Барин-Шабарин 8

Она бросила последний взгляд на чужого ребенка. Такую же куклу, одурманенную опиумом, как и она, и бросилась прочь из этого проклятого дома, который должен был стать ловушкой для ни в чем не повинного человека.

Дождь хлестал по граниту набережной, превращая Неву в кипящую черную массу. Анна Владимировна бежала, не чувствуя, как мокрый шелк платья прилипает к телу, как кружевные манжеты впиваются в запястья.

В правой руке она сжимала пистолет — тот самый, что Лопухин вручил ей еще в их первую встречу, со словами: «Для защиты ребенка». Теперь он должен был защитить ее от всех них.

— А ну стой! Стрелять буду! — выкрикнул кто за ее спиной и голос сорвался на визгливую ноту.

Она обернулась. Левашов, его обычно безупречный образ превратился в пародию — размалеванная, как у женщины физиономия потекла, дорогой камзол промок до нитки. За ним топтались трое жандармов, их молодые лица искажала странная смесь страха и возбуждения.

— Дорогая Анна Владимировна… — Левашов сделал шаг вперед, протягивая руку, будто к пугливой лошади. — Вы прекрасно понимаете — вам некуда бежать. Вся набережная оцеплена.

— Я знаю все, Антон Иванович, — сказала Шварц и голос звучал неожиданно ровно. — Знаю, что мальчик в том доме никогда не был моим сыном. Знаю, что ваш фальшивый профессор подмешивал ему в молоко опиум и учил чужим словам, как попугая…

Левашов замер. Даже дождь, казалось, стих на мгновение.

— Кто вам это сказал?

— Лопухин. Перед тем как я перерезала ему вену вашим подарком.

В глазах Левашова мелькнул настоящий, животный страх.

Молодой жандарм слева не выдержал напряжения. Его пистоль дрогнул, выстрел оглушительно грянул в ночи. Пуля прожужжала в сантиметре от виска Анны, оставив после себя запах сгоревшего пороха.

— Идиоты! — зашипел Левашов, но Анна уже отступила к самому краю парапета.

— Вы хотели использовать меня как приманку для Шабарина, — ее голос звучал почти задушевно. — Но забыли одну вещь — даже куклы иногда обретают душу.

Она посмотрела вниз. Черная вода пенилась, словно живое существо, жаждущее жертвы.

— Anna… — голос Левашова дрогнул. — Nous pouvons encore…

Анна рассмеялась. Смех получился искренним, каким не смеялась с тех пор, как была юной девчонкой в имении дяди.

— Adieu, mon joli bourreau.

— Ваша игра кончена, Антон Иванович.

И она выстрелила шпиону и мужеложцу прямо в лицо. Жандармы метнулись к ней, но было уже поздно. Перегнувшись через парапет, Анна Владимировна Шварц рухнула в темную воду канала.

* * *

Дождь, начавшийся накануне моего поспешного бегства со старой квартиры, не утихал. Стекла высоких окон моего нового кабинета на Английской набережной стекали ручьями, искажая вид мокрых крыш и пустынной набережной.

Внутри пахло свежей краской, пылью от нераспакованных ящиков с книгами и… напряжением. Капитан Григорий Иволгин стоял у карты мира, спиной ко мне. Стройный, в безупречном морском мундире, он изучал очертания Аляски с холодной отстраненностью хищника, оценивающего территорию.

— Ваше сиятельство, — его голос был ровным, вежливым, но без тени тепла. Он обернулся. Лицо — молодое, но с жесткими складками у рта и пронзительными серыми глазами, видевшими дым Синопа. — Вы удостоили меня чести. Хотя, признаюсь, назначение командиром научной экспедиции стало… неожиданностью.

Я указал на кресло у массивного дубового стола, заваленного чертежами телеграфного узла и картами.

— Неожиданность — спутник прогресса, капитан. Садитесь. Чай? Или что-нибудь покрепче? Дождь наводит на мысли о штормах.

— Чай, благодарю, — Иволгин сел, сохраняя идеальную выправку. Его взгляд скользнул по чертежам, задержался на схеме усиленного генератора. Он понял. Слишком быстро понял.— Интересные аппараты. Для связи с… цивилизацией?

— Для управления, капитан, — отрезал я, позвонив в серебряный колокольчик. — Экспедиция на Аляску — не прогулка натуралистов. Это государственное предприятие высочайшей важности. Вы будете моими глазами, руками и… голосом там. Я же обеспечу вас знаниями, ресурсами и связью отсюда. В реальном времени.

Явился лакей с подносом. Мгновение неловкого молчания, пока он расставлял фарфор. Иволгин не сводил с меня глаз. Ищет слабину? А я кого вижу перед собой? Сына одного из своих недругов или героя Синопа? Когда дверь за лакеем закрылась, я достал из потайного ящика стола два предмета.

— Вот ваши главные инструменты, капитан Иволгин.

Первый — шифровальный блокнот в кожаном переплете. Страницы испещрены столбцами цифр и странных символов.

— Код «Петр Великий». Одноразовый. Каждая страница — для одной депеши. Использовал — сжег. Ключ к шифру — в вашей голове. Фраза: «На востоке солнце встает над Нуткой». Запомните и забудьте о ней, пока не понадобится расшифровать мой первый приказ.

Иволгин взял блокнот. Его пальцы, привыкшие к штурвалу и сабле, бережно перелистали страницы. Ни тени сомнения, только холодный расчет. Он кивнул:

— Понял. «На востоке солнце встает над Нуткой». Блокнот не покинет моего тела. Что дальше?

Второй предмет — тугая трубка из обработанной тюленьей кожи. Я развернул ее. На стол легла карта. Но не обычная. На нее были нанесены контуры Аляски с невероятной для того времени точностью, а в нескольких местах — ярко-красные круги с цифрами. Рядом — геологические условные знаки: кварцевые жилы, аллювиальные отложения, указатели глубины залегания.

— Карта «Рассвет», — сказал я тихо. — Результат трех лет работы лучших умов Академии наук, анализа сотен отчетов промысловиков, легенд тлинкитов и даже… украденных геологических сводок Британской Ост-Индской компании. Красные круги — точки с аномально высокой вероятностью залегания россыпного золота. Цифры — приоритет проверки. Ваша задача — подтвердить точку номер один. Здесь. — Я ткнул в район будущего Клондайка. — С максимальной скрытностью. Если найдете — немедленно шифровка кодом «Петр». Только тогда начнем подготовку к промышленной добыче.

Иволгин впился взглядом в карту. Его лицо оставалось непроницаемым, но в глазах мелькнуло что-то — вопрос? Азарт? Или… сомнение?

— Потрясающе, — произнес он наконец. Голос был ровным, но я уловил легкое напряжение. — Такая точность… Почти как если бы кто-то там уже побывал. Откуда уверенность, ваше сиятельство? Риск для людей и корабля велик.

Проверка. Прямая и опасная.

— От математики, капитан, — ответил я, встречая его взгляд. — От анализа тысяч факторов. От веры в науку, а не в чудеса. Риск? Вся наша жизнь — риск. Вы шли на абордаж турецкого фрегата. Я вкладываю состояние в паровые машины, пока меня называют безумцем. Аляска — наш общий абордаж будущего. Верьте цифрам. Или — верьте приказу государя императора.