Бар на окраине
Шрифт:
Я замерла.
Прислушалась.
Кажется, показалось.
В баре стояла гробовая тишина.
Прошептав про себя «Отче наш», я снова приступила к уборке.
И опять легкий шорох почудился откуда-то из-под стойки.
Господи, нет! Я не могу!..
И я сломя голову бросилась из зала вверх по лестнице.
У выхода я остановилась, прижав руку к груди, откуда вырывалось бешено колотящееся сердце.
Нужно вернуться.
Раз уж я приняла решение идти до конца, значит, останавливаться нельзя. Ведь я же каждый день проделываю эту процедуру — и ничего…
Убеждая себя изо всех сил, я, наконец, снова спустилась в зал.
Все тихо.
Я вновь подошла к столу и принялась скрести его, отдирая прилипшие крошки.
Через некоторое время медленно повернула голову и покосилась на стойку.
И мне показалось — или я уже напугана до полубезумия! — что за углом сцены исчезает быстрая темная тень.
От страха я качнулась, едва успев схватиться за спинку высокого стула. Тряпка выпала из руки и шлепнулась на грязный пол.
«Надо хлебнуть чего-нибудь спиртного, — внезапно решила я, — иначе я не смогу убрать. Руки от страха трясутся так, что я просто не удержу ведра с водой…»
Я осторожно подошла к стойке и зашла внутрь, очутившись на рабочем месте Вовки.
Что бы такое выпить?..
Я задрала голову, рассматривая ряды дорогих бутылок.
Пожалуй, плесну виски «Чивас Ригал».
Я перевернула один из аккуратно стоящих стаканчиков и на четверть наполнила его выбранным напитком.
И залпом выпила.
Ну теперь, может, будет не так страшно…
Я взглянула на часы. Надо скорее приступать к уборке! В это время я обычно уже заканчиваю ее.
Сейчас, еще две минутки…
Я присела на стул и огляделась по сторонам. Как тут занятно!.. Столько бутылочек, рюмочек, фужеров… Какие-то щипцы — кажется, для поджигания абсента; сахар, ром… А под стойкой-то как интересно! А что это там в углу?..
Я присела, пытаясь разглядеть заинтересовавшую меня вещь.
В углу, под стойкой, валялась дубленая куртка бармена Вовки.
Я подняла ее с пола и бережно уложила на стул.
Погладила по внутреннему меху, представляя, будто глажу самого Вовку — по крепким плечам, по прямой сильной спине…
Вдруг рука моя замерла, зарывшись в теплую овчину.
Вовкина куртка здесь… Почему?
А в чем же он ушел?..
Я быстро вытащила руку. Глаза забегали по сторонам.
Или он не ушел?..
Он здесь?..
А что он здесь делает?
И, главное, где же он?..
…А может, сейчас, когда наступил рассвет, Вовка — это уже не Вовка, а лишь тень, бесплотная оболочка, которая передвигается неслышно, невидимо, неощутимо…
Внезапно вспомнился его взгляд, проникающий под кожу…
Его красивые длинные пальцы…
Он где-то здесь…
Я отставила звякнувший стакан и прислушалась к тишине, царящей в зале; нет, даже не к тишине — к безмолвию. Ни единого звука, ни шороха, ни всплеска…
Потом, подумав мгновение, налила еще виски. Рука чуть дрогнула, и край бутылки ударился о стакан. Несколько капель упали на стойку.
Протерев их рукавом халата, я одним
махом выпила вторую порцию.Вовки здесь нет. Иначе он находился бы где-нибудь поблизости…
А куртка?..
Действительно, а куртка?..
Но тени не нужна куртка.
Матерь Божья!.. Я столько не выпью! Эти страшные думы вырастают во мне прямо на глазах и становятся одним неодолимым кошмаром!
…И лишь ночью, глубокой ночью тень приобретет силу и плоть, и вновь станет тем образом бармена, которого ты знаешь…
Пытаясь опровергнуть заполняющую голову жуть, я обошла зал, сцену, заглянула в туалеты и подсобки.
Ни Вовки, ни его тени нигде не было.
Когда после осмотра я вернулась обратно, легкая бежевая куртка по-прежнему лежала на стуле за стойкой.
— Наверно, просто запасная, — громко сказала я вслух, отбрасывая ужасные мысли и вылезая из-за стойки. — Мороз усилился, вот он и переоделся во что-нибудь потеплее. А куртку дежурную тут оставил…
Виски, наконец, расслабило напряженные нервы, притупило гнетущее чувство опасности, и работа сразу пошла быстрее. Уже через сорок минут зал блестел чистотой, а я бодрым шагом направлялась по лестнице в кухню.
Надо попытаться отыскать ключ.
ГЛАВА 23
Где же он может быть?..
Я уже облазила все ящики с ложками и вилками, все шкафчики с посудой, все кухонные столы, залезла даже в духовку, загремев сложенными в кучу сковородками… Ключа от кабинета директора нигде не обнаружилось. И в кармане халата, висящего на вешалке-крючке, его тоже нет…
Куда же Лидия Никитична его прячет?..
Я встала посреди кухни и осмотрелась.
Черт возьми, ну я же перерыла здесь буквально все!
Может, упустила что-нибудь? Какой-нибудь маленький ящичек?..
Снова я по очереди открыла все шкафчики и осмотрела в них каждый закоулок. Затем обшарила все полки, заглянула во все банки — результат отрицательный.
Очень расстроенная, я вылезла из-под плиты, потрясла головой, и с нее упал покрытый пылью ломтик жареной картошки.
Ладно, приходится с сожалением признать — сегодняшняя попытка прошла впустую.
Зато теперь я точно знаю, что во всех проверенных мною местах ключа нет. А вечером обязательно постараюсь проследить, куда Лидия Никитична его положит.
Держась за уставшую спину, я начала уборку кухни, и в голову опять полезли рассуждения.
Может ли этим единственным человеком быть Лидия Никитична?..
Толстенькая, как плюшечка, пожилая женщина. Одинокая.
«Вы все мне как родные — ты, Полинка, Лилечка да Танюшка… И Вовушка — все равно что внучек…» — пришли на память ее слова.
Из-под поварского белого колпака у нее выбиваются мелко вьющиеся темные с проседью волосы. Лицо вроде бы доброе. Речь напевная, льется, как ручей. Опять же, посочувствовала, когда мне было плохо…