Баба Люба. Вернуть СССР

И тут раздался резкий окрик:

— Это что такое, я спрашиваю?!

В коридоре стоял и грозно смотрел на это безобразие мужик. Обычный нормальный мужик, примерно предпенсионного возраста, но при этом подтянутый, хоть и слегка лысоватый.

— Почему безобразничаем после одиннадцати? — жестко спросил он.

И, как ни странно, наркоманы моментально притихли и уже не пытались проявить свою безудержную разухабистость.

— Да мы мимо шли, батя, — пробормотал Пузырь.

— Мы уже уходим, — на глазах трезвел мясистогубый.

Буквально через полминуты они ретировались.

— Спасибо вам огромное! — от души поблагодарила я.

— Я на третьем этаже живу, — сообщил мужик, — хотел чаю вскипятить, а у нас лампочка на кухне перегорела. Так я к вам спустился. Слышу — эти опять безобразничают.

— Так они тут часто так?

— Я за ними давно наблюдаю. На наш этаж они даже не ходят — мы отвадили. И на первый тоже боятся. Там мужики из рабочих бригад живут, шабашники, так у них тоже разговор короткий. А ваш этаж — это, конечно, рассадник всего этого. И ничего сделать нельзя: контингент у вас, я скажу — не очень.

Я вздохнула — вечно мне с соседями не везёт (сразу вспомнилась уринолюбивая Ивановна).

— А сегодня, как назло, Варвара Тимофеевна дежурит, она обычно «Богатые тоже плачут» посмотрит, закроется у себя и до утра спит. А что здесь происходит, кто тут ходит — ей до лампочки. Хреновая, я скажу, старушка. Но была передовицей производства, так что за заслуги держат.

Он взглянул на меня и спохватился:

— Ой, заболтался что-то я, время позднее, вставать всем рано.

— Спасибо за помощь, — ещё раз поблагодарила я.

— Да вы, если опять начнут — меня зовите, — велел мужик, — меня Григорием звать. Я живу над вами, в тридцать пятой комнате. Сейчас они уже не вернутся. Дня три-четыре вообще сюда ходить не будут. А потом опять начнут. Так вы сразу зовите, в любое время, а то раз смолчите — потом не отвадишь.

Мужик ушел, а я забаррикадировала дверь, подтянув к ней кровать, легла, и моментально уснула, без сновидений.

Выспалась я, кстати, преотлично. Возможно, потому что умаялась за эти дни и физически, и морально, а, может, и потому, что в комнате было свежо — из оконных щелей дуло.

На окнах ни шторок, ничего не было, поэтому первые лучи мартовского солнышка меня и разбудили. Я сходила, пока все спят, хотела принять душ, но вода была только холодная. Так что помылась по частям, ёжась от холода. Ледяная вода взбодрила.

Я поставила кастрюльку с водой на плиту и вернулась в комнату. Оттащила кровать на место, отыскала закатившиеся финдибоберы и запечалилась, глядя на покорёженную дверь и выбитый замок. Вот сейчас мне на работу, а дверь я даже символически закрыть не смогу. И что делать? Опять опоздаю же.

Да, свою клетчатую сумку и часть вещей той Любаши, я-то припрятала в дворницкой Семёна. Здесь же, кроме старого халата, эмалированного ведра и драного веника особо и тырить-то нечего. Но не хотелось бы вернуться с работы и обнаружить у себя в комнате любителей матерного хардкора в хоровом исполнении.

И как назло, у меня ни гвоздя, ни молотка — ничего.

Остается единственный выход — закрутить как-то дверь, может проволочку какую-нибудь найду, бежать на работу, а там просить Виталика, чтобы пришел и замок навесил. Здесь нужен навесной замок снаружи и засов изнутри.

Да, дверь сама по себе хлипкая, из ДСП, её ребёнок одним пинком проломит, но замок на двери, хотя бы иллюзия защиты собственности.

Я вздохнула. Где же найти эту чёртову проволочку?

Вспомнила за воду и побежала на кухню.

— Доброе утро, — там уже вовсю хозяйничал Григорий, — а я вашу кастрюлю отставил в сторону, она давно вскипела. И на ваше место свой чайник поставил. У меня спички, как назло, закончились. Я, как курить бросил, вечно беда с этими спичками… мужики на этаже постоянно стреляют, а докупить я забыл.

— Доброе утро, — улыбнулась я ему. — Спасибо, что присмотрели за водой. Уже второй раз выручаете.

— А как вас зовут? А то вчера впопыхах и не до конца познакомились.

— Люба, в смысле — Любовь, — поправила саму себя я.

— Вот и хорошо, Люба, — удовлетворённо кивнул Григорий.

— Извините, Григорий, — решилась я, — у вас случайно никакой проволочки нету?

— Проволочки? — удивился он, — с какой целью?

Я рассказала о своей идее.

— Надо глянуть, — сказал Григорий.

Я думала, он имеет в виду — глянуть в своих запасах, а он пошел к моей двери и принялся рассматривать вырванный «с мясом» замок.

— Мда. Дела. — констатировал Григорий, а затем ушел на свой этаж.

Я как раз варила овсянку, когда он вернулся.

— Григорий, — сказала я, — я варю овсянку. Не бог весть какая еда, но у меня другой пока нету. Я только вчера вселилась. Если хотите, я вам тоже накладу в тарелку.

— Хочу! — живо откликнулся Григорий. — Я, Люба, кашу очень люблю, а вот варить её нормально не умею. Мясо жарить — могу, суп там какой-никакой — могу, и даже борщ могу, а плов так вообще у меня хорошо выходит. Но кашу вот не умею. Так что не откажусь.

— Но у меня без молока, на воде, — торопливо сказала я. — Если устроит.

— Я всеядный, — заявил Григорий и ушел к моей комнате.

Пока я раскладывала кашу, он уже вовсю стучал молотком, перебудив остальных соседей на всех этажах. Но это его нисколечки не беспокоило.

— Григорий, — я несла две тарелки с кашей в мою комнату. — Каша готова.

Григорий как раз прикручивал какой-то шпингалет (или оно по-другому называется, загогулина, в общем такая).

— О! — обрадовался он и сказал, — неси, Люба, кашу в мою комнату. Тридцать пятая. Там открыто. И свою неси тоже. У тебя даже стола, я смотрю, нету. Где ты есть собралась? А у меня, зато масло есть. Возьмёшь в холодильнике. И себе возьмёшь. А то знаю я вас, стеснительность сейчас начнётся. А я через две минуты приду. Чайник сам захвачу. Надо до конца прибить, чтобы наверняка!

Я спорить не стала, взяла кашу и, обжигая пальцы горячими краями тарелок, понесла наверх.

Комната Григория была не чета моей — на полу даже палас и то был, и на стене ковёр тоже висел, бордовый.

Я поставила тарелки на стол и, дуя на обожженные пальцы, полезла в холодильник искать масло.

— На боковой полке, на дверце, — Григорий вошел в комнату с чайником. — Люба, ты будешь чай или кофе?

Мы завтракали и разговаривали о том, о сём.

Григорий работал тоже в ЖЭКе, главным мастером в отделе теплоснабжения.