Азбука для побежденных

* * *

— Так вот в чём дело, — шепотом произнесла Аполлинария. — Вот что она сделала. Это письмо… какое страшное безнадежное письмо… неужели это была я? — она положила шарик на стол, и отодвинула его от себя. — Если так, то я… наверное, я бы не хотела видеть это ещё раз. И её, и это письмо, и цветы. Какие странные цветы. Нет-нет-нет, ни за что, никогда больше.

Аполлинария закрыла глаза, а когда открыла — за окном сияло ставшее уже привычным яркое летнее солнце, чирикали воробьи в ветвях дерева, и перед ней стояла полня кофе чашка. А вот шарика не было. Стол оказался пуст и чист, и ничего, кроме чашки, на нём больше не находилось. Аполлинария потрясла головой и потерла глаза. Неужели это всё ей привиделось? Но… как это возможно? Что произошло? Нужно непременно об этом узнать, подумала она, спешно выпила кофе, надела шляпку, и вышла на лестницу. Надеюсь, старухи на месте, думала она, спускаясь вниз. Потому что кроме них никто не сможет дать мне ответа.

* * *

— Дождь, говоришь? — прищурилась баба Нона. — Да ладно. Тут отродясь дождей не бывало, да и не бывает. И, полагаю, не будет никогда. Приснилось тебе всё, Поля.

— Приснилось? — Аполлинария нахмурилась. — Я в этом не уверена. Уж больно достоверным и длинным был этот сон, я слишком хорошо его запомнила, а ещё… — Аполлинария осеклась.

— И что ещё? — спросила с интересом тётя Мирра.

— А ещё я помню тот разговор, о ненастоящем небе, — сказала Аполлинария. — Ну, не то чтобы в точности помню, но это вроде бы в тот раз была я. Вот только с кем говорила, забыла, не могу сообразить.

— Не помню в точности, вроде бы, забыла, — передразнила её бабуля Мелания. — Сон это был, правильно Нона говорит. Сон, и ничего больше. Дождь, скажешь тоже. Дождь в Городе. Где это видано?

— Если тут не бывает дождей, то для чего мне дали зонтик? — резонно спросила Аполлинария.

— От солнца, дурёха, — засмеялась баба Нона. — Ты сама посмотри — разве этот несчастный зонтишка хоть каплю воды удержать сумеет? Он же крошечный, да и сделан из чего? Сплошные рюши да кружева. Ты его открывала хоть раз?

— Нет, — покачала головой Аполлинария. — Мне вроде бы незачем.

— Ну вот и придумывать, что это был не сон, тоже незачем, — отрезала тётя Мирра. — Вот чего, Поля. Заканчивай нам мозги полоскать, и иди-ка ты развейся, погуляй. У нас вязание сложное, а ты с толку сбиваешь. Иди, иди. Шарики у неё стеклянные, да с золотыми искрами. Фантазёрка ты, Поля. Иди, говорю, пройдись.

Аполлинария кивнула, привычным движением поправила зонтик на сгибе локтя, и пошла из двора прочь.

* * *

— Сон? — спросила официантка. — Как знать, как знать.

— Но в Городе действительно никогда не бывает дождя? — спросила Аполлинария требовательно.

— Как знать, — повторила официантка. — Обычно его действительно не бывает. Но… — она сделала паузу, — но это может зависеть от человека.

— Может быть, я и есть тот человек, для которого дождь существует? — спросила Аполлинария.

— Не исключено, — пожала плечами официантка. — В этом мире всё, знаете ли, относительно. Так что, думаю, вполне может быть.

— Мне всё-таки кажется, что это был не сон, — Аполлинария с грустью посмотрела на официантку, а затем перевела взгляд на череп. Официантка смотрела на неё ожидающе, череп — с сочувствием. — Это всё казалось… таким реальным. Особенно её волосы. Седые прозрачные волосы, которые выглядели, как рыболовная леска. И этот разговор в поле ночью, про звезды. И письмо, которое она писала. Но… — Аполлинария снова запнулась. — Цветы на подоконнике. Знаете, я ведь только сейчас поняла, что показалось мне в тот момент странным.

— И что же? — спросила официантка.

— Они были сухие, — ответила Аполлинария. — Она шла вдоль подоконника, и поливала сухие цветы. И земля, на которую лилась вода из лейки, тоже оставалась сухой. Как это возможно?

— Хм, — официантка склонила голову к плечу. — Возможно, если цветы воображаемые, например. Или лейка воображаемая.

— И подоконник, на котором они стояли, — продолжила Аполлинария. — Бесконечно длинный подоконник. Или… или это был один и тот же цветок? Горшок из рыжей глины, и сухая герань. Сон? Может быть, это действительно был сон?

— Как знать, — в который уж раз повторила официантка. — Так что же, в этом письма она ругала бога?

— Ага, — кивнула Аполлинария. — Но если я правильно поняла, бог, о котором она говорила, был ненастоящий, именно поэтому она и говорила о нём такие страшные вещи. И писала слово «бог» с маленькой буквы. Ведь если речь идет о настоящем Боге, это слово нужно писать с большой буквы. Это верно?

— Возможно, — задумчиво произнесла официантка. — А вот вы, Поля, как считаете, вы сами способны отличить, какой бог настоящий, а какой ложный?

Этот вопрос застал Аполлинарию врасплох. Она задумалась, посмотрела на череп — но тот, разумеется, ничего ей ответить не смог.

— Я не знаю, — призналась Аполлинария. — Но мне почему-то кажется, что настоящий сумел бы исполнить хотя бы маленькую просьбу. А ненастоящий на это не способен.

— Спасти кошку или собачку? — подсказала официантка.

— А хоть бы и так, — пожала плечами Аполлинария. — Или даже засохший цветок. Он всемогущий, про это много говорилось. Разве я не права?

— Можете представить себе, насколько чудовищным бы стал мир, в котором бог, неважно даже, какой именно, будет исполнять чьи-то просьбы? — спросила официантка. Аполлинария не нашла, что ответить. — Поля, вы ведь понимаете всё сами. Что для одного благо, то для другого зло.

— Я не говорила о чём-то большом, — возразила Аполлинария. — Собачка, кошка, и цветок. И чтобы можно было лечить старость. Кажется, в этом она всё же была права. И это не сон, вот что я думаю. Вы меня обманываете.

— И в мыслях такого не было, — заверила официантка. — Знаете, Поля, это ведь всё-таки Город. Поэтому давайте решим вашу задачу так. Для нас всех пусть это будет ваш сон. А для вас — пусть это будет маленькое путешествие в вашу собственную реальность. Да, маленькое, но всё-таки самое что ни на есть настоящее. Такой ответ вас устроит?

— Наверное, да, — кивнула Аполлинария.

— Ну вот и славно, — улыбнулась официантка. — Вы идёте дальше гулять?

— Да, — Аполлинария допила чай, и встала. — Схожу на площадь, поговорю с кем-нибудь новым. И правда, мне надо развеяться.