Баловни судьбы
Шрифт:
Мы с головой ушли в школьные воспоминания, сидя в этом мягком и твердом снаряде — твердом снаружи и мягком внутри, — защищенные музыкой, теплом и подушками сидений, будто космонавты в кабине космического корабля. Надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду.
Наш космический полет был обращен в прошлое, туда, откуда мы вышли и где чувствовали себя дома, и в то же время он был устремлен вперед, в светлую весеннюю ночь, которая, однако, была достаточно темна, чтобы все, кроме светофоров, дорожных разметок и указателей, не позволявших нам сбиться с пути, казалось сумеречным, неясным и расплывчатым. Вверху — звездное небо, внизу — городские огни, и мы между ними. Мы остановились перед Мореходкой в Экеберге и, стоя лицом к Бьёрвику, толковали,
Только недолго нам было дано любоваться звездным небом и строить планы на будущее. Неужели мы проскочили на красный свет? Или проморгали указатель одностороннего движения? Как бы там ни было, но, едва мы миновали Гамлебюен с его музеем и переездом через железку и свернули налево по Швейгордсгатен, я в первый раз услышал тот посторонний звук. Он доносился откуда-то со стороны Гамлебюен и был сперва такой тихий, что Калле его вообще не заметил. Потому что по третьей программе передавали Роллингов, а Калле по ним с ума сходил. Одну руку он держал на руле, другая свешивалась в открытое окно, теплый ночной ветер врывался в машину, и Калле подтягивал Мику Джеггеру своим хриплым каркающим голосом.
I can’t get no
————— Satisfaction
I can’t get no
————— Satisfaction[11]
Потому-то мы не сразу и заметили, что нас застукала полиция. Сирену они включили только на Ослогатен. Мы Уже проскочили Молочный комбинат и были возле Главного почтамта, когда увидели за собой маячок и сообразили в чем дело. Теперь они начали сигналить нам еще и дальним светом. Этакое идиотское подмигивание дальним светом. Неужели они и впрямь вообразили, что мы так сразу и остановимся у тротуара для проверки документов и последующей расправы в полицейском участке?
Продать себя так дешево — нет, черта с два! У нас уже были приводы, и мы хорошо знали, что такое попасть к ним в лапы. К тому же у нас был шанс оторваться от них. Новенький, отлаженный «ситроен», лошадок в моторе навалом. Вряд ли их тяжелый солидный «вольво» так проворен, чтобы тягаться с «ситроеном».
Мы пристегнули ремни и дали газу. Патрульная машина была от нас метрах в ста пятидесяти, не больше, тут уж выбирать не приходилось, если мы хотели попытать счастья и смыться. Сперва мы думали, что нам удастся уйти от них, петляя по старому центру. Калле крутил как мог — отель «Викинг», Кьеркериста, Гренсен, Пилестредет. В улочках возле площади Святого Улава мы их здорово поморочили, потом, сделав вираж в лучшем стиле автогонок, мы с Нурдрокс-пласс рванули на Драмменсвейен прямо через Дворцовый парк. Свернув в парк, мы выключили фары, и на какое-то время нам даже показалось, что мы их провели, потому что патрульная машина, завывая сиреной, промчалась дальше по Вергеланнсвейен.
— Порядок! — сказал я, наблюдая, что делается у нас за спиной. — Порядок, Калле! Кажется, ушли!
Но радоваться было рано. Кто-то из них, должно быть, смекнул что к чему и сообщил другим по радио. На Драмменсвейен, не доезжая до Солли-пласс, мы увидели черно-белый лимузин, перегородивший всю правую полосу. Двое гадов, вылезая из него, махали нам руками, чтобы мы остановились.
Что форсировать это заграждение, что перейти на левую полосу или пересечь площадь с круговым движением — один черт, мы ведь соображали, что зажигание у них не выключено и что они твердо нацелились расправиться с нами.
— Видел его рожу?.. Нет, ты видел его рожу, когда до него дошло, что такими штуками нас не возьмешь?
Мы летели дальше по Драмменсвейен, нас трясло и качало, от веток, свисавших
по обе стороны улицы из садов посольств и особняков, все, кроме нашей бешеной гонки, казалось чудным и прозрачным.Мы приглушили приемник, чтобы лучше слышать патрульную машину, однако их что-то не было ни видно, ни слышно. Но мы понимали, что номер нашего «ситроена» уже сообщен всем патрулям в западной части города.
Задним умом каждый крепок, теперь легко говорить, что, если б мы бросили «ситроен» в каком-нибудь укромном дворе, смотались оттуда и несколько часов не попадались им на глаза, может, нам бы и удалось выпутаться из этого дела. Задним-то умом каждый крепок. Но мы так не сделали. Сразу после Скиллебекка я крикнул Калле:
— Давай здесь вылезем и попробуем отвалить!
Но он крикнул, что боится, — мы давно окружены, это уж точно. Может, он и был прав. А может, просто одурел от скорости. Так или иначе, наш «ситроен» летел на четвертой скорости, и спидометр заполз за стокилометровую отметку. Колеса скользили на трамвайных рельсах, и нас заносило на поворотах. Легко вести машину, когда не боишься пешеходов, а обитатели посольств и особняков не шляются по улице в два часа ночи в понедельник, даже весной. Теперь по третьей программе передавали блюзы, тренькала гитара.
You can’t trust nobody
You might as well be alone
You can’t trust nobody
You might as well be alone[12]
— Как думаешь, ушли мы от них? — спросил я у Калле. — Думаешь, нам удастся оторваться, если мы и дальше будем так жать?
Я помню все, что он мне отвечал: надо, мол, уйти подальше, чтобы они не наступали нам на пятки, а потом бросить эту телегу и слинять. Но я помню не слова, а только их смысл, и совсем не помню его голоса. Даже если я стану на голову, скрещу в воздухе ноги и до посинения буду твердить «расслабься», мне все равно не вспомнить его голос.
Мы подлетели к перекрестку, откуда дорога сворачивала на Бюгдё. Вот где они приготовились нас сцапать! А мы-то думали, что самое худшее уже позади. Мы шли на скорости более ста километров, выжимая из мотора все, на что он был способен. На Улав-Кюррес-пласс мы уже снова хотели запеть. Маху мы дали, когда свернули влево на Е-18. Потому что тут, на перекрестке Бюгдё, нам был заготовлен тепленький прием: четыре патрульные машины крест-накрест перегородили всю проезжую часть улицы, дорога была перекрыта, и легавые как раз раскручивали какую-то штуковину — наверно, мат с шипами или что-нибудь в этом роде, уж не знаю, что именно. Увидев нас, они стали махать руками. Держали они себя победителями, видимо, не сомневались, что дело в шляпе.
У нас было три шанса: сдаться, повернуть назад или попытаться проскочить. Калле прямо взмок. Я понимал, что он прикидывает, как бы нам проскочить. Сам я помалкивал. Я-то был уверен, что нам крышка.
— А так не хочешь! — заорал Калле, и «ситроен» выскочил на тротуар у здания НЭББ[13], а потом резко рванул влево, на мост Бюгдё, легавые брызнули врассыпную. Покрышки аж взвизгнули, когда мы влетели на мост. Полицейские махали нам вслед с такими рожами, будто пытались остановить самого дьявола.
3
Мы с Калле не впервой были вместе на Бюгдё. У Калле есть дядька, он работает сторожем на лодочной пристани в Бестумкилене. Мы частенько к нему наведывались. Он учил нас разбираться в лодочных моторах, водил по просторному помещению, пахнущему краской и суриком, позволял лазать в рубки и машинные отделения. Дядьку зовут Сигурд Муен. Мчась по Бюгдёвейен, мы говорили о судах, которые покачивались у причалов.