Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Бандит Ноубл Солт
Шрифт:

Когда она увидела его в клинике, так сильно переменившегося и все же такого знакомого, то почувствовала, что он будто бы наконец услышал ее молитвы и явился ее спасти. И это было уже чересчур. Она путалась в словах, дрожала и заикалась. Даже Огастес заметил, что ей не по себе. Но у нее было так мало времени… И встреча с ним показалась ей чудом.

7

Когда в сугробахРозы расцветут, назадВернется
милый.

Артисты часто просили оставить места в зале для своих родных и друзей, но Джейн никогда ничего такого не делала. Она боялась, что привлечет ненужное внимание, что у нее за спиной станут шушукаться, но директор зала не стал задавать вопросов. Он лишь пообещал обо всем позаботиться, а незадолго до начала спектакля сообщил, что джентльмена, как она и просила, усадили на крайнее место в первом ряду.

Директор не был ни слишком услужлив, ни любезен, и она сухо поблагодарила его. Артисты не фамильярничали с работниками театра. Оливер считал, что так правильно. «Дистанция добавляет тебе таинственности. Ты красивая, загадочная женщина, чей голос заставляет слушателей рыдать. Больше о тебе ничего не нужно знать».

Оливер был кузеном покойного лорда Обри Туссейнта, графа Уэртогского, и при всяком удобном случае пользовался своей громкой фамилией. Жена этого самого лорда Туссейнта случайно услышала, как поет Джейн, в ту пору воспитанница лондонского сиротского приюта, перевезла ее в Париж и передала в умелые руки Оливера Туссейнта, который на протяжении многих десятилетий растил и холил в своей Консерватории певцов и музыкантов.

Впервые услышав, как поет Джейн, Оливер заплакал и принялся благодарить Господа, словно эту двенадцатилетнюю девочку ему послали в награду за труды.

– Ты изменишь всю мою жизнь, – прошептал тогда он. – А я изменю твою.

С того дня ее медленно, но верно превращали в Джейн Туссейнт, Парижского соловья, а она молча и даже с благодарностью на все соглашалась. Те черты, которые могли не понравиться публике, вырезали скальпелем, а порой выбивали стенобитным чугунным шаром. Она избавилась от просторечного лондонского акцента кокни и приобрела подобающую осанку, манеры, холодность. Ее ни о чем не спрашивали, и она тоже предпочитала ни о чем лишнем не думать. Она просто открывала рот и пела, когда ей велели петь, училась, когда велели учиться, и изнуренно валилась на постель, когда разрешали поспать.

Она не понаслышке знала, что такое голод, одиночество, страх, и оттого все, что происходило с ней теперь, казалось ей куда менее жутким и сложным, чем жизнь на улицах Лондона, среди таких же неотличимых друг от друга крысят, у которых не было ни надежды, ни дома. Она понимала, что ей не просто повезло. Ее спасли, и потому с двенадцати до шестнадцати лет она, ни на что не отвлекаясь, работала, чтобы превратиться в певицу высшей пробы, обеспечить себе кусок хлеба и крышу над головой.

Она сумела добиться много большего. Она достигла всех целей, преодолела все преграды. Она оказалась неудержимой, и Оливер был вне себя от восторга. Внесенный им крупный вклад принес прибыль.

В семнадцать лет она получила первую большую роль – ее взяли дублершей Мюзетты [15] в «Богеме» Пуччини. Когда примадонна заболела, Джейн три недели пела главную партию вместо нее. Дублершей ее больше не назначали.

Сегодня, спустя двенадцать с лишним лет и сотни спектаклей, она вновь пела в «Богеме». Джейн больше нравилась дерзкая, боевая Мюзетта и ее песенки, но на этот раз ей досталась роль Мими. Может, это и к лучшему, рассудила она. Пусть Ноубл Солт увидит ее в роли Мими,

ранимой, нежной, нуждающейся в помощи. Она отчаянно нуждалась в помощи.

15

Бойкая певица Мюзетта и трепетная, больная чахоткой белошвейка Мими – героини оперы «Богема» Джакомо Пуччини (премьера состоялась в 1896 г.).

Она не верила, что он придет. Зачем ему приходить? Она вспомнила, как уговаривала его в кондитерской, и решила, что не сумела его убедить. Все, что было между ними, и теперь, и шесть лет назад, не способствовало доверию. И все же в их первую встречу, когда ее сын был так болен и она так тревожилась, она открыла в себе много нового. И с тех пор стала другим человеком.

Ноубл Солт – Бутч Кэссиди – оставил в ее жизни неизгладимый след.

На протяжении четырех актов она пела, рыдала и умирала ради него одного. Позже она пришла к выводу, что никогда еще так хорошо не выступала. Дирижер расхваливал ее, труппа недоуменно переглядывалась. В этом была ее вина. Она никогда никого не подпускала к себе слишком близко, и все в театре считали ее заносчивой примадонной.

Когда она наконец вышла из театра и окунулась в благоухание ночи, ее ждал Ноубл Солт. На нем был тот же костюм, в котором она его видела утром, и стоял он точно там, где она попросила. Ее меховой палантин в тот вечер оказался ни к чему. В воздухе чувствовалось приближение холодов, но Джейн, разгоряченная пением и предвкушением встречи, не ощущала прохлады. Ей вдруг стало страшно. Она не успела все продумать.

– У меня нет ни машины… ни экипажа. Но я попросил оставить для нас столик вон там. – И он кивнул в сторону известного ресторана, где собирались после спектаклей завсегдатаи Оперы. – Я шел пешком.

– От дома?

– Это не то чтобы дом. Комната в лачуге. На время. Я давно не бывал в Париже.

В его голосе был привкус мест, о которых она даже представления не имела. Отзвук бескрайних равнин, высоких гор и палящего солнца – но у нее не было времени погреться в его лучах. Они стояли посреди оживленной улицы, а в Париже всюду имелись любопытные глаза. Люк ждал ее в длинной веренице машин, в полуквартале от театра. Ей придется быть сдержанной и осмотрительной.

Я не смогу поужинать с вами. Моя экономка присматривает за Огастесом, но она стара, а Огастес тревожится. Он не ляжет спать, пока я не вернусь.

– Он хозяин в доме?

– Да.

– Далеко отсюда до вашего дома? – спросил он. – Мы сможем дойти пешком?

– Совсем близко. Но меня ждет Люк… Мой шофер.

Он качнулся вперед, потом назад. Он стоял, широко расставив ноги, не вынимая рук из карманов, не сводя с нее глаз.

– Скажите, чего вам хочется, – мягко произнес он.

Она помедлила. Ноубл Солт сделал все так, как она просила, и это вселяло надежду, но все же Люку лучше не видеть их вместе. Он вспомнит, что они уже встречались сегодня днем, и доложит об этом.

– Мне нужно предупредить Люка, – быстро сказала она. – Он за мной шпионит. Мне не хочется, чтобы он снова увидел нас вместе.

Ноубл Солт вытащил из кармана маленькую книжечку, раскрыл ее на последней странице:

– Напишите ему записку. Велите ехать домой. Клочку бумаги он возразить не сможет.

Она взяла у него из рук карандашик и сделала, как он велел. Рука у нее чуть дрожала, дыхание сбилось.

Он вырвал листок из книжечки, сложил и огляделся по сторонам. В нескольких метрах от них продавал афиши мальчишка лет двенадцати. Ноубл Солт выудил из кармана банкноту, отдал Джейн записку и деньги:

Поделиться с друзьями: