Барин-Шабарин 2
Шрифт:
Глава 17
— Вы ведёте себя неподобающим образом в моём доме, — решительно сказал я, подойдя к Андрею Михайловичу Миклашевскому.
— Для столь громкого заявления нужно иметь этот самый дом, — зло бросил в мою сторону Андрей Михайлович.
— Немедленно извинитесь перед Елизаветой Дмитриевной! — сказал я.
— Я принесу свои извинения Елизавете Дмитриевне, но вас они абсолютно не касаются. Более того, в моём поведении частью виноваты и вы. Мы устроили не приём, это некий акт вашего самолюбования. Вы оскорбляете тем самым и меня, и многих гостей, — продолжал распаляться Миклашевский.
— Я лишь не дал возможности вам далее
Но всё-таки я не стал произносить формулу вызова на дуэль. Дело в том, что если я его вызову на дуэль, то оружие нужно будет выбирать Миклашевскому. Он может выбрать шпагу — и тогда мне придётся несладко. Я, конечно, пробую осваивать клинки, но у меня просто нет достойных учителей, чтобы те показали хотя бы элементарные основы владения шпагой. Сабля чуть попроще, всю жизнь здесь, в этом времени я ей тренируюсь, но нелегко и в этом направлении найти достойного мастера. Мне вот не удалось.
Так что на холодном оружии сражаться мне очень не хотелось, потому как я с великой долей вероятности мог бы проиграть будь хоть мало-мальски опытному бойцу. Потому и оставались только пистолеты.
Я не отводил взгляда от Миклашевского, но молчал.
— Что ж, как я вижу, вы нарываетесь на дуэль. Хотите, чтобы я вам сделал вызов. Так тому и быть, — сказал Миклашевский и уже более громким голосом продолжил: — Я вызываю вас на дуэль. Прошу прислать своих секундантов. Каков выбор оружия?
— Пистолеты, — сказал я и подошёл Елизавете Дмитриевне.
Я хотел спросить её о том, не желает ли она отойти в сторону со мной, чтобы не быть рядом с Миклашевским, но понял, насколько это будет неуместно и вызывающе. Да и Лиза скорчила на своем личике такую мину, что не хотелось нагнетать. А должна была оценить мой поступок. Впрочем, я и сейчас считаю, что если бы промолчал, ситуация была бы ку да менее выигрышной для меня. Могли бы счесть и трусом.
— Вы совершаете ошибку, — сказала Лиза голосом медсестры, которая сидит у кровати умирающего человека. — Я не давала вам повода думать, что вы мой защитник.
— Дражайшая Елизавета Дмитриевна, вы вовсе не давали мне никакого повода думать, но чувствовать вы мне не запретите. Если вы считаете, что столь грубые манеры по отношению к вам со стороны Андрея Михайловича — это нормально и дозволительно, то я беру на себя ответственность считать иначе. Взамен я надеюсь удостоиться вашей улыбки в свою сторону. Так что оставайтесь и веселитесь. В скорости будут поданы сладости, — сказал я и направился в сторону от Лизы, от Миклашевского, будто бы ото всех. Как же я устал от этого многодневного приема, кто бы только знал! А тут еще такие сильные эмоции.
На самом деле не столько меня взбесил факт грубого отношения к Елизавете, в конце концов, у неё есть на то дядя, который бы и поставил на место Миклашевского. Но этот самый Миклашевский на протяжении всех тех четырёх дней, которые он пребывал в моём же доме, вёл себя вызывающе, показал себя главным критиканом всего того, что увидел здесь. Причём стоило мне сказать едкое, причем только лишь в ответ, он всё воспринимал в штыки. Для меня, который последний месяц только и жил этим приёмом, я, который не только угробил огромную сумму денег на бал, но и вложил душу, растормошил фантазию, напряг память, это было оскорбительно. И вот теперь, когда всё это уже состоялось и свершилось, когда на следующий день планировался отъезд моих гостей, я не мог просто так отпустить Миклашевского.
