Бал Цветов

— Да, дорогая ханум, — отвечал юный дипломат. — Там высокие башни, висячие сады… По стенам ходят стражники-крапивы с острыми копьями, не оставляя свой пост ни днём, ни ночью. Вам непременно надо побывать там.

— О, я с большим интересом посмотрела бы своими глазами на всю эту восточную роскошь! Там должно быть прекрасно, — восклицала Ветреница с таким жаром, что Розанчик с трудом удержал смех, представив Лютецию в гареме какого-нибудь эмира или шаха, окружённом стражей и запертом на двадцать-тридцать замков для надёжности.

Джордано толкнул его локтем, умоляя хранить молчание.

Мак-Анатоль разделял мысли Розанчика и снисходительно кивал, ведя Лютецию под руку:

— Да, вам бы там понравилось. Синее знойное небо, даже днём усеянное полумесяцами на куполах старинных минаретов и стройных башен дворцов. А ночью небо сияет россыпью холодных звёзд, и над уснувшим городом плывет аромат турецкого кофе, пряностей и зелёного чая.

— Бесподобно! Вы так чудесно рассказываете о своей родине, Мак, что я не могу удержаться от зависти: ведь я никогда ничего этого не увижу, — вздыхала Лютеция.

Наконец Мак-Анатоль остановился перед входом в потайную комнатку, вернее, перед пёстрым ковром с вытканными на нём арабесками. Откинул ковёр в сторону и галантно пригласил Ветреницу войти:

— Прошу вас, прекрасная ханум, представьте, что мы на Востоке, и насладитесь этим чувством.

Лютеция одарила его долгим страстным взглядом и исчезла в нише. Мак оглянулся по сторонам и вслед за ней скользнул в темноту. Четверо "ассистентов Багдадского Вора" из своего укрытия слышали голоса, приглушённые теперь ковровой завесой. Потом наступила тишина.

Портьера снова качнулась. Мак-Анатоль выглянул и подал знак своим сгорающим от нетерпения сообщникам. Они подошли и заглянули внутрь.

В маленькой комнатке, где едва помещался квадратный столик на одной ножке, схожий со столами в кафе, горела свеча. Вдоль стен каморки размещались скамьи-кушетки, обтянутые мягкой кожей, с россыпью подушек. В углу, запрокинув голову, привалилась к стене бесчувственная молодая дама.

Картина скорее походила на последствия убийства, чем на очарованный замок в зарослях шиповника, особенно если учесть, что на столе стояли два бокала: один — полный, другой — с остатками питья. Но на невинную Дездемону, впрочем, как и на Спящую Красавицу, Лютеция была решительно не похожа.

Гиацинт без слов пожал руку Мак-Анатолю и, обернувшись к Сиринге, прошептал:

— Тётя, ваш выход!

Сирень кивнула.

— Сядьте все подальше и не мешайте, — скомандовала она.

Джордано, Розанчик и Мак-Анатоль уселись рядышком, с опаской поглядывая на спящую Ветреницу. Гиацинт остался стоять, прислонясь к стене рядом с ними.

40.

Сиринга Китайская взяла со стола свечу и, поводя ею перед лицом Лютеции из стороны в сторону, заговорила звучным низким голосом, до краёв заполнившим комнатку.

— Повелеваю тебе пробудиться от сна и полностью повиноваться мне. И тело твоё, и сознание подвластны мне и послушно исполняют мои приказы. Открой глаза!

Ветреница открыла глаза, но её расширенные зрачки, отражавшие огонёк свечи, не видели пламени. Сиринга сделала какие-то пассы свечой, но Лютеция смотрела в одну точку и даже безотчётно не следила взглядом за рукой волшебницы.

— Отлично! Как твоё имя? Ты покорна мне и говоришь всю правду без утайки, — приказала Сиринга.

— Лютичная Ветреница Лютеция-Анемона.

Даже во сне Ветреница цепко держалась за присвоенное имя и лишь частично рассталась с ним.

— Анемона? — удивился Розанчик. — Это же…

— Тихо ты! — сжал его руку Джордано.

— Сколько тебе лет? — Сиринга пристально смотрела на Лютецию, словно удав на кролика.

— Двадцать… пять.

— А уверяла, что двадцать два, — прошептал Мак-Анатоль.

Сиринга обернулась к племяннику.

— Она готова. Что спрашивать?

— Спроси, знает ли она мадемуазель Пассифлору.

Тётка повторила вопрос Лютеции. Та кивнула:

— Пассифлора Страстоцвет… Да, я её знаю! Эта мерзавка училась со мной в монастыре десять лет тому назад. — Лицо Ветреницы исказила злоба: — Она всегда была первой во всём, хотя не стремилась к этому. Мне никогда не удавалось угнаться за ней. Я её ненавижу! Но сегодня она королева в последний раз. Пришло моё время!

Любовница Неро замолчала, видя невидимое.

— Ты собираешься её убить? — задала вопрос прорицательница.

— Конечно, — бесстрастно отвечала Лютеция. — Она должна умереть именно сейчас, на балу, чтобы план Неро` достиг успеха.

Мальчишки во все глаза следили за допросом, их поражала холодная уверенность Ветреницы в своей правоте.

— Где ты возьмёшь яд?

— Я заберу его сегодня в три часа. Стучать два раза громко и два — потише. Улица Флеру`, 19, — отчеканила Лютеция.

Гиацинт качнулся от стены:

— Я знаю этот адрес. Флеру`, 19 — это салон Красавки Белладонны.

Тётка удовлетворённо кивнула:

— Самая знаменитая отравительница Парижа. Удар рассчитан наверняка. — И обратилась к Лютеции: — Ты сама пойдёшь за ним?

— Да. Яд давно заказан, половина денег заплачена вперёд. Белладонна меня знает.

— Жаль, — вздохнул Джордано.

— Где вторая часть платы? — невозмутимо спросила Сиринга.

— При мне, — ответила Лютеция.

Возможно, она уже видела себя уже в салоне отравительницы. Она достала из кармана в складках жёлтого платья чёрный кожаный кошелёк с золотыми.

— Десять тысяч франков, как договорились.

Сиринга забрала у неё кошелёк.

— Ого! Двадцать тысяч! — прошептал Розанчик.

— Не так уж много за первосортный яд. Так, дорогая, а теперь расскажи, как ты собираешься подсыпать яд Пассифлоре? — поинтересовалась Сиринга.

— Чаша королевы бала достаточно вместительна, — был ответ. — Главное узнать, в чьих руках она будет…

— А у кого бы ты хотела её видеть? — не выдержал Гиацинт, сам прекрасно зная ответ.

Но Лютеция не слышала его. Сиринга Китайская повторила вопрос:

— Кто понесёт чашу королеве бала?

По губам Лютеции скользнула змеиная улыбка: