Баронесса. Эхо забытой цивилизации

Грудь болела, и чужое возбуждение, ощутимое сквозь слои одежды, отзывалось лихорадкой внутри меня.

Проклятье, что со мной?

Огромные руки мужчины сжали мои ягодицы, притягивая к себе ближе, и его колено оказалось между моих ног, создавая трение, которое заставило меня заскулить и выгнуться. Я оторвалась от него, дыша тяжело, словно задыхаясь, и сквозь гул крови слышала его невнятное бормотание, прерываемое поцелуями в мою шею, уши и ключицы.

— Всё хорошо, птичка моя. Всё хорошо... Видела бы ты себя. Невозможная...

Ощущения были почти болезненными, особенно когда его рука сжала мою ноющую грудь сквозь разрез в рубашке. Я вцепилась в его бок, чувствуя, как раскалено его тело, боясь, что он, не дай Первородная, отстранится, оставит меня с моим таким незнакомым безумием, напряжением, жаждой…

Пока не утонула в бесконечном электрическом разряде, содрогаясь от спазмов, чувствуя покалывание в ступнях и дрожь до самых кончиков пальцев.

Я обмякла, не приходя в себя долгое время, и повернула голову влево только тогда, когда почувствовала, как его крупное горячее тело отодвинулось от моей ладони.

И сразу увидела большое кровавое пятно, расползающееся от его плеча к груди.

— Проклятье! — Слетев с кровати, я упала и пребольно ударилась коленями о пол, не помогла даже теплая шкура под ногами — после пережитой кульминации ноги не держали меня.

— Куда ты? — хрипло прошептал он, но я его уже не слушала — сразу же полезла в плотную сумку, отыскивая средства первой помощи, которые принесла из Синей Трясины, волнуясь за жизнь Его Светлости.

Пока я осторожно обрабатывала открытую рану тканью с антисептиком, Теоден Дрейгорн не сводил с меня своего черного, напряженного взгляда. Он всё ещё был возбужден, несмотря на сильную боль, но я не показала и доли смущения, хотя внутри меня бушевала целая буря эмоций.

Я не жалела. И это ничего не меняло между нами — я не собиралась соглашаться на его сделку.

Теоден Дрейгорн был прав. Я имела право на выбор. И не обязана искать компромиссы, стремиться к миру с теми, кто мне желает зла.

Напоила упрямого герцога настойкой для сна, зная, что иначе он будет слишком много двигаться, надеясь, что это облегчит хотя бы часть его боли.

— Ты словно светишься... — сонно пробормотал он. — Я думал о тебе каждый день, представлял, как ты борешься со всем миром, совсем одна. Волновался. Спрашивал себя, настоящая ли ты. Я так отравлен, Талира, и больше не буду с этим бороться.

«Отравлен»… «Бороться»?

Я думала, что обрела уверенность, и что после того, что случилось между нами только что, ничто уже не сможет выбить меня из колеи.

Но его слова вызвали неожиданно болезненную и немного наивную женскую обиду.

— А вы… не думали, что ваши чувства не имеют никакого отношения к моей магии? Что я на самом деле вам нравлюсь? Что вы влюблены? — осторожно спросила я, внутренне досадуя на себя за то, что подсознательно ожидала и жаждала признания. Ведь я сама уже точно знала, что не была к нему равнодушна.

Сонный, тихий, низкий смех стал мне ответом, разбивая крохотную, хрупкую надежду, которую я успела выстроить. Надежду на то, что между мной и герцогом когда-нибудь будет возможно нечто большее, когда я сама буду свободна от обязательств перед мужем и стану для Теодена Дрейгорна пусть не ровней, но хотя бы не полным мезальянсом.

— То, что эти чувства вызваны магией, для меня совсем неважно. Нормальная, здоровая любовь такой не бывает… — пробормотал он, засыпая и не видя, как от боли исказилось моё лицо.

Закрыв глаза, я улеглась на самом краю огромной кровати, зная, что, проснувшись, он либо вернётся к себе через тайный проход, либо снова попытается поговорить. От пережитых эмоций внутри образовалась черная, сосущая дыра, и я провалилась в сон, неожиданно быстро и глубоко.

Правая ладонь ужасно чесалась, и мне показалось, что я проснулась через минуту, но за окном уже всходило солнце. Дом ещё спал... Как и герцог, лежавший там же, словно не сдвинувшись ни на дюйм. Всем своим существом я ощущала его близость.

Сколько прошло часов? Три? Четыре?

Его рана выглядела намного лучше, но я осознала, что сейчас не смогу говорить с герцогом — слишком давило на меня знание, что все его чувства навеяны магией. Это осознание не отпускало, задевая меня куда глубже, чем я хотела признавать, хотя, казалось бы, ничего нового я не узнала.

Нужно развеяться, очистить голову. Нас не будут будить ещё три-четыре часа, и к тому моменту я уже вернусь. Сейчас же у меня есть прекрасная возможность ненадолго выйти в Калдерру.

Пройти по просыпающемуся городу.

Дойти до пустующей площади для наказаний. И дальше.

К массивным металлическим дверям в скалах, которые я давно заприметила.

Уж это-то точно отвлечёт меня.

Тихо одевалась и забирала волосы в простую косу, а после накинула неприметную серую накидку с капюшоном, размышляя, что может находиться в этом убежище? База данных? Жилые комплексы? Медицинский центр? Лаборатория? Энергетическая станция?

Азарт начал вытеснять непростые воспоминания о прошлой ночи, и я решительно улыбнулась, толкая тяжёлую входную дверь городского дома.

Но тут же еле сдержала болезненное шипение — ладонь пронзила острая боль, и я впервые посмотрела на неё. В самой её середине был вырезан кривой, уродливый шрам в форме неизвестного символа, свежий, но чуть подживший. Его края были специально неровными, чтобы повреждаться каждый раз, когда я что-то делаю, не давая шраму заживать.

***

Я продолжала разглядывать незнакомый символ на ладони, воспалённые, некрасивые края раны — и не могла понять, откуда он мог взяться. Неужели это дело рук герцога?

Но когда он мог успеть? Он был под сонной настойкой и не двигался ни на дюйм; да и я несомненно проснулась бы, если бы кто-то стал вырезать нечто подобное на моей коже.

И… в глубине души я не верила что Теоден Дрейгорн мог бы причинить мне вред.

Что за напасть?

Моё появление на улице не вызвало большого интереса — несколько стражников бросили задумчивые взгляды, но приняли меня за служанку: накидка была небогатой, а невысокий рост и худая фигура выдавали во мне женщину.