Бармалей и Снегурочка

Снегурочка, пока шла домой с водой, все думала. Как счастливо, думала она, все в конце складывается. Друзья пришли ей на выручку, и, значит, обязательно выручат. И Дедушку Мороза они все вместе вызволят, и все станет, как прежде. Но, самое главное, Бармалей здесь. Такой хороший и красивый юноша. Если пришел ей на помощь, значит, беспокоится о ней, значит, она ему не безразлична. Жаль только, что ее собственное сердечко молчит по-прежнему. Бармалей ей нравится, это да, но не больше. Это, к сожалению, не любовь. А ей так хочется любви, почувствовать ее, наконец, чтобы сердце умерло и снова ожило, да забилось, и так снова и снова. Но ничего такого, как не было, так и нет. Не чувствовала!

«Ах, вот бы найти, сыскать ей свою маму! – думала она. – Вот бы мама сама ее разыскала! Она бы ее научила, где найти любовь свою. Она бы ей рассказала, что это за чудо такое, любовь!»

Снегурочка вздохнула так горестно, что, показалось ей, свет вокруг померк. И тут же принялась себя ругать: нашла время страдать! Потом жалеть себя будешь! Раньше дело сделать надобно, все остальное потом! Вот и дом уже. Эх...

Едва вошла в сени, как напустился на нее Карачун. Строгий такой, глаза сердитые, сверкают.

– Ты где была?! – Чуть ногами не стучит.

– За водой ходила, дедушка, – отвечает Снегурочка кротко.

– Почему так долго?!

– Как обычно, дедушка.

– Или встретила кого? – допытывался Карачун.

– Никого не видала, – утаила, хоть сердечко и екнуло, про свою встречу с Баюном она. – Кроме твоих подручных, никого не встречала.

– То-то мне!

– А ты что так разошелся, дедушка? Подозреваешь, что ли, меня в чем?

– Может, – говорит, – и подозреваю.

– Так ты, дедушка, чем подозрением терзаться, сам бы со мной за водой ходил. Заодно и мне бы помог с тяжестью справиться.

– Воду носить, это твое! – отрезал Злозвон. Он тут как раз головой тряхнул, сосульками своими прозвенел, будто печать поставил. И наказал ей: – Из дому – ни на шаг!

– И так никуда не хожу, дедушка, – отвечала Снегурочка.

– Вот и не ходи!

Надо сказать, что Карачун ее подозревал. Он всех подозревал. Никому никогда не доверял, и был начеку. И, после того, как обосновался в доме Деда Мороза, день и ночь только и ждал, что вот-вот вспыхнет всеобщий бунт против него. При этом нисколько не понимал, что своими жестокими несообразностями, как, например, отменой Хрустального бала, он только приближал будущий мятеж.

Хотя, с другой стороны, он и не в состоянии был тот бал провести. Вот заморозить кого-то до смерти, это другое дело, это со всем своим расположением. Как говорится, кто на что учился. Так что здесь он попался в ловушку собственной черной души.

А про Бармалея, как впервые с ним в Берендейске столкнулся в рукопашной схватке, сразу понял, что этот парень бросится Снегурочку спасать, едва только узнает, куда. В планы Злозвона удаль и геройство молодца никак не входили. И, конечно, он ждал его.

Поэтому, когда ему донесли, что в «Корчмее» появился чужак, он сразу понял, кто это. Сразу почувствовал – он! Молодой наглец из Берендейска. И наказал соглядатаям своим глаз с парня не спускать.

Но кто же за ним угонится-то, когда на нем валенки-тихоходы, два притопа, три прихлопа? Ускользнул от слежки, даже не заметив ее, в два счета, сотоварищи. Так что, где Бармалей был все то время, когда в составе троицы с Баюном и лешим покинул корчму, с кем встречался, что делал – про то Карачун ничего так и не узнал. Зато сам подобрался и свою гвардию настропалил – бдеть неусыпно. Всем своим архаровцам, серым и бурым, хвосты накрутил, так что они бегали по дозорам, как заводные.

И не зря хвосты он накручивал.

Когда ему донесли, – сорока на хвосте принесла – что, ходя по воду, встречалась Снегурочка с Котом Баюном, он сразу смекнул: вот, началось! Что-то затевается! Что-то нехорошее умышляется – против него!

Но не растерялся, не заистерил Карачун, как тот же Гредень, не набросился на Снегурочку с криками ужасными. Нет, сел Злозвон и спокойно все обдумал. Даже звенеть перестал, чтобы не отвлекаться. Его трудности веселили, а препоны делали бесшабашным. Тем более, в те предновогодние дни он в самой силе своей пребывал, самой власти.

Кого ему бояться?

И придумал он вот что.

Решил Карачун Снегурке подыграть, тем более это было совсем не трудно, девицу, хоть и старательную, но наивную вокруг пальца обвести. Если уж заговор искоренять, так следует всех заговорщиков скопом захватывать. Чтоб не возиться потом с остатками, не гоняться за каждым поодиночке.

Кто предупрежден, тот вооружен! Кто первый замышляет, тот опережает!

А победит в любом случае тот, у кого тайный план наготове имеется, у кого он лучше.

Так думал Карачун, такой стратегии он придерживался.

Снегурочка тем временем сделала все, как обещала.

Испекла она в тот вечер пирог с грибами лисичками – любимый пирог узурпатора. А перед тем, как в печку его ставить, незаметно сыпанула в него тертого корня сон-травы. От души сыпанула. Ну, подумала мстительно, будешь у меня спать, голубчик, без задних ног, мертвецки спать будешь.

Хотела Снегурка еще и матушку Дрему на подмогу призвать, чтобы наверняка Карачуна в сон опрокинуть, но та наотрез приходить отказалась. «Чтобы я этого басурмана обхаживала? Да никогда!» – сказала она. Ты, мол, вынуждена с ним быть, а меня никто не заставит. Не желаю! – и все. Не могла же Снегурочка все ей рассказать, кто и что замышляет. Это не ее личная тайна, так что следовало язычок держать в строгости. Ничего, решила она, и так справлюсь. И сыпанула в пирог еще снадобья.

Пирог знатный получился, как всегда у Снегурочки. А от сон-травы еще и по-особому духовитый.

Достала она пирог из печи, да так, с пылу с жару, на стол и выставила. Дед Карачун, даром, что по морозной части хулиган, любил, чтобы пироги ему именно так, с пылу с жару подавали.

Едва в горницу она пришла, а Карачун с медведем за столом сидит, со старшим Топтыгиным из его своры. И, значит, стал он Снегуроньку за руки хватать, окаянный.

– Садись с нами за стол! – говорит.

Тут уж Снегурочка возмутилась. Она вывернулась, от рук старика дурашливого отбилась и говорит ему отповедь:

– Прежде, – говорит, – с медведями за одним столом не сиживала, и впредь не буду!

И ушла, гордая.

В самом деле, думает, с какой это стати я его медведей обслуживать буду? Вот еще, не хватало!

– Бе-бе-бе! – прокричал ей вслед Карачун и язык показал.

Ни разу он не обиделся Снегуркиной отповеди, потому что ему только того и нужно было. Он сам ее пирога пробовать не стал, хоть и уливался слюнями, так ему того хотелось, а весь, до последней крошки его скормил медведю, старшему Топтыгину. Медведь вскоре и захрапел.