Барон Дубов 5
Шрифт:
— А тебя не пригласили? — кивнул на сцену, подойдя к Павлу.
Годунов с безмятежной улыбкой пожал плечами и ответил шёпотом, чтобы не услышали окружающие:
— Отец пригласил меня, но… я отказался.
— Почему? — удивилась Лакросса.
— Да, почему? — поддакнула Вероника, стоявшая сзади Павла.
Царевич аж подпрыгнул от неожиданности:
— Вы все здесь, что ли?
Я кивнул.
— И Агнес?
— Разносит напитки, — шепнула синеглазка, прячась за маской.
— Боже, ладно… — отмахнулся Годунов и снова обратился ко мне: — Я же инкогнито, помнишь? Предпочёл
Я хмыкнул и похлопал его по плечу:
— Ну хоть с отцом отношения наладил.
— Ага, — улыбнулся тот. — Причём благодаря тебе.
— Ч-чего? — Лицо Лакроссы вытянулось от удивления. — Дубов, ты в семейные психологи подался?
— Полегче, — замахал я руками. — Я не понимаю, о чём он. Всё это случайность.
Царевич смущённо провёл пятернёй по соломенным волосам.
— Всё твои тренировки. Кстати, когда мы их возобновим?
— Не знаю, — пожал я плечами. На сцене стоял цесаревич Алексей, произносил ужасно длинный, напыщенный и занудный тост. Даже Ярослав зевал позади него, а Владислав пытался наклеить улыбку на кислое лицо. — Завтра мы едем в Ярославль — нужно кое-что сделать в поместье. А затем вернёмся в академию, там как раз ремонт должен закончиться.
— Что ж, буду ждать тебя там! — Северов, я снова решил его так называть про себя, согнул руку в локте и похлопал по чуть выросшему бицепсу под тёмно-синим рукавом пиджака.
Хм, а я-то надеялся, что он не собирается возвращаться в академию. Я спокойно доучиться хочу!
Торжественная часть закончилась, оркестр вновь грянул музыку. Павел потерялся в толпе, мы с Лакроссой протанцевали ещё несколько танцев. Вокруг пестрели разодетые парочки, слуги разносили спиртное, из-за карточных столов раздавался смех, почтенные мужи в курительных уголках дымили сигарами и трубками, а некоторые дамы изящно касались губами кончиков своих мундштуков.
Виски немного ударил мне в голову, отчего платья и костюмы в стремительном танце слились в цветной калейдоскоп. Казалось, ничто не может испортить мне настроение.
— Кого я вижу! — произнёс язвительный голос. — Полукровка и горная ослица!
Я обернулся на этот противный звук и увидел знакомые лица. И этим лицам я вовсе не был рад. Блондин, брюнет и шатен из Преображенской академии со своими дамами. Мы сталкивались с ними несколько дней назад в магазине одежды.
Тощие стервы тоже оказались здесь, беря под локотки своих парней. Рыжая, блондинка и брюнетка. Если не изменяет память, длинный блондин — княжич Парнасов, а его подружка, похожая на сушёную воблу, — герцогиня Баранова. Два сапога пара.
Я двинулся на них, чтобы без лишних разговоров врезать провокатору в морду. Столкнувшись со мной взглядом, он тут же побледнел и попытался спрятаться за спинами товарищей.
— Только посмей прикоснуться ко мне! — заверещал он, привлекая внимание. — Я теперь знаю, кто ты такой, барон Дубов. Ты всего лишь последний представитель своего никчёмного рода. У тебя ничего нет, и ты учишься в какой-то Пятигорской академии. А туда набирают только ущербных, — цедил парень, явно жаждущий мести за унижение в нашу прошлую встречу.
Не помню, в парковочный столбик влетел он или кто-то из его друзей.
Я сделал ещё
несколько шагов к нему, пока Парнасов говорил, но больше он не отступал.— Знаешь что, Дубов? — поднял он вверх тощий палец. — Только попробуй тронуть меня, и моя семья сотрёт тебя в порошок, а племя твоей подружки изведёт под корень. Послушай моего доброго совета — вали отсюда. Таким, как ты, здесь не место.
Он мерзко осклабился, а все пять его подружек противно захихикали.
Что ж, некоторых жизнь ничему не учит… Да и какой нормальный бал без дуэли?!
Я рыкнул ему прямо лицо:
— Я вызываю тебя на дуэ…
Договорить мне не дала втиснувшаяся между нами официантка с зелёной кожей. Агнес. Она принесла поднос с очень вкусно пахнущими пирожными.
— Господа! — бойко обратилась она к Парнасову с дружками. — Непременно отведайте эти пирожные. Они приготовлены по старинному французскому рецепту, который был утерян много веков назад. Они прямиком с императорской кухни, посланы вам лично Императором!
— В самом деле? — удивился Парнасов. Ему явно польстили слова Агнес, но при взгляде на неё он едва сдерживался, чтобы не искривить рожу в припадке брезгливости. Через секунду самодовольно улыбнулся и с нескрываемым торжеством взглянул на меня. — Хотя чего это я? Мой отец лично знаком с Императором, к тому же государь наверняка следит за учёбой лучших учеников в стране. И оценивает их по достоинству. В отличие от некоторых полукровок…
Я уже хотел двинуть ему промеж глаз, но Агнес взглядом остановила меня, а Лакросса сжала мою ладонь. Парнасов с дружками быстро разобрали угощение с подноса. Причём забрали все пирожные, чтобы нам не досталось.
— Какое счастье, что хотя бы Император у нас в стране нормальный, — чавкал брюнет с крысиным лицом. — Уверен, близок тот день, когда нас пригласят на императорскую охоту.
Лакросса едва слышно прыснула смехом за моей спиной, затем опёрлась на неё, прошептав:
— Боже, благословенные идиоты…
— Знаешь, Дубов, — проглотил последний кусок Парнасов, — если продашь своё жалкое имение, то, может быть, тебе хватит на одно такое пирожное.
Его дружки снова мерзко засмеялись. А позади меня Лакросса хлопнула ладонью по лбу. Она-то знает, что с деньгами у нас полный порядок.
Агнес учтиво поклонилась, спрятав поднос в подмышку, подмигнула мне и отошла в сторонку.
— Что? — не унимался княжич. — Теперь понимаешь, где твоё место, барончик? Я отмечен милостью самого Императора, а ты…
Дальнейшее словоизвержение Парнасова я не слушал, целиком сосредоточившись на разговоре, развернувшемся за моей спиной.
— Госпожа Морок из племени Горных Ястребов, — прозвучал голос.
— Я… польщена, что вы знаете, кто я такая, — отвечала оркесса.
— Государь должен знать своих верноподданых, — снисходительно ответил Император. — Как вам праздник?
— Это… как первый глоток чистого горного воздуха после выхода из шатра.
— Как поэтично! — засмеялся царь.
А я сделал шаг в сторону, обернувшись так, чтобы видеть и Императора, и Парнасова с дружками. Довольное лицо княжича сразу вытянулось, кровь отхлынула от него, а губы задрожали в немом благоговении и ужасе.