Барин-Шабарин 2

Гостям предлагалось три вида десерта. В будущем это станут называть торт «Наполеон», десерт «Павлова», шоколадная колбаса с печеньем, орехами и цукатами. Последнее почти то же самое, что делала моя мама. Для меня было удивительным узнать, что торт «Наполеон» здесь ещё не известен. То есть, сами слоеные коржи были знакомы повару, крем также не вызывал особого удивления. Но почему-то это всё ещё не было соединено воедино. Десерты из слоёного теста чаще всего пропитывались вареньем. Я-то думал, что торт был изобретен при Наполеоне Бонапарте. Что никто не знал «Павлову» –немудрено, ведь пирожное появилось только в начале XX века, во время расцвета славы великой балерины.

Так что немного отвлечь людей от пересудов о дуэли получилось. Особенно после того, как оркестр ударил по струнам.

— Да, крестник, но ты и учудил! — и не понять, то ли хвалил, то ли, наоборот, ругал меня Картамонов.

Думаю, что он и сам не понимает пока, как относиться к случившемуся. С одной стороны, я впервые, наверное, показывал перед обществом, что всё-таки мужчина. Но с другой стороны — мало того что дуэли запрещены, так это же и само по себе реально опасно. Как бы ни размахивал ружьями и ни кричал гневные слова Матвей Иванович Картамонов, я чувствовал, что он ко мне питает чуть ли не отцовские чувства.

— Матвей Иванович, разве я мог поступить иначе? Вы же сами видели и слышали то, как Миклашевский постоянно меня провоцировал. Если бы в итоге это не закончилось нашей ссорой, разве разговаривал бы кто-нибудь со мной о серьёзных делах? — сказал я крёстному.

— А и то верно, Лёша, это же я не хотел тебе говорить, видел, что ты настроен решительно и можешь положение дел неким образом изменить. Но отношение к тебе, как и к твоей маменьке, весьма и весьма… Ну, ты должен понять, — лицо Картамонова стало бледным, глаза его округлились. — Анафемой мне по горбу! Вот же Машка — курва!

Картамонов говорил излишне громко, я был готов его сейчас одёрнуть, ибо общество не поймёт. Но да, маман заявилась, судя по всему. Сходство с небольшой картиной, где она была нарисована имелось, да и проследить за направлением взгляда Матвея Ивановича было не сложно.

Так что, да — прибыла моя матушка. Думал я приказать её силой не впускать пока в поместье. Почти уверен, что моего авторитета, что я заработал у крестьян за последние месяцы хватило бы для того. Но такое моё отношение к матери может стать известным. Адюльтеры родителей детям порицать нельзя, но с другой стороны, и одобрять их — мовитон. Я должен усиленно делать вид, что ничего о поступке матери и не знаю. Такие вот противоречия.

— Сын мой, Алёшенька! — воскликнула женщина, а у меня екнуло сердце, что-то осталось, видимо от реципиента.

В полной тишине, потому что даже музыканты, поняв, что что-то происходит, прекратили играть, Мария Шабарина, матушка моя, распростерла руки, желая заключить меня в объятия. Если бы на моём месте оказывался тот самый Лёшка, он бы сейчас рванул бы к маме, упёрся бы в её, к слову, выдающуюся грудь и стал бы плакать о том, какой же он сиротинушкой остался, да как тяжело ему пришлось в этой жизни. Но я — другой человек, и прекрасно понимаю, что не подойти к Марии Александровне я не могу, но и подойти к ней и сходу начать обниматься тоже будет невыгодным шагом.

Всё же моя мама привлекательная женщина, даже слишком. Происходит невольное сравнение с Эльзой. Да и по годам они схожи — я думаю, что Эльза младше только лишь лет на шесть, не больше. И обе женщины — яркие, запоминающиеся. Мама моя была чернявая, но при этом глаза отливали зеленым цветом, будто у кошки. Вообще не понимаю, почему она с каким-то любовником укатила — она бы могла после смерти отца выйти очень даже удачно замуж, имея такие внешние данные, а ещё и при деньгах, которые, наверняка уже растратила. С чего бы еще ей возвращаться?

