Барон Семитьер: Мясорубка

– Конечно.

– Так вот. В моей коллекции кого только нет - философы и поэты, революционеры и шпионы, политики и торговцы. Всех не перечислить. И у каждого из них есть шанс исправить то, что они сотворили при жизни, помогая мне. Здесь нет только тех, кто заслужили отдельное наказание. Вы слышали, мон шер, о том, что в каждой мировой религии есть свой ад?

– Само собой.

– Открою вам один небольшой секрет - все это не многочисленные ады, а то, что представители Ватикона зовут “чистилищем”. Ад только один, и это очень страшное место. Вечность наедине со своими страхами и страстями. Туда отправляются те, кто заслуживает настоящее наказание. Но, вот незадача, даже у загробных судей хватает бюрократических нюансов. И часто бывает так, что настоящее чудовище, вроде Пети, может из-за проволочек попасть в христианское “пекло”. Например, потому, что успел вполне искренне раскаяться в совершенных грехах перед казнью. Недурная лазейка, не правда ли?

– То есть, справедливости нет и на том свете?

– Справедливость есть. Но она весьма избирательна, дитя мое. Так, например, доктор Фаустус был вырван из рук Мефистофеля ангелами. хотя по справедливости должен был коротать вечность в преисподней. Но это литературный пример. Тем не менее, мне очень не хотелось бы, чтобы он мог воспользоваться юридическим несовершенством небесной пенитенциарной системы и избежал справедливого наказания. Поэтому Эжен Пети и был препровожден мной прямо в истинный Ад. В обход ряда процедур. Ну а для того, чтобы его страдания были максимально ужасными, я воспользовался одним древним рецептом яда.

– Вы отравили его?

– По сути - да. Но не до конца. Еще некоторое время его тело будет жить в гробу. А галлюциногенный эффект отравы усилит охвативший его ужас до крайности.

– Но зачем?

– Вы невнимательны, мон ами.
– Барон погладил Розу по волосам.
– Его душа проведет вечность в мучениях, которые основываются на его самых лютых страхах и терзаниях совести. И время, проведенное в могиле сделает их настолько утонченными, что последующая боль превратится в невыносимую. Вы просили наказать этого человека самым жестоким образом - и я выполнил вашу просьбу.

Роза потрясенно покачала головой:

– Вы страшный человек, Барон!

– О Легба! Вы даже не представляете насколько. Но все это лирика, а нам пора возвращаться к ненавистным расчетам. Давайте поторопимся, у меня днем еще есть дела, а вечером Раффлз пригласил нас обоих в ресторацию. Так сказать, отпраздновать успешное завершение расследования.

***

Воскресенье, 12 марта, около 16 часов

– Мадам Мантень?
– Барон протянул уставшей женщине в видавшем виды домашнем халате свою визитную карточку.
– Мне хотелось бы побеседовать с вашим мужем.

В дальней комнате захныкал ребенок. Дама выругалась и заорала:

– Жан, к тебе!

В прихожую, зевая, вышел толстяк в роскошной голубой пижаме и халате с кистями:

– Барон Семитьер? Неожиданный визит. Что вам нужно?

Гведе молча развернул вчерашнюю “Le Petit Journal” со статьей о поимке Мясорубки:

– Изволите выдать причитающийся мне выигрыш? Хочу напомнить, что по условиям пари, вы также должны пробежаться в подштанниках до Триумфальной арки, прилюдно признавая себя глупцом.

Чиновник вальяжно протянул руку за газетой и с важным видом медленно прочитал заметку. Пожал плечами:

– Не вижу причин считать вас победителем в нашем споре. Более чем уверен, что жандармы попросту схватили первого попавшегося человека с темным прошлым и повесили на него всех собак. Подождем которое веря, чтобы убедиться в том, что убийства прекратились. Думаю, пяти лет вполне хватит.

Барон зябко засунул руки в карманы пальто. Он говорил тихо, почти ласково, даже улыбаясь, но глаза его были холодными, как зимняя Сена:

– Месье Мантень, вы слышали когда-нибудь о плачущей графине? Позвольте я расскажу вам ее прелюбопытнейшую историю. В конце сороковых годов, буквально сразу после войны, в Лютеции жила весьма эксцентричная дама. Луиза Бларе, кажется. Голубых кровей художница, завсегдатай самых модных салонов столицы. Помимо довольно-таки посредственной мазни, мадам Бларе была известна своей склонностью к азартным играм и риску. Ее страсть и адреналиновая зависимость привели ее в один из притонов на самом дне города, где раз в неделю собирались подобные ей игроманы. К сожалению, наша героиня тогда проигралась в пух и прах. Графиня осталась не только без единого экю, но и без принадлежащей ей недвижимости. Дальнейшая ее судьба является загадкой. Одни говорят, что она, окончательно потеряв голову, поставила на кон свою жизнь. Другие утверждают, будто мадам Бларе обвинила игроков в мошенничестве и отказалась платить. Вследствие чего ей перерезали глотку, а труп сбросили в Сену. Одним словом, версий множество.

– Вы пытаетесь мне угрожать???
– голос буржуа сорвался на фальцет.

Семитьер поднял руки в примирительном жесте:

– Как вы могли такое подумать! О каких угрозах может идти речь? Я рассказал вам эту историю к тому, что и по сей день призрак несчастной женщины бродит по улицам Лютеции, преследуя тех, кто отказывается расплачиваться по счетам. Особенно в том случае, если вексель был подписан в процессе спора или карточной игры. Поговаривают, что глупцы, которые пытаются избежать справедливой оплаты, буквально сходят с ума из-за преследующей их по ночам графини. Один из пациентов приюта для душевнобольных Россини утверждал, что в лечебницу его привели именно ее рыдания.

Жан Мантень хмыкнул:

– История крайне интересная, но пугать ею меня бесполезно. Святая вода из Лурда и животворящий крест, освященный в соборе Богоматери вышвырнут прочь из моего дома любое привидение. А теперь - прошу простить. У меня есть дела более важные, нежели выслушивать небылицы от безумного могильщика.

Дверь с треском захлопнулась. Барон пожал плечами:

– Что ж. Мое дело было предупредить.
– В его руках появился пухлый хрустальный фиал. Вытащив зубами пробку, он поднес узкое горлышко к замочной скважине. Из сосуда вырвалась тонкая струйка тумана, после чего исчезла в жилище чиновника.

Семитьер довольно хмыкнул и, постукивая тростью по стене, направился по лестнице к выходу.

***

Понедельник, 13 марта, вечер

Ресторан “Золотая антилопа” расположился на углу бульвара Сен-Мишель, в самом сердце буржуазной части столицы, где воздух пах не углем, а лавандой и духами. Здание его выделялось среди соседних домов резными карнизами и витражами. Над входом висела бронзовая вывеска, которая поблескивала в тусклом сиянии уличных ламп, а изнутри доносились приглушенные звуки струнного квартета, вплетенные в легкий гул разговоров.

Внутри заведение выглядело царством роскоши и респектабельности. Зал освещали люстры из хрусталя и бронзы, подвешенные на цепях к потолку, расписанному сценами охоты на мифологических животных. Стены, обитые темно-зеленым бархатом, украшали картины в позолоченных рамах — портреты красавиц с холодными глазами и пасторальные пейзажи галльских деревень. Столы, накрытые белоснежными скатертями, сверкали серебряными приборами и фарфором, а официанты в черных фраках двигались бесшумно, словно тени, разнося изысканные блюда.