя она уже стала догадываться, что сейчас скажет бабуля Мелания — и не ошиблась. — Милая моя, опомнись. Это был голубь. И основа его, как ни крути, не может быть никакой другой, кроме голубиной. Что голубю нужно? Место, где полетать, крылья размять, еда, чтобы её почаще клевать, и голубица, которую можно в своё удовольствие топтать. Да и всё, пожалуй. Говорить-то он может что угодно, а основа его всё равно основой останется, от неё голубю деваться некуда. Так что каждого
— Но, может быть, есть какие-то исключения из правил? — спросила Аполлинария с надеждой в голосе.
— Случаются, — кивнула тётя Мирра. — Помнишь Детектива, которого ты так своевременно отоварила по голове?
— Помню, — кивнула Аполлинария.
— За кем он гонялся?
— За какими-то двоими, — Аполлинария нахмурилась. — Которые, кажется, нарушали основы мироздания.
— Верно. Вот они, те двое, исключение и есть, — объяснила тётя Мирра. — Так уж вышло, что закон о постоянстве основы над ними не властен. Равно как и ряд других законов, но тебе про них знать пока рановато. И, Поля, пойми, их существование вне правил только подтверждает постоянство этих правил для всех остальных.
— Ах, вон оно как, — покачала головой Аполлинария. — Про такое я даже подумать не могла. А ведь верно, вы правы, — она нахмурилась, вспоминая. — Детектив тоже говорил что-то про подобные вещи.
— Так и было, — покивала баба Нона. — Ну что, Поля, как думаешь, удалась твоя прогулка?
— Кажется, да, — кивнула Аполлинария. — Теперь я точно знаю, чего я не хочу.
— И чего же ты не хочешь? — прищурилась тётя Мирра.
— Чтобы кого-то силою заставляли становиться участником цепочки, — неожиданно для себя произнесла Аполлинария, удивившись — откуда вдруг появилась у неё эта странная мысль? — Вы сказали — исключение из правил, я верно поняла? Кажется, мне милее как раз исключение из правил, нежели чем всё другое. Вот про это я и подумаю, — закончила она. — А сейчас… спокойной ночи, баба Нона, тётя Мирра, и бабуля Мелания.
Аполлинария гордо подняла голову, и пошла к себе, делая вид, что не замечает насмешливые взгляды старух, направленные ей в спину.
— Девчонки, давайте договоримся так. И вы, и мы не в восторге от происходящего, — решительно сказал Скрипач. — Мы все понимаем, что надо что-то делать. Но! — он наставительно понял палец. — Делать это что-то мы будем не абы как, а нормально, при этом не впадая в отчаяние или безумие.
Дана подняла со стола пустую рюмку, и надела Скрипачу на палец. Тот осуждающе покачал головой, подкинул рюмку в воздух, перешел на долю секунды в ускоренный, и поставил рюмку Дане на макушку.
— Дурак, — рассердилась Дана. — Там же ликер на дне был.
— Он на моём пальце остался, — ответил Скрипач. — Я всё понятно объяснил?
— Понятно-то оно понятно, — кивнула Лийга. — Но вот от отчаяния, прости, нам деваться некуда.
— Есть, — возразил Скрипач. — В работу, например. Проверенный старый способ. Безотказный.
— Помолчите все, а? — попросил Ит. — Давайте по порядку. Сейчас мы занимаемся книгой, и сбором информации по ней. Застряли на этапе заместителя министра тяжелой промышленности, будем думать, что делать дальше. Это первый этап. Вторым станет, как вы уже догадываетесь, попытка снять у себя с хвоста и зивов, и атлант, и Метатрон. Потому что эти трое нас держат в поле зрения, а нам это абсолютно не нужно. Если мы вчетвером придем к выводу, что вообще, в принципе, можем на что-то повлиять, и что-то сделать, мы должны будем действовать сами, и не под надзором.
— Куда ты от зивов денешься, — справедливо заметила Лийга.
— Я не сказал «деться», я сказал «снять с хвоста», — уточнил Ит. — В случае зивов и атлант — дать понять, что мы требуем невмешательства, либо сотрудничества на наших условиях. В случае Метатрон — либо взаимодействия, либо их самоустранения.
— Как ты себе это представляешь? — прищурилась Лийга.
— Взаимодействие с Метатроном? — уточнил Ит. Лийга кивнула. — Для начала потребовать полную информацию о том, что происходило двести потерянных лет. Полную, а не то, что нам тогда рассказали. Далее… пока не знаю, но у меня есть ощущение, что они могут знать о том, каким образом осуществляется проход по Сфере.
