Бар на окраине
Шрифт:
Вернее, как я уже выяснила раньше, подозрительной в разговоре была всего одна фраза… Все другие слова, окружавшие ее, можно было счесть за обычные сплетни. Я по-прежнему не могла припомнить ее страшный смысл.
Но она была. Это я помнила.
Значит, все-таки шестеро.
Лестница, лестница… Эта лестница занимала все мои мысли. Я никак не могла дождаться, когда же наступит утро и все уйдут, чтобы, наконец, забраться на нее и разузнать, куда же все-таки она ведет. У меня почти не осталось сомнений в том, что именно там расположена потайная дверь, маленький ключ от которой замурован под столом
А пока, время от времени протирая глаза тыльной стороной грязной ладони, я мыла лестницу, ведущую в кухню. Пару раз Таня шустро пронесла мимо меня подносы. В первый раз, не глядя, по запаху я определила — жареная баранина, к которой примешивается аромат свежих огурцов. Странное сочетание, встречающееся за столиком, где однажды, когда я пила «Самарканд и Бухару», сидел мужик в армяке и картузе. По идее, к салату и барашку должно прилагаться пиво «Holstein». Взглянула мимоходом — так и есть. Значит, мой замысел отчасти верен. Таким путем можно вычислить момент, когда придет тот, кто мне нужен. Однако во второй раз Таня пронесла ничем не пахнущую бутылку вина и два корсиканских салата, также не источающих никакого запаха.
На всякий случай можно поторчать немного в зале. Это все-таки надежнее. Послушаю Лилькино пение и посмотрю, кто сегодня у нас в гостях. Правда, я совсем не высплюсь, ну что ж, истина того стоит.
Учитывая происшествие с Лилькой, ключик из-под стола надо забрать в те часы, когда я остаюсь в баре одна. Но как раз в это время ключ от кабинета директора мне недоступен — сразу после мытья я возвращаю его поварихе. Значит, его необходимо каким-то образом выкрасть. А для этого нужно знать, где Лидия Никитична его хранит. Когда я появляюсь на пороге, ключ уже лежит перед ней на столе. Но ведь потом, когда я мою кухню, на столе его нет!.. Куда она его прячет?..
Я спустилась на нижнюю ступеньку лестницы и оказалась у кухонной двери.
И заглянула одним глазком в дверную щелочку.
Лидия Никитична стояла ко мне спиной и вытирала полотенцем чистые тарелки.
Не берет же она его домой!
Нет, домой, будем надеяться, не берет. Значит, сегодня надо будет хорошенько пошарить на кухне.
Сделав уборку всех помещений и валясь с ног от усталости, я сняла халат и, следуя своему плану, явилась в зал.
Последний столик у окна пуст. Это удача! Там я и посижу.
Я подошла к стойке. Вовка оторвался от своего занятия — он, нахмурившись, разбирал мелкий текст на этикетке красивой бутылки — и воззрился на меня.
— Устала… — пожаловалась я.
— Тогда «Самарканду», — тотчас же прописал он и, наливая янтарную жидкость в пузатый бокал, коснулся меня рукавом.
Приятная жаркая волна разлилась по телу от этого случайного прикосновения.
«Вовка — точно человек», — решила я и в этот миг встретилась с его глазами.
Под яркой лампой они приобрели цвет прозрачного лучистого чая, они пронзили меня насквозь, словно узнавая — что там у меня внутри?..
Но, кроме тайного любопытства, в них таилось что-то еще…
Я взяла со стойки прохладный хрустальный бокал, и мои пальцы на мгновение коснулись его руки.
Рука была
теплой.«Это он», — укрепилась я в своем мнении.
Как, однако, быстро я его обнаружила!..
За столиком у окошка было хорошо видно всех посетителей бара. Человека в зеленой шляпе среди них не было. Зато опять была тощая девица в ботфортах. Она, как всегда, тянула пиво за своим столиком, пялясь на Вовку.
Я поднесла трубочку ко рту, и коктейль «Самарканд и Бухара» тонкой струйкой полился внутрь.
«А если Вовка — человек, — вдруг холодной волной обдала меня мысль, — значит, все остальные автоматически нет?.. И Таня (ну Таня-то ладно, она грубиянка), и Лилька, и Иван Ильич?.. А приветливая Полина? А добрая тетя Лида? А полуглухой дворник?
Они все такие приятные!
Просто Вовка нравится мне больше всех…
Я начала пьянеть и тихонько зевнула.
…А вообще, я, наверно, сумасшедшая! Ну какие они нелюди? С чего мне вздумалось проводить расследование, красть один ключ с целью украсть другой, пробираться на пыльную нехоженую лестницу?..
Подозревать всех в том, что они…
Кто?
На каком основании я строю свои нелепейшие, несуразнейшие подозрения? На пьяном бреде странно одетого незнакомца?
С трудом приоткрывая тяжелеющие веки, я от нечего делать стала оглядывать девицу. Она сидела ко мне спиной, и я видела только ее худые позвонки, обтянутые белым свитерком.
На сцене никого не было — Лилька отправилась на перекур. Вдруг девица громко отставила бокал, приподнялась и стала выходить из-за стола, задев и чуть не перевернув при этом тарелку с остатками салата.
— …твою мать, я спеть хочу! — громко возвестила она и нетрезвой походкой двинулась к сцене.
Вовка растерянно вышел из-за стойки, не зная, что предпринять.
— Ну можно, я спою?.. — ласково попросила она, опираясь на его плечо.
И, не дожидаясь разрешения, взобралась на подмостки.
Я увидела ее тонкую фигуру в декольте, вытянувшуюся на сцене.
Посетители пьяно зааплодировали.
В этот момент мой фирменный коктейль «Самарканд и Бухара» подошел к концу.
Все, нечего тут выслеживать, надо пойти поспать.
Девушка отбросила назад длинные густые волосы, и они водопадом пролились сквозь ее изящную загорелую руку.
«Красавица, ничего не скажешь!» — подумала я, вглядываясь в черты ее лица. Кого-то она мне напоминает…
И опять невольно вспомнилась оговорка Ивана Ильича.
Кровавица.
Я вздрогнула.
«Кровавица» медленно поднесла ко рту микрофон.
И запела.
Над прокуренным баром вдруг взлетел высокий голос поразительной, кристальной чистоты.
Девушка пела, и все, замерев, слушали необыкновенную мелодию, которую выводило оперное сопрано.
Слушала и я, и голос пронзал душу, напоминая что-то до судорог…
На середине исполнения я узнала музыку. Это была ария Марфы из оперы «Царская невеста».
Закончив пение, девица неторопливо сошла со сцены, под неистовые аплодисменты и крики подошла к своему столу, положила на его край две зеленые купюры и, пошатываясь, вышла из зала.
И тут я вспомнила.
ГЛАВА 21
Настя.
Ее звали Настя.