Барин-Шабарин 7

— Ба-бах! — долетевшие бомбы разрывались, выкашивая передние ряды наступающих англичан.

И нет, противник не отворачивал, не проявлял малодушия. Напротив, вражеские кавалеристы выжимали из лошадей всё возможное. Наверное, каждый из тех, кто сейчас вырывался вперёд, был достоин участвовать в гонках на ипподроме. Сейчас же, по моему мнению, англичане вступили в гонку со смертью. А в таких турнирах смерть чаще всего побеждает.

— Бах-бах! — это уже последовала дальняя картечь.

Противник был на расстоянии чуть более пятисот метров от недавно захваченных позиций. Получится перезарядиться, еще раз ударить, и всем необходимо бросать орудие, влетать в седло и улепётывать подальше от англичан. В надежде на спасение.

— Бах-бах-бах! — последовала ближняя картечь, более всего нанося непоправимый ущерб английским славным кавалеристам.

Славная кавалерия. Она такая славная, даже когда разгромленная. Есть непонятная европейская традиция преувеличивать все, даже поражения, в котором погибло огромное количество людей. Всё равно чтят и принимают разгром, словно победу. Дюнкерк для них, например, не позорное бегство от гитлеровских войск, а героическая эвакуация.

Последний выстрел из трофейных орудий прозвучал. И вот я уже наблюдаю за тем, как мои бойцы бросают орудия, как большинство из них бежит к наспех сделанной привязи с конями. И есть шансы у большинства уйти. И на душе моей после этого понимания стало немного светлее. Значит, расчёт был правильный, на грани безрассудства, но безрассудством не являющийся.

— Ба-бах-бах-бах-бах! — даже меня, находящегося более, чем в двух верстах от места разворачивающегося сражения, и то впечатлил тот звук, что раздался со стороны вражеских позиций.

Извилистой цепью заложенные фугасы, исполненные инженерной службой инженера-подполковника Тотлебена, приносили хаос и ужас в ряды англичан. Сколько уже убитых у врага? По моим подсчётам, не менее полутысячи. По крайней мере, после подрывов фугасов впечатление было, что англичане уже терпят разгром. Рано… нельзя поддаваться эмоциям.

Не только я наблюдал за тем, как боролись за свою жизнь мои бойцы, как они убегали от врага, но разъярённые оставшиеся в живых англичане настигали русских воинов оружейными выстрелами. Старались английские драгуны. Кое-кого настигали и клинки лёгких английских кавалеристов.

И всё же из более, чем двух сотен оставленных на позициях бойцов, больше половины явно успевали уйти от преследования. Нехорошо говорить о людях лишь в цифрах, крайне кощунственно упоминать о приемлемом размене жизнями. Однако, если отринуть мораль, то мы явно выигрывали с десятикратным преимуществом.

— Сигнал артиллерийским расчётам на холмах: быть готовыми и зарядиться фугасными. В дальнейшем — по обстоятельствам! — на разрыв голосовых связок кричал я.

Приходилось перекрикивать галдящую толпу офицеров, начавших, словно на стадионе, болеть и переживать за убегающих солдат. А еще они в голос и громко обсуждали каждый этап операции.

Нужно бы унять всех тех, кто сейчас находится неподалёку и наблюдает за сражением. Не мешало бы провести беседу и с офицерами, которые не из моего корпуса, а лишь пришли поглазеть. Да, всё это нужно было сделать, но если бы на подобные отвлекающие моменты было время.

Времени как раз-таки не было. Теперь счёт пошёл даже не на минуты, уже на секунды. Англичане разъярились, они уже потеряли организованное строение и сейчас мало чем отличались от той казачьей лавины, которую недавно демонстрировали мои войска.

— Ближе! Ещё ближе! — приговаривал я сам себе.

Насколько всё-таки было тяжело… Для меня легче находиться в поле, сражаться, а не принимать решения о том, кому жить, а кому и умереть. И теперь я смотрел на выстроенную впереди еще одну линию обороны, где и нужно было останавливать атаку врага. Еще одна приманка, чтобы противник шел вперед.

Английская конница уже примерно на версту вошла в глубь дефиле. Шабаринки могли уже добивать до врага. Мало того, если ударить бомбами, то и те семь пушек, которые сейчас стояли в четырехстах метрах от городских укреплений, могли доставать противника. Да и два орудия моей конструкции, которые оставались на городской линии обороны, тоже уже добивали до передовых позиций противника.

Моего терпения хватило ещё на две минуты. Враг уже находился на расстоянии метров трехсот от выставленной против него на вид хлипкой оборонительной линии. Это были укрепления, которые сложили буквально за полчаса из заготовленных мешков с песком, при помощи острых лопат. Ещё одна приманка для врага. Но эта приманка такая, которая должна огрызнуться. Словно милый ёжик вдруг ощетинится острыми стальными иголками и до смерти исколет лапу английского льва.

— Огонь всем! — закричал я так, как никогда ранее в двух жизнях.

Сразу почувствовал, что охрип, но это было уже абсолютно не важно. Другие приказы, если они последуют, я могу отдать даже и шёпотом. Основное сделано.

— Бах-бах-бах-бах! — артиллеристы нетерпеливо начинали пускать в полёт бомбы, фугасные снаряды.

— Тра-та-та! — застрекотали сразу три пулемёта, расходуя меньше, чем за минуту целые ленты с патронами.

Всё стреляло, все стреляли. Снайперы, даже те, которые находились сейчас рядом со мной, стреляли буквально в сторону врага, быстро, не целясь. Противник шёл уже толпой, промахнуться было тяжело.

Не жалеть, уничтожать, разить любого англичанина, пришедшего на наши земли, желающего унизить нас, ослабить наше государство настолько, чтобы подорвать веру населения в могущество России, создать толпу недовольных, которые будут готовы воспринимать всякую политическую информацию на веру, взрывать, подрывать основы государства.

Сейчас я воевал за это. И, судя по всему, воевал хорошо.

Звуки выстрелов и разрывов снарядов, бомб, стрельба из винтовок… Всё слилось в непрекращающуюся мелодию смерти. Шло уничтожение врага. Смерть летала над долиной. Сегодня у неё много работы.

Во многих местах случались серьёзные заторы. Кони падали, люди, многих английских всадников топтали копытами.

— Бах! Бах! Ба-бах! — гремели взрывы от заложенных фугасов.

Мы использовали все свои преимущества. У нас есть талантливый инженер Тотлебен, он работает. Быстро заложили подготовленные фугасы, в том числе и с использованием в качестве взрывчатки пироксилин. Огромное количество поражающих элементов разлеталось в разные стороны. Стальные шарики, даже куски гвоздей, все это превращало живые организмы в решето. Земля, чуть промерзшая после ночного мороза, быстро оттаивала, обильно сдабриваясь теплой кровью.

'Две мили, две мили

До русских высот,

Долиною смерти

Скакали шестьсот…' — звучало у меня в голове стихотворение Альфреда Теннисона, написанное им в иной реальности про ту самую «Атаку легкой кавалерии», что состоялась в другом мире. В мире, где не было меня. И теперь я могу видеть, что я сделал своими руками, своим умом. Не шестьсот скакали, да как бы не четыре тысячи вражеских конных.

И сейчас же уже не было двух милей до наших высот. Оставалось метров семьсот, дальше врагу не удавалось пробиться. Такая плотность огня в этом мире была впервые. Если кто-то и будет описывать события и сочинять стихи, так и не потребуется большой фантазии, чтобы преувеличить. Все было сегодня преувеличено в реальности.