— Чушь, — тут же парировала Лийга. — Это знает Ариан, а не…
— Ариан, который организовал это всё, но который при этом — ноль в технических вопросах, — тут же ответил Ит. — Лий, нам надо вернуть всё на свои места. Или не на свои, но хотя бы попытаться сделать так, чтобы это действительно обрело хотя бы подобие смысла.
— Книга, — напомнила Дана. — Мы прочли десять глав, и, кажется, я начинаю понимать, в чём будет заключаться это подобие смысла.
— И в чём же? — спросил Скрипач.
— Пока не скажу. Думаю, вы и сами поймете это, когда прочтёте, что там дальше, — безмятежно ответила Дана. — Нет, нет, я не читала. Но я догадываюсь, что там будет впереди.
— Мне бы твою самоуверенность, девочка, — покачала головой Лийга.
Глава 11
Маленький стеклянный шарик
Это было удивительно, потому что такого прежде никогда не случалось. Аполлинария, проснувшись утром, обнаружила, что за окном нет ставшего уже привычным солнца. Там, на улице, было темно, и по стёклам хлестал ливень, да такой, что Аполлинария поняла: ни о какой прогулке по Городу сегодня не может идти и речи. И не потому что платье вымокнет, а зонтик от такого дождя не спасёт. «Меня просто смоет, — догадалась Аполлинария. — Придется, видимо, провести этот день дома. Только спущусь, пожалуй, вниз, проведаю старушек. Любопытно, сидят они сегодня на лавочке, или тоже решили не выходить, от греха подальше?»
Она быстро оделась, и сбежала по лестнице вниз, но минутой позже поняла, что можно было и не выходить. Залитая дождём лавочка оказалась пустой, да и вообще, никого на улице видно не было. Скорее всего, дождь всех разогнал по домам. Ну и хорошо, подумала тогда Аполлинария, в таком случае, сегодня отдохну у себя. Она поднялась обратно, вошла в квартиру, закрыла за собой дверь.
— Сейчас посижу на кухню, выпью кофе, а потом… — сказала она, и осеклась.
А что, если подумать, потом? Чем, собственно, она может заняться в этой квартире, после того, как выпьет кофе? Здесь придется провести целый день, до самого вечера, но ведь в квартире ничего нет, кроме самого необходимого. Ни радио, ни телевизора, ни книг, ни даже самой что ни на есть завалящей газетки. И ванной комнаты нет, и душа. Нет даже цветка, уходу за которым она, Аполлинария, могла бы уделить время. Может быть, она захотела бы помыть полы, но ни веника, ни швабры в квартире тоже не имелось.
— Тут всё ненастоящее, — с грустью сказала Аполлинария, и пошла на кухню. — Странно, почему я не думала об этом раньше? И почему я только сейчас вспомнила про такие вещи, как радио или швабра? Наверное, я сама стала ненастоящей, потому квартира и выглядит такой. Это грустно. Вот уж не думала, что мне может стать настолько грустно.
Кофе уже стоял на столе, налитый в лиловую чашку. Аполлинария села, отпила глоток, и уставилась в окно, на дождевые струи, омывавшие стёкла. Дождь. Когда она убегала, тоже, кажется, был дождь, но не такой, а слабый, потому что его прогонял в тот момент…
…ветер…
Аполлинария подняла голову.
Ветер. Как же так вышло, что она совсем позабыла про ветер?
А ведь это было важно, почему-то это было очень и очень важно, но, когда она попала в Город, мысли о ветре непонятным образом исчезли, уступив место более насущным вещам, которые, скорее всего, были сейчас важнее. Аполлинария попыталась восстановить для себя цепь событий, которые происходили с ней, и вдруг поняла, что события почему-то перепутались, и у неё ничего не получается. Событий словно бы уже не существовало, от них остались лишь ощущения. Например, она вспоминала Петрикора, и чувствовала брезгливость и недоумение. Вспоминала мадам Велли, и ощущала жалось к мышам. Вспоминала Рыцаря, и ей становилось смешно от мыслей про амбистому. События переставали быть сами собою, они превращались словно бы в некие функции, в детали и винтики какого-то механизма, а сама она, Аполлинария, путешествовала сквозь его недра, порой останавливаясь, чтобы получше разглядеть что-то, но она не предавала этому всему большого значения. Смотрела, а затем просто шла дальше, вскоре забывая событие почти полностью, но помня ощущение от него и некоторые эпизоды.