— Я благодарен вам, сударь, действия Андрея Михайловича действительно вышли за рамки приличия,
но он уже успел извиниться передо мной и нынче же принесёт извинения Елизавете Дмитриевне, которое она примет, — это уже ко мне подошёл сам Алексеев. — На сём давайте сочтём, что вызов на дуэль был порывом, который можно решить миром?Я смолчал. Нет, я всячески приветствовал усилия Алексеева, благодарил его за участие в моей судьбе, но всё это какие-то общие слова, ничего конкретного. Драться я хотел. Во мне боролись рациональная и эмоциональная составляющие, и потому теперь я молчал, давая им время соединиться во едино, чтобы эмоции не мешали разуму, и наоборот.
За дуэли в России можно схлопотать до десяти лет тюрьмы. Да, подобный закон существует, хоть он малоисполним, потому как общество, несмотря на то, что Николай Первый держит власть крепко, всё же несколько вольно думающее. Дуэли не просто в моде, они — непосредственная часть жизни и кодекса дворянства. Их можно сколько угодно запрещать, на дворянам ничего не останется делать, как уходить на каторгу или в тюрьму, но всё равно биться друг с другом.
Тем более, что дуэль ещё нужно доказать, и тут есть несколько важнейших факторов: первое, дуэль должна закончиться именно смертью участника. Второе, она должна была иметь общественный резонанс и свидетелей, которые должны будут рассказать подробности дела — а значит, попрать своей честью должны секунданты, или доктор, который будет приглашел на дуэль.
Нет, вызов — это не преступление. Всё ещё может закончиться примирением или выстрелом в воздух.
— Что ж, ежели вы уже действительно всё решили для себя, то я не могу никоим образом вас больше отговаривать. Посему готов стать вашим секундантом. Ибо факт небрежного отношения к моей племяннице был, я за неё отвечаю. И вызов на дуэль уже прозвучал, — Алексеев глубоко вздохнул и махнул рукой.
Конечно же, всё общество сразу же всполошилось. Такой скандал, не мог остаться без внимания. Мне сообщали, что некоторые высказывали мнение, что я ещё спасую перед Миклашевским. Он меня затирает, он постоянно критикует — а я отшучиваюсь, и этого, как оказалось, обществу, маловато. Это самое общество жаждет крови.
Вторым своим секундантом я попросил быть Матвея Ивановича Картамонова. Тот был вне себя от радости. Нет, вслух он осуждал дуэль, между тем, было видно, что старик гордится мной. Мол, не убоялся вызвать наглеца.
А был ли у меня выбор? Да, конечно, можно же было просто «не заметить» грубости Андрея Михайловича, как это сделали многие. А я подошёл к Миклашевскому ведомый эмоциями, которые во мне будоражила Елизавета Дмитриевна, однако это не был просто порыв. Никто со мной разговаривать в дальнейшем не будет, если я буду каким-то Миклашевским или ещё кому-либо потакать. Это не по-мужски, это противоречит дворянской чести.
С другой стороны, если я убью Миклашевского, то общество мне этого тоже не простит. Я стану изгоем, выскочкой, который убил ни за что достойного офицера.
Напряжение на приёме стало чуть ли не искриться, вызывая шаровые молнии, поэтому нужно было несколько отвлечь людей.
— Господа, милые дамы, испробуйте, прошу вас, сладости, — сказал я и махнул Саломее, которая украдкой посматривала за всем происходящим и жгла меня взглядом.
Объявление о десертах несколько сбавило шепотки и переговоры гостей, которые обсуждали мою дуэль, но до конца это проблему не решало. Да уже, наверное, и не решит. Как бы гости ни захотели ещё на денек-другой остаться, чтобы посмотреть итог поединка с Миклашевским. Я бы не хотел никого видеть завтра после полудня. Если только Лизу, но она вряд ли останется.