— Я удивлён вашему приезду, маман, — сказал я, чинно поцеловав матери руку.

Не мог же я проигнорировать родную мать и хозяйку имения — как бы она ни куролесила. Мария Шабарина повернулась к гостям, нацепила на лицо обворожительную улыбку.

— Господа, дамы, я надеюсь, вы с пониманием отнесётесь к тому, что мне придётся покинуть вас, так и не высказав всей радости видеть у себя в поместье столь уважаемых людей. Но я с дороги, и последнюю сотню вёрст пришлось пройти без остановок на почтовых станциях или поселениях, потому мне нужно привести себя несколько в порядок. Прошу простить, — сказала мама и бесцеремонно взяла меня за руку. — Сын мой, вы не проводите меня до нашего нового жилища? Как же так вышло, что вы допустили пожар в отцовском доме?

«А не пошла бы ты на хрен!» — чуть не вырвалось у меня.

Чувствую, маман будет ещё тем для меня раздражителем. Ведь к этой женщине я ничего не испытывал, никаких сыновних чувств. Как екнуло сердце при встрече, так после и ничего, ровное сердцебиение. Но эмоции все равно полностью заглушить не получалось.

Потому могу быть и грубым, да хоть бы и отослать куда подальше. Ну, за что ей в данном случае спасибо, так это за то, что она дала мне возможность временно покинуть столь «замечательное» общество, находиться в котором стало для меня некомфортным от слова «совсем». И если через четверть часа я вернусь как ни в чём не бывало, мои гости, также привыкшие к лицемерию, ответят мне, я уверен, подобным, безразличием к скандалу. Вот и будем, словно мы ничего не знаем, как будто ничего не произошло, и дальше веселиться.

А ведь надо будет определиться со временем дуэли. Думаю, что это должно быть завтра, так как все уезжают, а если дуэль не состоится, как бы не нашлось различных поводов у моих гостей оттянуть свой отъезд. А пребывание здесь этой когорты местного дворянства для меня обходится ежедневно в очень даже кругленькую сумму

* * *

— Прошу простить меня, господин Алексеев, за несносное поведение в адрес вашей племянницы, — сказал Миклашевский, подойдя к Елизавете Дмитриевне, стоящей рядом со своим дядей.

— Вы использовали мою племянницу, Андрей Михайлович, для того, чтобы свести счёты с Шабариным. Зачем вы провоцируете его? С самого начала, едва вы приехали на этот приём, вы ведёте себя совершенно невозможным образом, — отчитывал Алексеев Миклашевского.— Я был уверен в том, что он не примет вызов на дуэль, как это уже ранее было. Думаю целью у вас было именно спровоцировать Шабарина, чтобы он оконфузился отговорками от дуэли?

— Не поэтому ли Шабарин стал предметом насмешек для всего екатеринославского дворянства? Он уже отказался, по сути, от дуэли один раз, — неправдоподобно оправдывался Миклашевский.

— И вы решили грубо повести себя со мною и сделать мне больно, чтобы только спровоцировать Алексея Петровича Шабарина, который так старается для всех нас и уже доказал, что держит слово? Это низко, сударь, — дрожащим голосом сказала Елизавета Дмитриевна. — Разве вы не понимаете, сколько денег он вложил в то, чтобы мы приехали, чтобы над ним поиздеваться? А эти песни? Да, они небезупречны, но… достигают самой души, и мне было сложно сдерживать свои порывы.

Андрей Михайлович смиренно слушал отповедь Елизаветы Дмитревны, не желая ссориться ни с ней, ни с ее дядей. Алексеевы и Миклашевские давно уже друг с другом дружили, а также у них были совместные проекты. Рядом, на границах имения, были и маслобойня, и небольшой заводик по производству подсолнечного масла на паях. Семьи сотрудничали и помогали друг другу в решении различных вопросов, не только хозяйственных.