Азюль
Шрифт:
Затем последовала непродолжительная речь, из которой стало предельно ясно, что мы - азюлянты, а значит не имеем право на во-первых то, во-вторых это, в десятых все остальное... Мы - азюлянты, значит в нас заочно видят воров, убийц, нас недолюбливает полиция, как впрочем и все остальные. Нам поведали пару историй про гадость нам подобных и глазами намекнули, что мы станем такими же.
Когда эти пояснения закончились, из корридора появился, видимо, скорее молодой человек, чем молодая дама, хотя крашеные под блондина длинные волосы и кольца в ушах и носу могли убедить и в обратном. Избрав, как способ передвижения, этакую вальяжную и застенчивую походку, он прикатил с собой телегу с постельным бельем и еще какими-то вещами и стал выгружать это добро на стол. Дверь открылась
– Фотографии, пожалуйста, - сказала она на этот раз абсолютно бесцветным голосом, от которого веляло просто какой-то могильщиной! Страшно! Мне показали на стул.
– Потом жена.
Не думал, что за один день столь много людей захотят оставить себе на память наши фотографии, и оказался морально к этому просто не готов. Моя внешность, несмотря на достаточно высокое самомнение, все же абсолютно не фотогенична. Все официальные фото даются с большим трудом, необходимо проделать много работы, следя за шириной улыбки, выражением глаз и так далее. Я и сейчас попытался сотворить экспромтом выражение поприличней, но результат вышел просто разительный. Даже когда специально стараешься глупо выглядеть, лицо не получается столь дебильным. Но все же сегодня повезло: фотография оказалсь слишком темной, и сделали повтор. Он получился не многим лучше первого, но идиотизмом лицо светилось поменьше. С Катей вышло не менее интересно: с картинки смотрело совершенно незнакомое лицо, и когда ее вклеяли в пропуск, то в принципе им могли бы спокойно пользоваться не только все женщины лагеря, но и добрая часть мужчин.
После процедуры запечатления ко мне неожиданно обратился Адольф, лукаво подмигнув правым глазом:
– Я надеюсь, что вы будете себя хорошо вести.
Не понимая тогда, к чему он клонит, я ответил, что можно лишь только надеяться и вышел наружу. Там молодой человек женской наружности, подозвав нас к столу, выдал поднос, на котором лежади три пары постельного белья, три чашки, три ложки, три вилки, три ножа и три пачки туалетной бумаги. Сверху он взгромоздил три пакета со съестным и махнул рукой: все, мол. Я, поняв, что подарки германского правительства на сегодня сыпаться закончили, поставил жену с подносом и ребенком в угол, а сам пошел вытаскивать наши вещи из машины. Перетаскали чемоданы в зал, сбросив их в кучу. Еще раз, уже в пятый, поблагодарили Сережу и, пообещав появиться вскоре, простились с ним.
Пока я ходил, Кате уже дали ключ от комнаты 43, которой, по всей вероятности, и предстояло быть нашим пристанищем в ближайшие обозримые месяцы. Мы только принялись ломать голову нашими чемоданами, точнее, способами их переноски, как выдруг в коридоре показался маленький коренастый мужичек. Быстрой походкой он подошел к нам и на чистом русском языке спросил:
– Ой, ребята, вы - русские.
В его голосе звучал неподдельный восторг при мысли, то мы и вправду таковыми окажемся.
– На двадцать пять процентов, - ответил я неопределенно на всякий случай.
– Но, если по гражданству, так то на все сто, да и то пока, ибо вот-вот будем иметь честь принять новое.
Мужичек ничего не понял, улыбнулся еще шире, и выпалил, как из автомата:
– Ой как хорошо! Я - Филипп, Филипп Терещенко. У нас тут еще русские есть. Я-то уже здесь целый месяц, и семья еще есть, так те тоже при мне приехали муж и жена. И еще есть трое русских ребят, так они меньше недели. Вы в каком номере будете?
– Сорок третий.
– А, ну это - наш коридор. Мой номер - 51. Как обустроитесь, заходите, - приветливо пригласил он.
– У нас там чаек, супчик, всякие дела туда-сюда. А вас как звать?
– Ах, простите. Павел, а это - Катя и Маша.
Филипп опустил взгляд на наши вещи.
– А сколько же у вас чемоданов! Как же вы везли их с собой? Сейчас я вам помогу!
