Багровый прилив
Шрифт:
Череда постоялых дворов запомнилась Антрагэ разве что скверной пищей и кислым вином. Путешествие вообще навевало на него тоску, и пускай он подозревал, что в финале его не ждёт ничего хорошего, он был только рад смене обстановки. Охотничье поместье Мондави оказалось довольно приличных размеров, видно, что здесь он останавливается часто и проводит много времени. Слуги были отлично вышколены, и глаз на господ не поднимали. Поувереннее вели себя егеря, которых тут оказалось шестеро, однако никакой наглости, скрытой под показным раболепием, какая бывает присуща привилегированным слугам, не было и в помине.
— Господина нет, — сообщил старший слуга, когда карета остановилась у дверей поместья и де Фуа с Антрагэ выбрались из неё. — Но мы всегда рады его гостям. Господин
— А вот моё любимое занятие, — рассмеялся де Фуа. — Ни в чём себе не отказывать.
Антрагэ удержался от шпильки в адрес бывшего телохранителя. Он вообще в последние дни старался поменьше разговаривать с ним. Очевидное предательство и служба Мондави вызвали у Антрагэ острую неприязнь по отношению к де Фуа. И эта неприязнь заставляла его то и дело цеплять бывшего телохранителя, доводя реплики почти до той грани, за которыми они не могут быть ничем иным, кроме как оскорблением. Драться с де Фуа он не хотел — не потому, что опасался за исход поединка, всё же как фехтовальщик тот ему и в подмётки не годился и знал об этом. Пока Антрагэ было выгодно играть ничего не понимающего и ни о чём не догадывающегося простака, за кого его частенько принимали ещё в Эпинале. Эта маска весьма удобна, потому что делает человека безопасным в глазах других.
Еда и вино в поместье с лихвой искупали все трудности долгого путешествия. Антрагэ никогда не жил в глуши и не стремился к этому, считая подобную блажь признаком старости. Не телесной даже, но душевной. Он предпочитал большие города — желательно столицы вроде Эпиналя или Тильона, ему нравились шум на улицах и яркие балы в Водачче, где он в первый свой приезд сверкал, будто заморская драгоценность. Его стремились заполучить себе в гости все выдающиеся аристократы — ещё бы, адрандский барон, да ещё и с такой историей, повеса и дуэлянт, переживший страшную дуэль шестерых в Турнельском парке. Дамы от него были просто без ума, и привыкший к их обществу Антрагэ купался в чужом восхищении.
Теперь же в тишине и покое охотничьего поместья барон понял, что в этом есть своя прелесть. Он думал, что через пару дней на стену полезет от тоски, однако отличное вино, сговорчивые служанки, оказавшиеся опытнее иных весьма недешёвых куртизанок, и длинные конные прогулки примирили его с окружающей действительностью. Коней Мондави держал у себя великолепных, все легконогие, выезженные для охоты и преследования дичи. И, конечно же, во время прогулок Антрагэ никогда не оставался один — с ним всегда ездили или де Фуа с парой бывших телохранителей барона и обязательным егерем-проводником, или просто трое-четверо егерей. Объяснялось это тем, что Антрагэ в одиночестве может заблудиться, а вот пистолеты в ольстрах у егерей и бывших телохранителей никак не объясняли, да и не спрашивал о них барон, не желая выслушивать какую-нибудь загодя подготовленную ложь.
Он прожил в охотничьем поместье Мондави больше месяца, наслаждаясь тихими радостями жизни провинциального аристократа, и лишь когда лето уже шло к концу, дни стали короче, и осень уже глядела в окна пожелтевшими, покрасневшими листьями, пришла весть о том, что хозяин поместья в скором времени прибудет. В поместье тут же поднялась суета, какой Антрагэ никогда не заставал, ведь обычно он сам и был тем хозяином, который должен приехать или же гостем хозяина, едущим вместе с ним. Барон почувствовал себя простаком из сказки, который попал в замок людоеда и наслаждался привольным житьём под его кровом, пока хозяина не было дома. И тут, как всегда и бывало в сказках, людоед решил-таки вернуться, а значит, судьба горе-простака повисла на волоске. В сказках герой, несмотря на простоту, всегда выкручивался, оставляя в дураках людоеда, но у Антрагэ были сильные сомнения насчёт Мондави. Новоявленный герцог не из той породы людей, что позволяют обводить себя вокруг пальца.
