Банк, который булькнул
Шрифт:
– Слабый, три кусочка сахара.
Вид у радиста сделался совсем уж недужный.
– Да, сэр. Лейтенант?
– Черный, одна пилюля "Сладкого и гадкого".
– Да, сэр.
Пока радист принимал заказ у водителя, капитан повернулся к лейтенанту и спросил:
– Одна пилюля сладкого и чего?
– Так называют заменитель сахара, сэр. Для тех, кто сидит на диете.
– Так вы на диете?
– Да, сэр.
– Я почти вдвое тяжелее вас, лейтенант, и то не сижу на диете.
Лейтенант открыл было рот, но ему снова показалось, что правильного ответа найти не удастся,
– Что вы хотите этим сказать, лейтенант?
– Я передал заказ, сэр, - доложил радист.
На время капитан отвлекся, поблагодарил радиста, расслабился и следующие десять минут угрюмо смотрел в окно, а потом подъехала ещё одна патрульная машина, которая привезла кофе и датские булочки. Капитан повеселел и был весел до тех пор, пока две минуты спустя не подкатила вторая патрульная машина, тоже с кофе и датскими булочками.
– Я должен был это предвидеть, - сказал капитан.
Когда одновременно подъехали третья и четвертая машины с запасами кофе и датских булочек, капитан рявкнул радисту:
– Скажите им, довольно! Скажите, пусть прекратят, скажите им, что довольно, скажите им, что я вот-вот лопну от всего этого.
– Да, сэр, - ответил радист и взялся за микрофон.
Тем не менее следующие пять минут ознаменовались прибытием ещё двух патрульных машин с кофе и датскими булочками. Капитан был убежден, что лучший способ поддержания дисциплины заключается в том, чтобы не сообщать низшим чинам о начале бардака, поэтому приходилось принимать и оплачивать каждую новую поставку, да ещё говорить "спасибо", и постепенно передвижной штаб наполнялся пластмассовыми стаканчиками с кофе и бурыми бумажными пакетами, набитыми датскими булочками. Запах промокшей униформы лейтенанта смешивался со смрадом столовского кофе, и общий дух все крепчал, даже окна начали запотевать.
Лейтенант сбросил с колен несколько деревянных лопаточек для размешивания и сказал:
– Капитан, есть мысль.
– Боже, сохрани, - ответил капитан.
– У работников этой забегаловки нет ни электричества, ни отопления, сэр. Честно сказать, они произвели на меня впечатление прирожденных неудачников. Почему бы не поделиться с ними излишками кофе и датских булочек?
Капитан призадумался.
– Полагаю, - рассудительно проговорил он, - это лучше, чем вылезти из машины и втоптать всю эту погань в щебенку. Действуйте, лейтенант.
– Благодарю вас, сэр.
Лейтенант взял в охапку картонный короб (четыре стакана кофе и четыре датских булочки), вылез из машины и понес его к забегаловке. Он постучал в дверь, и ему тотчас открыла Гертруда, по-прежнему державшая в уголке рта сигарету. Лейтенант сказал:
– Нам привезли больше снеди, чем нужно. Вот я и подумал, может, вам пригодиться...
– Еще как пригодится, - ответила Гертруда.
– Право же, это очень мило с вашей стороны.
Лейтенант подал ей коробку.
– Если нужно еще, то у нас навалом.
Гертруда заколебалась.
– Э... ну...
– Может, вас не четверо, а больше? Нам все это девать некуда, честное слово.
Кажется, Гертруде не хотелось говорить, сколько человек в забегаловке - вероятно,
чтобы не злоупотреблять щедростью лейтенанта. Но в конце концов она ответила:– Э... ну... нас тут семеро.
– Семеро? Ого! Должно быть, вы и впрямь трудитесь, засучив рукава.
– Да, конечно, - подтвердила она.
– Это действительно так.
– Наверно, хотите открыть побыстрее.
– Да, желательно открыть, - кивнув, ответила Гертруда, и сигарета в уголке её рта запрыгала.
– Тут вы попали в самую точку.
– Сейчас принесу еще, - сказал лейтенант.
– Я мигом.
– Право же, вы очень добры, - улыбнулась Гертруда.
Лейтенант вернулся к патрульной машине и открыл заднюю дверцу.
– Им не помешала бы добавка, - объявил он, беря ещё две коробки.
Капитан одарил его насмешливым взглядом умудренного жизнью человека и сказал:
– Вы таскаете кофе с датскими булочками в забегаловку, лейтенант.
– Да, сэр, я знаю.
– И это не кажется вам странным?
Лейтенант бросил возиться с кофейными стаканчиками.
– Сэр, - сказал он, - вся эта история рождает во мне такое чувство, будто я лежу в больнице на серьезной операции, и этот день представляется мне чем-то вроде грез, переживаемых под наркозом.
Похоже, капитану стало любопытно.
– Думаю, такая мысль весьма утешительна.
– Да, сэр.
– Х-мммммм...
Лейтенант понес к забегаловке партию кофе и датских булочек. Гертруда встретила его у дверей.
– Сколько мы вам должны?
– О, что вы, забудьте об этом, - ответил лейтенант.
– Когда будете в деле, я как-нибудь загляну и съем у вас бесплатный чизбургер.
– Мир стал бы куда лучше, будь все офицеры полиции похожи на вас, сказала Гертруда.
Лейтенанту и самому нередко приходила в голову такая мысль. Он скромно улыбнулся, вляпался ногой в лужу и ответил:
– Э... что ж, рад стараться.
– Убеждена в этом. Благослови вас Господь.
Лейтенант со счастливой улыбкой вернулся к патрульной машине, где увидел вновь скуксившегося капитана, злющего и с насупленными бровями.
– Что-нибудь не так, сэр?
– Я просто попробовал этот ваш наркоз.
– Правда, сэр?
– Меня не оставляет тревога за исход операции.
– Я всегда представляю, что у меня аппендицит, сэр. Ведь он, в сущности, не опасен.
Капитан покачал головой.
– Просто это не в моем духе, лейтенант. Я смотрю правде в глаза.
– Да, сэр.
– И вот что я вам скажу, лейтенант. Этот день кончится. Он не может длиться вечно. Этот день кончится. Еще настанет день, когда этому дню настанет конец.
– Да, сэр.
Вялотекущая беседа продолжалась ещё некоторое время. Даже после того, как капитан расщедрился на двенадцать стаканчиков кофе и столько же датских булочек, на каждого члена передвижного штаба пришлось по три порции. Весь кофе они не осилили, но датские булочки умяли и теперь впали в ленивую сонливость. Водитель крепко уснул, капитан задремал, а лейтенант то клевал носом, то вдруг вздрагивал и просыпался. Радист пребывал более-менее в сознании, хотя и сбросил ботинки, привалился головой к окну и вяло опустил на колени руку, державшую микрофон.