– он всплеснул руками и повернулся к одному из стоявших рядом парней, похожему на турка, и обратился на немецком.
– Коллега, пожалуйста, это - русская семья, помоги!
Стоявший охотно взялся нам помочь, а вместе с ним и другие,
бывшие рядом, разобрали барахло. Процессия, со мной, гордо вышагивающим в ее голове, двинулась к комнате. Мозги в этот момент анализировали забавный факт. Уже в который раз я слышал, что азюлянты называют друг друга "коллега". Это слово не только в русском, но и в немецком используется в профессиональном общении между собой. Люди здесь, в лагере, называя друг друга коллегами, вполне серьезно относятся к своим обязанностям азюлянта и считают, что их сдача "на азюль", томительные ожидания и поиски путей в новый мир - все это весьма искуссная и тяжелая работа. Сейчас же они несли наши веши и с радостью приговаривали на разных языках Бог знает что, выражая не только довольство тем, что можно занять свое безделие, но и чувство гостеприимного коллектива, принимающего к себе новеньких.Шмотье доставили в комнату. Филипп позвал в гости, когда отдохнем, и удалился. Мы стали осматриваться в нашем новом жилище, пытаясь полюбить его с первого беглого знакомства.
Н-н-да! Еще то... Комната квадратная, этакий давно крашеныый сарай метров в семнадцать. По нашим совковым меркам для гостинной подойдет. Но здесь, судя по-всему, она являет собой и спальню и кухню и все прочее... "Может и туалет?" - уж с некоторой робостью подумалось мне. Но приглядевшись внимательно, с облегчением обнаружил, что ничего, напоминающего отхожее место нет.
С мебелишкой, конечно, жиденько тоже. По обеим сторонам примостились сиротливо две двухярусные кровати, а у окна расположился стол с тремя стульями, сверкающий девственной пустотой.
Маша тут же заскочила на кровать и стала там прыгать. Это было отрадно, так как означало, что ее ничем занимать не надо. Она сама определилась. А вот Катя себе достойного занятия не нашла и решила потратить время на высказывание собственного мнения. У нее на лице застыла маска, выражающая все, что она думает об этом азюле, лагере и обо мне, как о главной причине всех несчастий и неурядиц, постигших ее и все человечество со времен Адама.
– Место отличное!
– приподнятым голосом оценил я, пытаясь в тщетных усилиях смягчить впечатление.
– Естественно! Ты всю свою жизнь мечтал только в ТАКОМ месте жить. Тебе не кажется, что обстановка весьма богата. Можно попросить сократить количество мебели вдвое.
– Посмотри в окно, - провел я отвлекающий маневр, указав на большой темный провал в стене.
– Вон туда вдаль. Какое поле! Летом оно, наверное, колоситься пшеницей, а еще метров двести-триста - лес.
– Изумительно! Я всегда считала, что у тебя близорукость минус два, а на самом деле, видать, минус двадцать два. Ты видишь лес в километре, а мусорник под окном не замечаешь. Но, что можно от тебя ожидать! Прийдется ютится!
– она состроила лицо святого страдальца, жертвующего собою во имя всего человечества сразу.
Под аккомпанимент легкого препирания мы рассовали чемоданы под кровати и просто в угол, предварительно вытащив из них все, что необходимо. Потом настал черед рассматривать содержимое пакета с пайком. Оно состояло из одной рыбной консервы - тунец, двух маленьких-маленьких пакетиков сыра, двухсотграмовой пачки апельсинивого сока и кое-какой мелочи. В довершение ко всему кинули на троих полбуханки хлеба. Совершенно определенно, ничего похожего на паспорт там не было. Теперь очередь возмущаться перешла ко мне, так как в нашей семье именно я был признанным авторитетом в вопросах кулинарии. Моему раздражению просто не было предела, и я его смачно изрыгал наружу.
– Грандиозно! Можно съесть и обосраться от счастья и благодарности немецкому правительству! Правда будет нечем. Такое количество пищи просто не дойдет до прямой кишки, - кусок хлеба, трясущийся в моих негодующих руках, был прозрачным, как стекло.
Еда - мой больной вопрос. Ну у каждого бывает свое... это: пчелы под шевелюрой, как англичане утверждают. У меня - еда. В жизни я испытывал моменты, когда, прямо скажем, приходилось недоедать. Но все-таки, всегда стремишься наиболее полно удовлетворить именно эту самую низменную потребность, и не только количественно, но и качественно.