Бабочка маркизы Помпадур

– Не знаю, – соврал он, мечтая оказаться дома.

– Плохо. Человек должен точно знать, о чем он мечтает. Иначе как его мечта исполнится?

Он не знал и, остановившись, сбросил рюкзак. Надо было отдышаться.

– Варенья хочешь?

– Хочу.

Кара ела все. Кислые яблоки. Сухой хлеб. Вчерашние бутерброды, на которых колбаса уже начинала пахнуть не так, но Кара утверждала, что ему это лишь кажется и колбаса нормальная. Даже кашу в школьной столовой, которую никто и никогда не ел, потому как каша была мерзкой, осклизлой и безвкусной. И за варенье она взялась с обычной своей деловитостью. Зачерпывала пальцами, облизывала их, вновь зачерпывала. Закусывала печеньем. Он смотрел.

– Что, жаба давит? – случались с ней и приступы злости, когда все превращались во врагов.

– Нет, мне для тебя ничего не жалко.

– Это потому, что ты рыцарь. Все рыцари самоотверженные.

Он согласился. Как не согласиться, если тебя хвалят?

– А ты о чем мечтаешь? – безопаснее было перевести разговор на нее, тем более когда Кара в настроении поговорить. Может, еще передумает сбегать.

Вернуться-то просто. Он помнит дорогу, и если поспешить, то об их с Карой прогулке никто не узнает. И вообще пироги, наверное, уже готовы. У мамы они получаются особыми – высокими, с коричневой сладкой корочкой и желтоватым тестом, из которого ему нравится выковыривать изюм.

Остывшие, они тоже вкусны, но не так…

– Ну… – она облизала пальцы. – О том, что убегу. В город. И там найду своего короля. Он сразу меня узнает, потому что король способен увидеть настоящую королеву. И возьмет меня в жены. У нас будет свое королевство… и много-много денег. Я буду покупать себе всякие вещи. Какие только захочу!

Она под конец уже кричала. Искаженное гневом лицо ее сделалось некрасивым, но лишь на мгновение. Кара всегда успокаивалась очень быстро.

– Тебе не понять, – буркнула она. – Забирай свое варенье. Скисло.

Это было неправдой.

В тот раз их остановили в километре от деревни. И отец уже не ругал его, а мать – не плакала. Они заперли дверь и окно тоже, надеясь, что это предотвратит побег, если вдруг у него все еще останется желание бежать. Но Ланселот слишком устал. Он рухнет в кровать и, забравшись под одеяло, будет думать о том, какая же у него мечта.

Велик новый?

Это не мечта. Отец обещал купить на следующий год. В этом-то лето почти закончилось.

Или стать самым сильным? Зачем?

На пятерки следующий год закончить?

Этого мама хотела бы… а у него самого неужели нет ни одной пусть бы самой простой мечты? Но потом он понял: его мечта – его королева. И это было правильно.

Леху подмывало признаться. С самого утра. Или, точнее, даже с вечера. Разговор со Славиком оставил мерзковатый осадок на душе, который за ночь не растворился, но закостенел.

Это ж какой надо быть скотиной, чтобы человека под удар поставить?

Зеркала отражали, какой именно.

И Леха отворачивался, не желая видеть себя. Глядел на Алину, но тоже оказалось – не мог. Она же думает, что по-честному все… как теперь быть?

Леха не знал.

– Прикольная деваха, – Сашка плюхнулась на соседний стул и закинула ногу на ногу. Коротенький подол задрался, приоткрыв ажурную резинку чулка. – Толстая только. Тебе толстые нравятся?

Сашка всегда была бедовой. Курить начала первой, тыря сигареты у папашки, и когда случалось попадаться, врала напропалую. Все равно была порота, но ни красть, ни врать не переставала.

С ней вышло как-то переспать, не то по пьянке, не то по дружбе – Леха уже и не помнил, – но знал, что вышло это не только у него, и потому особо в голову не брал.

– А тебе чего?

Он не хотел звать ее, но не позвать было неудобно.

– Ничего. Пашка с нее глаз не сводит. Гляди, Леха, уведут твое сокровище.

Сашка прижалась бедром к бедру, заглянула в глаза и, облизав губы, поинстересовалась:

– А она у тебя не ревнивая?

– Угомонись, – велел Леха, раздумывая, так ли Сашка пьяна, как пытается показать, или же просто действует из врожденного паскудства характера.

– И Славочка, дружочек твой небесного колеру, за ней прям увивается…

…ему велено не спускать с Алины глаз. И Славка старается. Он свой человек, надежный. Но… со странностями. Вообще кому тут верить можно?

Пашка и Мишка – старые дружки. И Сашка с ними. Неразлучная четверка, которая как-то по жизни разлучилась, хотя вроде и вместе все. Но Леха знать не знает, чем эти трое живут. Работают вроде, а где? И кем? У Пашки время от времени с деньгами затык. Просить он стесняется, но просит, краснея, запинаясь, клятвенно уверяя, что отдаст. Не отдает, конечно, но Леха не скупой.

Мишка любит пожаловаться на жизнь, вот только жалобы его какие-то… неконкретные. Вроде и ясно, что все хреново, а почему хреново – не понять.

Сашка вот, наклонилась так, что в вырезе платья не только сиськи, но и пупок видать.

Все трое знакомы были с Карой.

Быдло – так она сказала прямо в глаза и, когда Мишка взвился на дыбы, осадила взглядом. Мол, чего от быдла ждать, если оно себя как быдло и ведет? Славка – ему тоже старые Лехины товарищи не по вкусу – в кои-то веки Кару поддержал.

Егор и Макс. Егор молчаливый, себе на уме. Леха его побаивается слегка, а вот Кара гоняла, как дрессированного пуделя. Мол, если ему платят, то пусть делает то, за что платят, и еще больше. Думала небось, что Егорка разозлится, а он терпел…

Макс – другое дело. До слез довела.

Уволиться собирался.

Леха еле-еле отговорил. Где ему еще найти такого же работника? Пришлось обещать, что Кара к Максику и близко не подойдет. Вот аккурат на третий день после разговора она и исчезла.

Что теперь думать?

Кто-то из них, из близких, виноват. Только им Леха Кару показывал. Только их с Алиной знакомил… и вот тебе цветы, бабочки… ерунда полная.

– Шла бы ты на свое место, – Леха отобрал у Сашки бокал, испытывая огромнейшее желание схватить эту дуру крашеную за шкирку и выкинуть из ресторана. Вон, из-за нее теперь про Леху станут думать, что он бабник. И Вероника Сергеевна поглядывает так, с удивлением.

– А где мое место, Леха? – мурлыкнула Сашка, обнимая. – Может, самое оно и здесь? Зачем тебе эта корова? Сначала одна, потом другая…