Барин-Шабарин 7

Лишь только при несомненном успехе, я мог бы положить на стол наследнику российского престола уже давно разработанный мною документ, где должны быть прописаны все те звания подразделения, которые входили в состав корпуса. Ведь это для немалого числа людей личное дворянство, а для иных, так и наследственное.

На данный момент мой корпус назывался «Первый корпус Екатеринославской ландмилиции». И это абсолютно не соответствовало реалиям. Во-первых, в корпусе была не только ландмилиция, но и казачьи соединения.

Да, большая часть всех казаков, которые были сейчас со мной, воевали, как наёмники, за дополнительную плату и за то, что всё обмундирование, конь, вооружение — всё достанется им после окончания войны, как и существенные выплаты за успешные действия.

Во-вторых, в моём корпусе были и вполне себе армейские части, ведь князь Михаил Семёнович Воронцов, используя свои связи, потрудился легализовать те воинские подразделения, которые собирались за его счёт. Вот именно это и мне нужно сделать, причём, не столько из-за своих связей, сколько впоследствии славных дел.

Через пятнадцать минут, в предрассветный час, когда самый сон, царящая вокруг тишина была уничтожена всё более нарастающим топотом и ржанием большой массы лошадей. Говорили и люди, больше кричали командиры, направляя свои сотни и определяя последовательность выдвижения. Все же пространства для большой массы конницы, атакующей широким фронтом, мало.

Атака моей кавалерии не выглядела чем-то особо завораживающим и грандиозным, организованным и дисциплинированным. Привыкший я уже становлюсь к таким эпичным зрелищам. Это была лавина, огромная грозовая туча, что сейчас уже летела навстречу только-только приходящим в себя туркам и англичанам.

Мы били в то место, где основную массу артиллерии представляли турецкие пушкари. Здесь же было и девять пушек англичан. Так что вполне удачно срослось, чтобы поймать английскую кавалерию. Как раз кавалерийская дивизия стояла позади этих укреплений, полагаясь, прежде всего, на стойкость и мастерство артиллеристов-османов. Ну и некоторое количество англо-турецкой пехоты тут было.

Если бы проводить операцию и без того, чтобы завлекать противника в засаду, нужно было именно здесь и ударить, наказать врага за беспечность. Думают, что мы будем только лишь обороняться? Что можно далеко отодвинуть кавалерию и не насытить оборону пехотой? Ну сейчас сделаем работу над ошибками. Не все же русскому командованию ошибаться!

— Бах, бах, бах, бах! — послышались винтовочные выстрелы.

Занявшие заблаговременно позиции по флангам от артиллерийских вражеских батарей, мои снайперы начали работу, как только противник зашевелился и решил начать оказывать серьёзный отпор нашей кавалерийской лавине.

Да, всё ещё были сумерки, а о приборах ночного видения помышлять мне пока даже не приходилось. Да, стрелки располагались на почтительном расстоянии, метрах в шестистах-семистах от вражеских позиций. Однако, достаточно плотная стрельба по артиллерийским расчётам врага никак не должна предавать уверенности, решительности и дисциплинированности неприятелю.

Я поставил себя на место вражеских командиров-артиллеристов. Что они должны сделать? Раздавать приказы готовить орудия к бою? Огонь, пули летят над головой, где-то рядом кого-то ранят, есть даже уже убитые. Откуда стреляют сперва понять невозможно. Кроме того, что все стрелки сейчас работают боеприпасами на бездымном порохе, так и делают это не стоя, даже не сидя, а лёжа и чаще всего в укрытии. И вот тут сумерки играют в том числе и в нашу пользу. Можно в этом случае растеряться и запаниковать.

Нужно отдать должное и англичанам, и туркам. Несмотря на потери, несмотря на растерянность, я смог рассмотреть силуэты артиллеристов, которые уже банили орудия, командиров, что выкрикивали команды. Заметил я и офицера, который вместо того, чтобы отдавать приказы, лично взял восковой пакет с картечью и заряжал им одну из пушек. Но… пуля, попавшая в грудь храброго вражеского офицера, наверняка, моментально прекратила его жизненный путь.

А тем временем на казавшиеся хаотичную лавину русских кавалеристов неожиданно организовано вперёд выступили две сотни обученных стрелять на скаку стрелков. Они разрядили свои нарезные, но усечённые карабины, в сторону врага, лишь только чуть-чуть придерживая коней, чтобы вперёд выпустить другую часть стрелков, обрушивающих град из свинца в сторону противника.

Первые выстрелы конных стрелков прозвучали ещё метров за шестьсот до вражеских позиций. В данном случае важным было не попасть, хотя пуля обязательно долетит, тем более конусная с нарезами. Важнее было, чтобы вражеские артиллеристы залегли, не смогли организованно работать и наводить пушки. Поэтому тот, кто первый выстрелит, мои ли стрелки, или вражеская дальняя картечь полетит в сторону кавалеристов, тот будет иметь большое преимущество.

— Бах-бах! — а вот и прогремели первые выстрелы из вражеских орудий.

Да, это были всего лишь два из девятнадцати ближайших орудий. Но и это уже наша кровь, наша жертва, принесённая на алтарь победы. А если не победы… думать так нельзя. Только вперёд, иначе сомнения не позволят вовремя принять правильное решение.

— Шабаринки на холмы! — прокричал я приказ.

Запряжённые лучшими тяговыми лошадьми с перепроверенными и смазанными жиром лафетами, казназарядные орудия моей конструкции устремились на холмы, что располагались по обе стороны дефиле. Вокруг холмистое место, а внутри долина, шириной километра в полтора, а то и два.

Если поставить простые орудия, которые могли бы стрелять исключительно картечью по врагу, то орудийному огню подверглись бы лишь только вражеские кавалеристы по флангам. Враг стал бы щемиться в центру и меньше терпел бы от обстрелов. Шабаринки же били разрывными фугасными снарядами по всей площади дефиле.

Пушки нельзя было выдвигать раньше, так как три пехотных батальона, которые служили охранением артиллерийских расчётов, могли бы не дать нам этого сделать. Сейчас же враг занят исключительно тем, что пытается отразить конную атаку на свои позиции. А ещё, когда артиллерийские орудия уже начнут подыматься на холмы, расчеты турецкой артиллерии на передней линии должны быть изрешечены.

— Бах-бах-бах-бах! — в общей какофонии звуков я смог различить теперь ещё и револьверные выстрелы.

А это означало, что русская кавалерия подошла уже на сто или ближе шагов к вражеским позициям. И сейчас неприятель уже точно обречён. У большей половины кавалеристов, которые были отправлены в атаку, на вооружении оставались револьверы, у командиров их было по два.

Да, враг огрызался. В пятидесяти шагах, за артиллерийскими орудиями, которые уже противник счёл захваченными, выстроились два пехотных батальона. Они стали в линии, чтобы дать мощный залп по наступающей русской кавалерии.