Мондави приехал один с небольшой для герцога свитой слуг и лакеев. На дверце кареты его уже красовался новый герб с добавленной на него герцогской короной. Встречали хозяина, конечно же, всем поместьем, правда, без демонстративной
радости. Антрагэ с де Фуа и бывшими телохранителями барона тоже вышли — не стоило проявлять вопиющую невежливость, оставаясь в доме, когда приехал его хозяин, однако держались в стороне от слуг.В день приезда герцога в поместье готовились к приёму. Никакого пира не планировалось, насколько понял Антрагэ, даже прибытие своё Мондави решил отметить лишь небольшим обедом в компании гостей.
Приняв короткий доклад мажордома, Мондави рассеянно кивнул ему и направился к Антрагэ с де Фуа.
— Господа, я искренне рад видеть вас своими гостями, — произнесённые обычным его ровным тоном приветливые слова как будто обращались в пыль. — Особенно за вас, барон, что вы вырвались из Водачче.
— Вашими молитвами, герцог. Вы не торопились сюда.
— Было много дел в провинции и в Водачче, — развёл руками Мондави. — Очень много работы, но теперь я готов отдохнуть, иначе понимаю, что попросту свихнусь. Лимфа в голове закипит и свернётся, что не пойдёт на пользу мозгу.
Антрагэ лишь кивнул в ответ с понимающим видом.
— Давайте обсудим всё за обедом, — предложил герцог. — Я долго питался дорожной пищей, что взял с собой, не рискуя есть на постоялых дворах. Но здесь я держу отличного повара, надеюсь, вы уже в полной мере оценили его кулинарные таланты.
— После пищи, что подавали на постоялых дворах, — усмехнулся Антрагэ, — я готов был подмётки сапог есть. Однако здешний повар и в самом деле творит чудеса.
— Отдадим же должное его искусству скорее.
И снова слова были живыми, такие мог произнести настоящий жизнелюбец, знающий толк в хорошей пище и вине, однако ровный, безэмоциональный тон герцога словно убивал их. Они звучали фальшиво, как будто Мондави говорил то, что должен сказать, а вовсе не то, что хочет.
Они поднялись на второй этаж, где в небольшой гостиной был накрыт стол. Первое время все молча ели, потому что хозяин поместья не спешил начинать разговор, а первыми заводить беседу де Фуа и Антрагэ считали бестактным.
— У вас множество вопросов ко мне, наверное, — наконец насытившись, произнёс Мондави. Антрагэ с де Фуа уже какое-то время отдавали должное красному салентинскому. — Не стесняйтесь, задавайте.
— Если быть честным, герцог, у меня почти нет вопросов. Интересоваться своей дальнейшей судьбой не стану — вы сами всё расскажете. — Антрагэ был уверен, что всё сказанное сегодня Мондави будет ложью, и потому не видел смысла интересоваться своим будущим. — Скажите только, отчего вы переметнулись на сторону короля? Ведь и после гибели моего сюзерена вы могли поддержать его сына, графа д’Э.
— Мог бы, но судьба юного графа д’Э решена — и решил её ваш покойный сюзерен. Он не пожелал сделать последний шаг. Останься он в Эпинале, коронуй его коадъютор, принявший обязанности вместо бежавшего кардинала, вот тогда он не потерял бы поддержку многих союзников. И из старой знати, и куда менее родовитых, зато связывавших все надежды на будущее с герцогом Фиарийским. Но он предпочёл лишь править, но не царствовать, и это решило его судьбу. Как и судьбу его наследника, который, если будет достаточно благоразумен, останется графом.
— И кто же позаботится о его благоразумии? Д’Эпернон или кто другой из своры убийц?
— Отнюдь. Это вызвался сделать граф де Кревкёр, проявивший отменное благоразумие.
— От меня вы его решили не ждать, — скривил губы в сардонической ухмылке Антрагэ. — Вот только не возьму в толк, отчего вы не выдали меня д’Эпернону? Зачем было меня спасать и везти сюда?
— Для человека, у которого нет вопросов, вы задали уже довольно много. — Шутка, если это и в самом деле была шутка, произнесённая обычным тоном Мондави, могла вполне сойти за оскорбление. — Однако я отвечу, раз обещал. Я не желаю вам смерти, барон. Вы натворили бы глупостей, если бы остались в Водачче. Однако в скором времени, думаю, вы сможете вернуться на Родину. Что бы ни говорил д’Эпернон, вас нельзя назвать мятежником или врагом короля. Во время мятежа вы находились далеко от Эпиналя и Адранды, так что ничем, по сути, не отличаетесь от меня или графа де Кревкёра.