Банк, который булькнул

Глава 31

– Двадцать три тысячи восемьсот двадцать долларов.
– сказал Дортмундер и чихнул.

Они сидели в квартире, где проживали Дортмундер и Мэй. Все переоделись. Мэй и миссис Марч облачились в одежду Мэй, а пятеро мужчин - в шмотки Дортмундера. К тому же, все чихали, поэтому Мэй заварила побольше чаю с виски.

– Двадцать три, почти двадцать четыре тысячи, - сияя, сказал Келп. Могло быть и хуже.

– Да, - ответил Дортмундер.
– Это могли оказаться деньги конфедератов.

Марч чихнул и спросил:

– Сколько там на нас?

– Сперва надо расплатиться с тем, кто снабдил нас деньгами, - ответил Дортмундер.

– Это будет восемь тысяч. Остается пятнадцать тысяч восемьсот двадцать долларов. Делим на семь и получаем две тысячи двести шестьдесят зеленых на нос.

Марч наморщил нос, словно учуял зловоние.

– Две тысячи долларов? И только-то?

Герман и миссис Марч чихнули в один чих.

– Этого не хватит даже на оплату счетов от врачей, - сказал Дортмундер.

– Тем не менее, дело мы сделали, - проговорил Виктор.
– Вы должны это признать. Вы не можете назвать это провалом.

– Могу, если очень захочется, - ответил Дортмундер.

– Выпей ещё чаю, - предложила Мэй.

Келп чихнул.

– Две тысячи долларов, - сказал Герман и высморкался.
– Да я за один раз столько проигрываю.

Все сидели в гостиной вокруг денег, разложенных на кофейном столике. В одной стопке - обгорелые, в другой - мокрые, в третьей - целые. В квартире было сухо и тепло, но из спальни тянуло запахом мокрой одежды и беды.

Миссис Марч вздохнула.

– Придется опять носить этот корсет.

– Ты его потеряла, - укоризненно произнес её сын.
– Ты оставила его в банке.

– Значит, купим новый.

– Опять деньги тратить?

– Ну что ж, - проговорил Келп, - по-моему, можно разделить добычу и отправляться по домам.

– Разделить добычу, - повторил Дортмундер и взглянул на разложенную на столике бумагу.
– У тебя есть пипетка?

– Все не так уж плохо, - ответил Келп.
– Мы уходим не с пустыми руками.

Виктор встал, потянулся и сказал:

– Думаю, у нас было бы более праздничное настроение, если бы мы завладели и остальными деньгами.

Дортмундер кивнул.

– И не говори.

Они поделили наличные и разошлись. Все пообещали прислать позаимствованную одежду и забрать свою. Оставшись вдвоем, Дортмундер и Мэй сели на кушетку и посмотрели на четыре тысячи пятьсот двадцать долларов, оставшиеся на кофейном столике. Оба вздохнули. Дортмундер сказал:

– Что ж, надо признать, это дело дало мне кое-какую пищу для размышлений.

– Самое противное в простуде - то, что она меняет вкус сигарет, ответила Мэй, выдергивая из уголка рта обугленный окурок и бросая его в пепельницу. Новую сигарету она закуривать не стала.
– Хочешь ещё чаю?

– У меня ещё немного осталось.
– Он отхлебнул чаю и нахмурился. Любопытно, какое процентное соотношение чая и виски в этой бурде?

– Примерно пятьдесят на пятьдесят.

Дортмундер отпил ещё глоток. Теплый пар клубился вокруг его ноздрей.

– Завари, пожалуй, ещё чайничек, - попросил он.

Мэй кивнула и заулыбалась.

– Хорошо.

Глава 32

– Он на острове, - сказал капитан Димер.
– Он где-то на этом проклятом острове.

– Да, сэр, - слабым голосом отозвался лейтенант Хепплуайт.

– И я намерен отыскать его.

– Да, сэр.

Они сидели вдвоем в патрульной машине без опознавательных знаков, черном "форде", оборудованном рацией. Капитан крутил баранку, лейтенант бездельничал рядом. Капитан сгорбился над рулем и колесил по Лонг-Айленду во всех направлениях, непрестанно стреляя глазами по сторонам.

Сидевший рядом лейтенант вообще никуда не смотрел, ничего не искал, но зато повторял про себя речь, с которой намеревался когда-нибудь обратиться к капитану. В своем последнем варианте она звучала бы так: "Капитан, прошло три недели. Вы забросили к чертям весь участок, вы одержимы этим пропавшим банком, вы проводите все семь дней в неделю за рулем, все светлое время суток вы колесите туда-сюда, разыскивая этот банк. Он исчез, капитан, банк исчез, и мы никогда его не найдем.

Но даже если вы одержимы и не в силах избавиться от наваждения, капитан, со мной дело обстоит иначе. Вы сняли меня с ночных дежурств, а мне нравились ночные дежурства, нравилось сидеть за столом начальника в участке, а вы посадили туда вместо меня этого болвана Шлумгарда, который и сам не знает, что делает, а в итоге весь моральный дух испарился к чертям. Если я когда-нибудь снова приступлю к своим обычным обязанностям, то окажется, что Шлумгард свел на нет все, что я пытался наладить.

Но главное - прошло три недели, капитан. Нью-йоркская городская полиция взаимодействовала с нами только четверо суток. Значит, в любую на протяжении последних двух с половиной недель банк могли увезти из подведомственного нам района. Стало быть, сейчас он может оказаться в любой точке земного шара. Я знаю вашу версию, капитан. Вы считаете, что в первую ночь банк где-то спрятали, за сутки или двое жулики опустошили сейф и смылись, а фургон бросили. Но даже если вы правы, какой нам в этом прок? Если они спрятали банк так надежно, что мы не смогли найти его в первые дни, когда в нашем распоряжении были поисковые партии, которые прочесывали весь остров, то сейчас, спустя три недели, мы его и подавно не найдем, коль скоро нас только двое, и мы колесим на машине.

Вот почему, капитан, я должен сообщить вам, что принял решение. Если вам хочется и дальше искать этот банк, дело ваше. Но либо вы позволите мне вернуться к исполнению моих обычных обязанностей, либо я буду вынужден обратиться к комиссару. Послушайте, капитан, я сопровождал вас во время всех ваших..."

– Вы что-то сказали?

Лейтенант вздрогнул, повернул голову и уставился на капитана.

– Что? Что?

Капитан Димер посмотрел на него, потом опять вперил взор в дорогу.

– Мне послышалось, будто вы что-то сказали.

– Нет, сэр.

– Что ж, тогда смотрите в оба.

– Да, сэр.

Лейтенант выглянул в боковое окно, хотя и не питал никаких надежд. Они поднимались в гору, впереди маячила вывеска ресторана Маккея. Лейтенант запомнил обещанный ему бесплатный чизбургер и улыбнулся. Он уже собирался повернуться к капитану и предложить остановиться перекусить, но тут увидел, что забегаловка опять исчезла.

– Будь я проклят, - сказал лейтенант.