Азербайджанские тюркские сказки

борьбу с препятствиями и обычно преодолевает их.

Азербайджанские тюркские сказки XVII

III

Одна из главных тем азербайджанских сказок —

проводимая в различных вариациях тема борьбы забитой,

обездоленной темной крестьянской массы со всеми

власть имущими и эксплоататорами трудового народа.

В старых сказках эта борьба ч дается иногда в особой

скрытой, единственно в старое время возможной форме.

Так, царям, правителям-везирям и др. сановникам

часто противопоставляется непоколебимый в своих

решениях бедняк, чаще всего кечаль — плешивый,

иногда паршивый, напоминающий Иванушку-дурачка

русских сказок. Кечаль со своими накожными болезнями

является прямым представителем забитой и антисани

тарной старой тюркской деревни. Часто кечаль ведет

борьбу и одерживает решительную победу й над

деревенским мародером-кулаком, который в сказках

рисуется сероглазым, безбородым или с редкой бородой —

кеосой.

Что же касается царя-падишаха, то в

азербайджанских сказках он рисуется большей частью человеком

недалекого ума, не могущим шагу ступить без везиря,

и заботящимся главным образом о пополнении своего

гарема красивыми женщинами.

В одной из сказок („Кечаль-Мамед") кечаль прямо

говорит царю: „Падишах, с такой головой, с таким

умом, как можешь ты царствовать?" И даже ставшему

полулегендарным правителю Ирана шах-Аббасу (1585—

1628), изображаемому обычно справедливым и добрым,

азербайджанские сказки придают черты человека не

справедливого („Сказка про Салаха и Валаха") и

кровожадного.

Правители-везири изображаются в сказках недально-

видными, глупыми, взяточниками и падкими до женщин

(„Зарнияр").

В сказках о Бахтияре и о Кечаль-Мамеде ход

сказки ведет к тому, что уничтожается не только

один падишах, но все его окружающие с их семьями,

в том числе и шпион падишаха — цирульник.

Классовая борьба эксплоатируемого трудового народа

особенно выявляется в новой, недавно уже созданной

сказке о борьбе Наримана с царем Николаем

(„Легенда о Наримане").

Не забыто в сказках и купечество, которое, по сказ-

– кам, для достижения своего благосостояния не

останавливается ни перед чем, даже перед кровавыми

преступлениями.

Образ скряги Меймун-джаду дан в сказке о Нардан-

ханум.

Борьба с классовым врагом не ограничивается в

чжазках борьбой со светскими угнетателями, а

переходит в область религии и верований, изобличая

религиозное правосудие, в лице алчного и несправедливого

лсазия („Суд казия"), притворщика, ведущего

развратную жизнь („Ширванский казий"). Сказка „Мулла

Чекулчек" является сатирой на гадальщиков, которые

и до сих пор еще представляют собою бытовое

явление в странах зарубежного Востока.

Не менее остро поставлен в тюркских сказках семей-

лый и женский вопрос.

Наряду со сказками, в которых дается образ

угнетенной городской тюрчанки, имеется ряд сказок из

кочевого быта, где женщина представляется совсем уже

тне таким забитым существом, как принято было

обычно думать о женщине Востока: она нравственная

– .опора,- советчица и помощница мужчины в его борьбе

Азербайджанские тюркские сказки XI

с препятствиями, она свободно выбирает себе мужа

путем бросания яблока или стрелы; имеются даже

образы женщин-богатырей (тюркские сказки „Лала-

Наргис" и „Гасан-Кара").

Эти образы встречаются и в сказках, отражающих

кочевой быт Азербайджана.

Сказки о болтливых и глупых женщинах

(„Злоключения двух женщин", „Злоключения шести

разведенных") отражают взгляды на женщину, тщательно

прививавшиеся на Востоке правящими классами и в

старое время имевшие место и в Азербайджане.

Находит себе отражение в тюркских сказках и

многоженство, довольно распространенное в дореволюционном

Азербайджане.

В трех сказках: „Назик-беден", „Об Азизе" и „Зар-

нияр", разных по сюжету, проводится одна и та же

мысль о праве женщины на независимость.

Одна из частых тем азербайджанских волшебных

сказок — это тема о добывании красавиц: герой,

выпивший любовный напиток или увидевший портрет

красавицы, ставит на карту всю свою жизнь, в борьбе

преодолевает все препятствия, обнаруживает и

выдержку, и настойчивость, и храбрость и большей!

частью достигает своей цели, в меньшинстве случаев

гибнет.

Мотив добывания возлюбленной особенно развивается

в тюркском фольклоре в так называемых дестанах,

прозаических рассказах со стихотворными вставками.

Герой дестанов — влюбленный ашут даже называется

„хак-ашуг", т. е. действительный, настоящий ашуг. Он

влюблен и поэтому обладает магической силой стиха,

остроумия, таланта.

Мотив колдовства и чародейства и борьбы с этими

явлениями на Востоке и, в частности, в старом

Азербайджане имел особое значение и важность ввиду

чрезвычайно распространенного среди всех слоев

населения уважения к дервишам, странствующим

мусульманским монахам-нищим, которые, якобы, обладали

знанием тайн и могли, например, своим чародейством

вызвать зачатие у бесплодных женщин.

Из часто встречающихся в тюркских сказках мотивов

следует отметить также мотивы, связанные с заботой

о потомстве, с муками бездетных супругов, желанием